Вверх тормашками - Наталья Егорова

не вспомнила ни одной знакомой черты или части тела. А уж про имя и лицо, так вообще не говорю. Пусто в моей черепной коробке, что в кошельке у бабулек за два дня до пенсии.

— Тебя сейчас понос разберет, ты же покраснела вся! — засмеялся он, сложив руки на груди. Что за поза оборонительная? Боится меня? Чтоб её, эту книгу про язык жестов! А с чего бы он вдруг опасается от меня?

— Да ты шутишь, видно?! — пробормотала я, помотав головой, не веря своей собственной догадке, что посетила меня в одну секунду, когда заметила тонкую белёсую полосу на его предплечье, как раз тогда, когда он поднял руки.

— Осенило? Как поняла? — кивнул он, широко улыбнувшись.

— Шрам, который я тебе оставила на память, — кивнула я на руку.

— Ах да, — согласился он, глядя на свою руку, — Твой подарок со мной на всю жизнь теперь.

— Ты, гад такой, хотел меня в туалете мужском закрыть! — взвизгнула я в своё оправдание.

— А ты в меня кактус кинула! — повысил он голос в ответ.

— Правильно, — кивнула я, не собираясь сдаваться, — Ты же мне пюре картофельное в портфель закинул!

— Это тебе за кнопку на стуле, — сдаваться и он не собирался, — Ты мне, паршивка мелкая, всю жизнь в школе испортила!

Так, подошли к самому главному! Хотя нет…вот что главное:

— Трофимов, ты дурак совсем? За приёмом анаболиков не заметил, как мозги в кашу превратились? — покачала я головой, приняв аналогичную ему позу, сложила руки на груди и даже ногу отставила в сторону для пущей красоты момента.

В голове тут же всплыли слова Макса.

“Господи, Саби, почему ты кактус назвала Трофимом?” — спросил он, когда я припёрла домой это здоровое колючее недаразумение.

— Ассоциации нехорошие. Тот тоже кактусом был…зеленым колючим кактусом.

Но Илье Ивановичу знать о том, что у меня дома стоит жирный кактус в розовом горшке, названный его именем, совсем не обязательно.

— Куда волосы-то зеленые делись? — спросила я, кивнув на блондинистую шевелюрку.

— Зеленые выпали, новые отрасли, — снова эта ухмылочка. Ну давай, наклони голову и зыркни на меня из-под бровей, взмахни ресничными опахалами.

Что он и сделал. Как же банально. Правда вот его взгляд несколько отличался от того, что пугал меня лицевыми судорогами. Этот взгляд прожигал. На несколько секунд мне стало не по себе, словно спичку с огнем поднесли прямо к сердцу, и оно забилось часто и очень тревожно.

— Чего ты смотришь так на меня? — боязливо спросила, а сама развернулась и медленным шагом направилась к раздевалке.

— Как? — спросил он и направился следом.

— Ты чего приходил-то ко мне? — перевела я разговор в другое русло.

Не было смысла продолжать беседу на темы, которые хоть немного, но задевают «моё», личное и интимное. Я не сторонник раскрываться перед чужими людьми сразу. Проще…быть проще и веселее, спрятаться за маской инфантильной девчонки, чтобы скрыть бушевавшие эмоции внутри.

Но был ли он чужим?

Мы знакомы с начальной школы. Как ни странно, но это я издевалась над этим смешным парнем все школьные годы. В первых классах он был жутко полным — очередная причина для насмешек. Он не отвечал на оскорбления, лишь скромно молчал, опустив голову. Дети, как правило, жестоки, и я не была исключением. Я не изводила его до слёз, лишь иногда подначивала. Но, как оказалось, парень тоже не промах, и с пятого или шестого класса, когда начался пубертат, парня переклинило. Началось всё с того, как я обомлела, когда в сентябре в класс вошел не скромный затюканный подросток, а вполне себе такой румяный парень. Как сказали девчонки, он всё лето провел у бабули в деревне, но что она там с ним сделала, я не имею ни малейшего понятия. Но парень вдруг стал отвечать на мои выпады, а это заводило меня ещё больше. К слову сказать, Илью больше никто не трогал, и многие с ним даже дружили, но, что меня так в нём интересовало, я не имела понятия, вот нравилось мне его цеплять.

Началось всё с того, что на мой «укол», что парень малость прибавил в весе, он сломал мою новую линейку. Дальше было хуже... И к выпускному в одиннадцатом классе мы имели богатый опыт издевательств друг над другом. Запертые в туалетах, вода из ваз на голову, даже презервативы с водой шли в ход, разорванные тетради и фотки с нарисованным мужским писюном у губ, которые расходились по всей школе, были только цветочками. Я пару раз кинула в него кактус, он же незаметно складывал в мою сумку обеды, причем без пакетов и тарелок, прямо, как есть, а я долбила его этой же сумкой по голове. А один раз мы всё же разодрались и так, что я, схватив заточенный карандаш, когда он зажал мою голову в своей подмышке, не выдержала запашка и, размахнувшись, провела им по его руке. Вот откуда на его коже остался памятный след.

— Да просто посмотреть хотел, изменилась или нет, — улыбнулся он краешком губ.

— И как впечатление? — слегка съязвив, проговорила я. Взглянула на него украдкой, мельком, но всё же уловила легкую заинтересованность.

— Похорошела, — кивнул парень. По-видимому, это «верх» его уровня по раздаче «шикарных» комплиментов, но он снова огорошил меня, продолжив фразу, — Правда характер всё такой же гадкий.

Снова уколол, и у него это отлично получилось.

— Ты тоже похорошел, — не удержалась я, — Липосакцию сделал?

Илья звонко рассмеялся.

— Я же говорил, — кивнул он, намекая на свой, характеризующий меня, отзыв, — Давай поужинаем вместе? — задал он вопрос в лоб.

— Ага, жди и надейся, — быстро закивала я головой, едва не брызнув ядом.

Прям тебе, наивный чукотский парень! С чего ты вдруг решил, что я плашмя рухну под твои стройные длинные ноги, в мольбах о свидании?! Как был зеленоволосым толстым гадом, так и остался. И с чего бы он вдруг взял, что я соберусь с ним ужинать? УЖИНАТЬ? Ещё бы на завтрак пригласил, хвостатый осёл!

Красавица

Как бы я не пыталась скрыть тот факт, что Вадик мне не безразличен, выходило туго.

Тужилась изо всех сил, чтобы выкинуть из головы предстоящую встречу, но так и не