Развод. Я календарь переверну - Элен Блио

аллергия. — передаю ей кусок стараясь улыбаться ослепительно.

- Мне не нужно, спасибо, слежу за фигурой, углеводы на ночь очень вредно.

Да, неужели?

Я назло ей беру с тарелки, которую припасла для себя большой кусок, беру ложкой, отправляю прямо в рот демонстрируя белоснежные зубы.

М-м-м, торт реально — шедевр!

Карамель смотрит чуть скривившись.

Завидуй, сучка, последнее что меня сейчас волнует - углеводы на ночь. Они все сегодня сгорят в адовом пламени.

Улыбаюсь, языком проведя по зубам.

Томочка отыгрывает:

- Хотя, давайте, отнесу своему любимому, он обожает сладкое.

- Ему что, на углеводы уже плевать?

- У него сейчас набор массы, ему можно.

- Ну, приятного аппетита.

- Знаете, что, любезная Аделаида, не думал, что когда-нибудь это скажу, но мне кажется, у меня появился достойный противник противоположного пола.

Я видела, как он подошёл, его голос снова царапает что-то внутри.

И этот аромат. Сандал, мох, табак, коньяк.

Гремучая смесь.

Гад.

Становится душно.

Слишком много маскулинного рядом.

- Разве мы противники, Герман Львович? Я думала - партнёры.

- Это как посмотреть. В танго и в бизнесе — возможно да. А в жизни...

- Разве в жизни нам нужно воевать?

- Что нам нужно, так это поскорее оказаться ближе, и желательно в горизонтальной плоскости.

Ого? Он серьёзно?

- Чем вас вертикальная не устраивает?

Мы так и говорим, не глядя друг на друга, он стоит за спиной.

- Устаю быстро, у меня грыжа.

Как это мило, обсуждать с адвокатом секс и диагнозы!

Чувствую, как в мою шею дует тоненькая струйка ледяного воздуха.

Гад!

- Врача, кто-нибудь, вызовите врача!

 

15.

Вы когда-нибудь видели, как применяют приём Геймлиха? Зрелище не для слабонервных.

Про технику я читала, там идёт воздействие на нижнюю часть диафрагмы, легкие сжимаются и выталкивают предмет, застрявший в трахее. Сейчас уже не принято, применять такие радикальные меры, можно просто заставить человека, который подавился, вызвать сильный кашель, который вытолкнет предмет, например дать пощечину или несколько раз ударить в спину.

Жаль, что я не знала про пощечину.

А Крестовский не знал про пощечину и про удары в спину. А про метод Геймлиха знал. И применил.

К моему мужу, который от нетерпения подавился ягодой голубики украшавшей именинный торт.

Вот вам и вишенка на торте.

Да. Он решил съесть тот кусок. Шоколадный. Наплевав на аллергию.

Торопился очень.

Жадность фраера сгубила.

Почти.

Адвокат оказался рядом.

Эх... А я уже было примеряла вдовий наряд. Шляпку с вуалью надо купить.

Обязательно. И черный костюм с баской. Не знаю почему, но хочется именно с баской. И туфли. Черные. «Лабутены». С алой подошвой.

Вот это шик.

И черные перчатки сеточкой.

И презервативы тоже чёрные.

Стоп. Это уже из другой книги. О черной вдове, которой уже есть с кем помянуть мужа.

Мне пока не с кем, да и, честно говоря, не особенно-то и хотелось.

М-да...

Я рассчитывала спасать мужа от аллергии, а получилось, что он чуть не задохнулся.

- Вы уж меня простите, Аделаида Александровна, что я не удержался, проще было бы, конечно, оставить вас вдовой...

- Герман Львович, спасибо вам за помощь. Вдовой — это слишком.

- Я так и понял. День как-то у вашего мужа сегодня не задался.

- А я ему говорила, что сорок лет не празднуют.

Подхожу к Макару, который сидит за столом вместе с отцом и матерью, дышит тяжело.

- Поехали домой, Игнатов. Нагулялись.

- А как же гости?

- Разберутся без нас.

- А банкет?

- Мы все оплатили.

- Но я...

- Или мы едем, или я еду одна.

- Аделаида, ты...

- Как хочешь.

Демонстративно разворачиваюсь и иду к выходу.

Детей надо забрать. Ах, да, с гостями бы еще попрощаться.

Торт раздают официанты, ведущий приуныл, не знает, что делать, подхожу к нему.

- Вы тост хотите сказать?

- Некролог зачитаю. — парень хлопает глазами, криво улыбается.

- Шутки у вас...

Да уж какие тут шутки.

- Дорогие гости. — говорю чётко и громко. — Спасибо вам за то, что пришли.

Уверена, этот праздник вы не забудете никогда. Хочу со всеми попрощаться и пожелать вам хорошего вечера.

Ну, пожалуй, и все?

Крестовский смотрит внимательно, потом имитирует аплодисменты, изображая как хлопает в ладоши. Что ж.

- Ада, останься еще на полчаса. — муж уже с бокалом виски, глазами хлопает, - ты ничего не ела почти, и торт такой вкусный.

- Спасибо, Макар, сыта по горло. Если ты не со мной, то хотя бы сообщи, ночуешь дома?

- Я? Конечно! А где еще?

- Ну, мало ли. У тебя вариантов полно.

- Аделаида, ну не надо... это мелко. — кривится, пьяненький он уже прилично —когда успел? Или это его после удушья разморило?

- Мелко, да, игра по-крупному будет позже. Я поехала, детей заберу.

Свекровь меня тормозит.

- Ада, спасибо тебе. Звони.

Целуемся в обе щеки, как принято у нормальных семей. Да мы и были нормальной семьей до недавнего времени.

Всё-таки тяжело держать хорошую мину при плохой игре.

Выхожу из зала, понимая, что не одна иду к двери, мой адвокат почти дьявола тут как тут.

- Герман Львович?

- Аделаида Александровна, завтра жду вас в офисе. Не опаздывайте.

- Не опоздаю, разумеется, это же в моих интересах?

- Больше в моих. Такое любопытное дело у меня будет впервые.

- Неужели?

- Да. Тут определённо есть за что бороться.

Говорит, а сам оглядывает меня, как будто бороться собирается вовсе не в суде.

А я не готова понимать его намёки.

Вообще уже ничего не готова понимать.

- Завтра поговорим, Герман Львович, мне нужно забрать детей, и я очень устала.

- Понимаю, но есть кое-что, что я должен сказать сегодня.

Смотрю на него и почему-то меня обуревает такая ненависть к всему их продажному мужскому роду!

Так и хочется сказать — Господи, почему не почкование?

Зачем нам, бабам, вот это всё? За какие грехи? За яблоко? Которое змей мужского рода подсунул, да еще и жрал вместе с нами? За это?

Почему мы вообще из ребра? Потому что они по образу и подобию? Что-то я в это не очень-то верю. Ни образа, ни подобия. Только фальшь и лицемерие.

И шовинизм мужской.

Мы стоим в холле, Крестовский берёт меня за локоть, тянет куда-то в сторону.

Господи, за что мне еще и это? Что он скажет? Что