Свадьбы не будет, Светлый! - Анна Солейн

сошли! Вы же светлые! Отец и сын! Гордость рода! А ты, Сэмюэль, будущий Верховный!

Ай-ай-ай, Сэмюэль, про себя поцокала языком я. 

Украдкой оглядываясь, я успела заметить, что лицо Сэмюэля после слов Ребекки о титуле Верховного сморщилось, как от зубной боли.

Интересно.

В этот момент в дверях появился силуэт в белом, и спустя секунду в комнату вошла девушка — тоненькая, с белой косой, огромными серыми глазами. Дочь Лайтвуда, кажется. Только вот имени ее я не помнила. 

Вперед ее тащил мальчик лет десяти-одиннадцати, сонно трущий глаза кулачком.

Ага, выходит — младший сын Лайтвуда. Теперь вся семья в сборе. 

Трое детей Лайтвуда, взрослые дочь и сын, а еще — десятилетний мальчик, совсем ребенок. 

И — матушка Ребекка. 

Все как на подбор светловолосые, светлоглазые — истинные светлые. 

Отлично. Сейчас мы с ними со всеми и разделаемся. У меня, кажется, появился план.

— Пап? — тихо спросила девушка. — Что здесь… Здравствуйте.

Огромные глаза уставились на меня с удивлением. 

— Здравствуй, — широко улыбнулась я, демонстрируя чуть удлиненные верхние клыки: гордость Даркморов, которые вели свой род от вампиров, детей ночи. 

— Триединый, — пробормотала Ребекка и схватилась за сердце. 

Так, одна почти дошла до нужной кондиции. 

Может, у меня еще получится сорвать помолвку? 

Ведь не пойдет же Лайтвуд против всей семьи? Он же — светлый. Для них семья священна.

— Пап? — сонно похлопал глазами мальчик и потянулся к руке Лайтвуда. — А что вы тут делаете?

Он уставился на меня и нахмурился, как будто никак не мог сообразить, сон все вокруг или нет.

Так. Время бить исподтишка и — в самое слабое место.

Я знала, что жена Лайтвуда умерла давно — около десяти лет назад. Значит, его младший сын ее если и помнит, то совсем немного. Но наверняка ведь скучает. Даже дети темных привязаны к родителям, а уж дети светлых… — тут и говорить нечего!

А я, выходит, после свадьбы с Лайтвудом буду для них мачехой.

Никто не любит мачех.

Я знала одну темную, которая подставила новую жену ее отца, сделав вид, что та попыталась отравить падчерицу яблоком. Для мачехи все плохо закончиось. Ну, что поделать: или ты — или тебя. Это главный закон темных. 

— При-и-ивет, — протянула я, улыбаясь мальчику. — Я твоя новая мама. 

Шах и мат, Лайтвуд. 

Хотя нет, еще немного. Чтобы наверняка.

— Теперь я буду жить с вами, малыш. Буду твоей мамой.

Так, ну давай, просыпайся! Если бы мне десятилетней какая-то неизвестная женщина сказала, что собирается заменить мне маму, — я бы сделала все, чтобы она как минимум утратила способность говорить. Еще и “малыш”. Помню, как меня злило в детстве то, что меня считали ребенком!

Мальчик нахмурился сильнее, на лбу появилась морщина. Серые глазки заморгали.

Заплачет?

Устроит истерику?

Может, повторить еще раз?

Неожиданно он замер.

— Ура! — подпрыгнул он. — У меня будет мама! 

Вслед за этими словами мальчик бросился на меня, и я уже ожидала истерики, может, что он начнет меня бить, но его руки неожиданно обвивают меня за шею.

— У меня будет мама! 

Ну вот зачем так орать? И прямо в ухо?

Я подняла растерянный взгляд на Лайтвуда. 

— Добро пожаловать в семью, Медея, — неожиданно проговорила его дочь, держась с невозмутимостью истинной леди. — Я рада с вами познакомиться. Но вы же… хм… — Она нахмурилась. — Предложить вам халат? 

Что?!

Только сейчас я поняла, что внезапно оказалась… в окружении светлых. На их территории. И один из них подобрался… угрожающе близко. 

— А ты теперь с нами будешь жить? — спросил мальчик, отстранившись и уставившись на меня открыто и радостно. — Хочешь — в моей комнате?

Что?

А можно, он меня лучше яблоком попытается отравить? Я хотя бы буду знать, как на это реагировать. А вот эти… объятья?! Что делать с ними? И почему малыш так радуется… мачехе?

— Лили, — ожил неожиданно Лайтвуд, повернувшись к дочери, — будь добра, уложи Бенджамина спать.

Ага, значит, Лили и Бенджамин.

Проклятый!

Зачем мне это знать?

— Я думаю, мы все обсудим утром. А сейчас пора расходиться.

— Но… — начала Ребекка.

— Утром, — отрезал Лайтвуд. 

Тишина. 

— Пойдем, Бенни, утром с мисс Медеей поговоришь, — заворковала Лили, подходя к кровати и беря мальчика за руку. 

— Ну Ли-и-ил… — заныл мальчик. 

— Утром мисс Медея придет и ты покажешь ей свою комнату. Как ты ее обставил. 

— Ты придешь? — серые глаза мальчика уставились на меня.

Я кивнула.

Что?!

Я кивнула? Почему это я кивнула?!

Этот мальчик что — владеет ментальной магией?

Светлые! 

Невозможно иметь с ними дело.

Под тяжелым взглядом Лайтвуда Ребекка тоже вышла в коридор, фыркнув напоследок. 

Я откашлялась, встала с кровати и мимо Сэмюэля подошла к окну.

— Что ж, я тоже пойду, — чинно проговорила я. — Благодарю за теплый прием. Как-нибудь повторим.

— Стоять, — коротко бросил Лайтвуд. — С тобой, Медея, я хотел бы поговорить.

— Уже поздно! Утром, лучше утром.

— Сейчас. 

Нет уж. 

Я оперлась на подоконник, и створки окна вдруг захлопнулись с оглушительным грохотом, едва не прищемив мне пальцы. 

Проклятье! 

— Нет, Медея, — хмыкнул за моей спиной Лайтвуд. — Видишь ли, ты уйдешь ты не раньше, чем я разрешу. Раз уж сама пожаловала в гости. 

Глава 8

Проклятье! 

Я попыталась открыть окно — створки не поддались. Оглядевшись, я метнулась к кровати Сэмюэля, схватила с тумбочки зачарованный световой кристалл с острыми гранями, довольно увесистый и крупный, и попыталась выбить стекло.

Ничего. 

— Не поранься! — с притворным беспокойством сказал Лайтвуд. 

— Я хочу уйти! — выпалила я, обернувшись.

Сэмюэль, одетый в светлую пижаму, откашлялся. "Могла бы вообще не приходить", — услышала я его бормотание. 

А этот почему до сих пор здесь и не ушел вслед за остальным семейством? 

Ах да, это же его комната… 

— Можешь попробовать через дверь. Вдруг получится? — поднял брови Лайтвуд и отступил, церемонно наклонив голову.

Да он… да как он…

Светлый! 

Взгляд Лайтвуда был абсолютно спокойным и даже дружелюбным. 

Он издевается надо мной! Абсолютно точно издевается!

Вот и что сейчас делать? Остаться стоять? Пытаться открыть окно? А толку? Подойти к двери? Это выходит — я его послушалась.

Светлый!

Ненавижу!

Еще со времен учебы в АТаС!

Теперь я вспомнила, почему этот светлый ректор злил меня до пелены перед глазами, так сильно, что хотелось достать его любыми способами. У него всегда все было под контролем. Какие бы пакости ни устраивали темные, начиная от выведения из строя кристаллов-светильников и заканчивая устроенным как-то на спор нашествием саранчи. 

Лайтвуд одним щелчком мог заставить светильники гореть, а саранчу, которая облепила все стены в главном зале, превратить в дым. 

Никакой жизни от него не было!

Я выпустилась из АТаС в начале лета, напоследок безуспешно попытавшись наслать на Лайтвуда проклятье невезения.

В тот день я узнала, что император пожаловал ему очередной орден. За успешное