Журнал «Если» - «Если», 2005 № 01

Я продолжал задумчиво ощупывать длинную купюру, как вдруг она под моими пальцами распахнулась и оказалась листком бумаги — тем самым, на котором я вчера второпях записывал Колькины указания, что привезти и расписание электричек. Ладно, решил я, в ларьке разберутся. Авось не обманут. А обманут — так много не украдут, все равно у меня не может быть больших денег в свете последних событий. Ремонт крыла на прошлой неделе, квартплата, эвакуация с проспекта… Настроение испортилось окончательно. Пиво казалось необходимым.

Я накинул куртку и спустился вниз. Уж не знаю, как я вчера ехал в лифте, но сегодня это оказалось тяжелым испытанием. Лифт гремел, светился, но сам был прозрачным. Его полозья и колесики скрипели противным зеленым скрипом, освещая шахту, которая ползла вокруг. Я и не представлял себе раньше, какая мерзкая шахта изнутри, где мы ее никогда не видим — кривые плиты в торчащих соплях бетонных швов, лохматые кабели и железные рамы.

На улице было свежо и прохладно, только темно. Сверху давило черное бездонное небо, машин было совсем мало, и светили они плохо. Петь на все дворы я не решился, а просто тихо насвистывал себе под нос, чтобы не наткнуться на что-нибудь в темноте.

Когда я дошел до киоска, он оказался темным и безжизненным. Я понял, что он заперт, и хотел было уйти, но мне стало интересно посмотреть, смогу ли я разглядеть в нем что-нибудь. Я посвистел и действительно увидел в витрине полочки, а на них — вереницы пакетов и бутылок. Я посвистел громче, приблизившись вплотную, но тут киоск засветился и заспанный женский голос заполыхал изнутри:

— Собаке своей свистеть будешь! Написано же для вас русским языком: «Стучите, открыто!».

— Извините, — смутился я. — Разбудил?

— Да! — с вызовом ответил киоск. — Разбудил! Я вас слушаю!

— Мне, пожалуйста, пивка холодненького бутылочку… Нет, две!

— Какого? — раздраженно спросил киоск.

— А какое есть?

— Все, что есть — на витрине перед вами!!! — рявкнуло так, что я разглядел в киоске все, кроме разве что этикеток на бутылках.

Я кашлянул и сказал твердо:

— Извините, девушка, но я — слепой. Точнее — очень слабовидящий.

— Ох, простите меня… — ответил киоск, озадаченно помолчав.

Контакт наладился. Мне выбрали и выдали пива, аккуратно выбрали одну бумажку среди протянутых в окно и тщательно отсчитали сдачу.

— Не потеряйте, у вас визитка выпала! — мне протянули пленочный прямоугольничек.

— Ох, девушка, а будьте так добры, прочтите, что там написано?

— Сейчас… Тут по-английски…

— А на обороте?

— А, какой-то Леонид Юрьевич…

— А телефон?

— Есть телефон…

Она продиктовала цифры, а я постарался их запомнить, хотя память на цифры у меня хуже некуда.

— А никакой должности там нет? — спросил я.

— Должности нет. Есть рисунок в углу: глаз и надпись ЗАО «Окула».

— Ага, спасибо! Это очень хорошо, что должности нет. Значит, серьезный человек.

— Серьезный человек без должности не бывает, — рассудительно откликнулась продавщица. — А это какой-то неграмотный и безработный: «акула» через «о» пишет…

— Хм… — кашлянул я.

— Вы, конечно, извините, если что, — сказала продавщица. — Но такое у меня мнение. А от мнения никуда не деться.

— Окула — от латинского «глаз», — заметил я, аккуратно пряча визитку. — А можно последнюю просьбу? Прочтите, что у меня за сообщение в мобильнике пришло? Сумеете?

Я протянул мобильник в окошко и объяснил, как листать. Продавщица внимательно уставилась на мобильник и надолго замерла.

— Я все поняла, — наконец выговорила она, странным голосом. — Ты просто хам и подлец!

Сердце стукнуло в груди и покатилось куда-то в ботинки.

— Что там?! — заорал я. — Что там написано такое?! Прочтите мне!

— Так я же и читаю! — удивленно откликнулась продавщица. — Я все поняла тире ты просто хам и подлец точка. Тут и еще есть, читать?

— Читать!

— Сашенька где ты что с тобой вопросительный восклицательный знак здесь все очень волнуются. Куда ты делся не можем дозвониться.

У тебя неудачный день, а сейчас ты совсем невменяем. Очень тебя люблю.

— А еще есть? — хрипло пробормотал я.

— Все. Только эти два от какой-то Аллы.

— А какое раньше, какое позже? — быстро спросил я.

Продавщица долго вертела мобильник и даже перевернула его один раз вверх ногами.

— Что-то не пойму… — она вернула мне аппарат и, глянув на мое лицо, участливо добавила: — Да не расстраивайтесь вы так из-за этой дуры!

— Она не дура, — буркнул я, пряча мобильник.

— Дурища полная, безмозглая! — уверенно отчеканила продавщица.

— Уж поверьте мне, умному человеку. Это ж надо было додуматься: слепому человеку сообщения писать таким мелким шрифтом!

Отойдя от киоска, я первым делом решил позвонить Алле, но колебался — нормально ли это, звонить в четыре ночи? Наконец решился, вынул мобильник и тут сообразил, что не помню ее номера. А с чего бы мне его помнить, если никогда не приходилось набирать руками? Находил в записной книжке телефона «Алла» и звонил. А вот как находил? Смогу повторить вслепую? Вряд ли. Нажимал «а», а потом долго листал вниз до «Аллы». Долго — потому что на букву «а» шли всякие Антоны, Александры, Алексы в большом количестве. Алла, помнится, располагалась после некоего Алкоголика из нашего лыжного клуба, прозванного так за то, что был принципиально непьющим. Сразу после Аллы, помнится, стояли Альтшифтер и Галкин — друзья по институту, с которыми мы не созванивались уже лет сто, а не встречались и того больше. Откуда, кстати, Галкин на букву «а»? Ах, ну да, Аркадий Галкин. А вот я у них всегда был записан на «ш», потому что Шуршик… Я помотал головой и отхлебнул еще пива. Может, вернуться в киоск и попросить продавщицу найти в записной книжке Аллу? Нет, лучше подождать до утра…

Так я размышлял, попивая пиво и посвистывая, чтобы видеть дорогу. Спешить было некуда, и шел я медленно, иногда надолго останавливаясь. Думал я сначала про Аллу. Про то, что я ее люблю. Действительно люблю. И что с того, что мы не живем в одной квартире? Да, я живу у себя, она с родителями, мы встречаемся. Да, я боюсь жить вместе, боюсь, что быт все испортит. И она вроде бы тоже такого желания не выражала пока. Но мы же любим друг друга? Любили, по крайней мере… Какая же я сволочь, что так нахамил ей на даче. Скорее всего, она больше со мной общаться не станет и правильно сделает. Я вздохнул и начал думать про дачу, про лес и про то, что же со мной произошло. Об этом думалось с большим трудом, мысль постоянно соскальзывала, словно что-то мешало думать…

Это потом, спустя много времени, я удивлялся: выходит, встретил инопланетян, которые подарили новое зрение. Казалось бы, бежать надо со всех ног к врачам, затем к контактерам, в Академию наук, во все телепередачи… Но — нет. Принял как должное, освоился, а вот бежать рассказывать… Не то чтобы мне запретили рассказывать. Но — не хотелось. А меньше всего хотелось думать о самих инопланетянах — кто это, откуда… Забегая вперед, скажу, что я о них и не думал, и ни одному человеку о них не обмолвился. Отмалчивался, мол, не помню, что со мной произошло в лесу. Как я теперь уже понимаю, видимо, они мне сделали на этот счет какое-то внушение — ничем другим объяснить свое тогдашнее поведение я не могу.

В общем, шел я медленно, с остановочками, попивал пиво и думал об Алле, о том, как мне жить дальше… Вспомнил, как удачно познакомился с мужичком из «Окулы», и, наверное, он действительно меня может взять на хорошую работу. Потому что я просто слишком мягкий и робкий, особенно когда не надо, и Алла мне об этом все время твердит, и поставить я себя не умею перед начальством. А ведь это смешно, чтобы программист охранных систем, с моим-то восьмилетним опытом работы и моими знаниями, зарабатывал копейки, которых и хватает-то на оплату квартиры, да куцый зимний отпуск на горных лыжах… А у этого Лёни — как его фамилия? — напишу я красивую оболочку под базу зрачков, да такую, чтоб все летало, и кружилось, и пело, как для Кельнского салона… Вот только забрать бы с работы свои исходники… Я начал вспоминать, сколько всего у меня осталось на рабочем компе — и программы, и вся почта, и вообще… Музыки прекрасной сорок гигабайт, из интернета накачанной, фильмы…

И тут меня вдруг пронзила мысль, и мысль эта была страшной: какая к черту работа, я ведь больше никогда не смогу сесть за компьютер! И ходить в кино! И смотреть телевизор! И даже книги читать не смогу! Только эти, которые для слепых, с азбукой Брайля…

Я понял, что мой неудачный день не кончился, а продолжается с новой силой. Остановившись, я вылил в горло остатки пива и горестно сел на тротуар, обхватив голову руками. Все было кончено. В этом зрячем мире нет места слепому инвалиду.