Ост-фронт. Новый век русского сериала - Денис Горелов

Но все равно без пельменей было бы лучше.

Вы спросите: а при чем, при чем, при чем здесь, собственно, «Мосгаз»-Ионесян? Вслед за Первым отвечаем: а ни при чем, просто к слову пришлось.

Погремуха звонкая.

Картина маслом. Эпизод второй «Гурзуф», 2018. Реж. Дмитрий Константинов

После гиперуспеха канала «Россия» с фильмом «Ликвидация» делянку криминального роман-анекдота из советских времен принялся возделывать Первый. Конечно, достичь показателей шерифа Гоцмана при нынешней развитой сериальской индустрии было невозможно — это в штиль выстреливает одна картина в пять лет, зато оглушительно, — однако в шлифовке канона ОРТ преуспел. После подражательной клюквы типа «Трех дней в Одессе» вышли уже вполне дельные похождения майора Черкасова («Мосгаз» и дальше), «Мурка» и «Подкидыш». Ненужная грань меж историческим апокрифом и охотничьими рассказами стерлась в ноль, балансировать между жгучей правдой и веселой брехней стало легче — а именно в этом и скрыт секрет успешного мифотворчества. Исследовать увлекательные сношения криминала с правоохраной нашлось немало умельцев — и самым последовательным стал знаток нуара, черной серии и бытовой социалистической мелочевки Дмитрий Константинов («Черные волки», «Победители», «Город»). Эталонным красным нуаром был «Город» — первая часть похождений старлея Стоцкого в образцовом коммунистическом раю, созданном на 101-м километре договорняком между малиной и ментурой на закате хрущевского правления. Заканчивалось все, помнится, грандиозным бандитским путчем — куда более убедительным, чем в завиральной «Ликвидации». Почитатель Ильфа с Петровым, черной шляпы и стремных методов сыска, Стоцкий терял любовь, менял шляпу на кожан и отбывал ставить закон на еще одну оконечность фронтира — в город Гурзуф (конечно, в отличие от 101-го километра, никаким фронтиром Гурзуф тогда не был — зато вполне стал им полвека спустя, при производстве картины).

Итак: раннебрежневский Гурзуф жив миром меж блатными и администрацией, обоюдными усилиями отжимая в Ялту залетных кидал, обнося пижонов с явными денежными излишками и слушая по утрам «артековские» речевки в репродуктор (лагерь — сателлит города и точка трудоустройства многих жителей). Мир летит в тартар, стоит московской братве позариться на игорные заработки ЮБК, а парочке артистичных гопстопников — вмешаться в сложные расклады больших людей (приветом «Ликвидации» и первооткрывателям жанра звучит приглашение на одну из ролей дочери автора фильма Дарьи Урсуляк). Город держит хмурый шериф (уже капитан) Стоцкий — заведя новые шашни с пионервожатой Алиной в исполнении Марии Смольниковой, видеть которую после «Сталинграда» и «Sпарты» — всегда радость. Вслед за Стоцким на ЮБК перетянут и младший лейтенант Тарасик Зайцев, чье имя восходит к давним стишкам про мышонка Тарасика, знавшего, что «теплая норка лучше, чем дынная корка», а толстуха-жена служит источником вечных комических ситуаций. Все вместе очаровательной бесстыжестью разборок на горной серпантинке и охоты за сокровищами под портретом Брежнева напоминает фильм «Воры в законе», столь же дурной, на скорую руку написанный и бесконечно милый. Помнится, на первом же одесском фестивале «Золотой Дюк» критика присудила фильму приз «Три К: Конъюнктура, Коммерция, Кич» — думая пригвоздить тем самым к позорному столбу. Не стало с тех пор в стране ни Одессы, ни критики, ни Дюка — зато все три «К» наполнились положительными коннотациями, и приз теперь вполне можно реанимировать в качестве ордена продюсерского цеха.

Авторитет Бабочкин по кличке Чапай и телеграмма «дядя зпт за что люди на смерть идут» — отличная придумка, и незачем было разъяснять дуракам, что это слова чапаёнка из фильма. Кто «Чапаева» не смотрел — тому и не надо, а остальным — как сироп в кока-колу.

Под страшным столичным паханом Гаспаром, которого никто не видел, но под которым все ходят, похоже, зашифрован теоретик литературы М. Л. Гаспаров, действительно Большой Папа в гуманитарных кругах.

Хороши сестры Морозовы, получившие фамилию в детдоме имени известного Павлика, где у всех такая, — только одна пошла кривой дорожкой гопстопа, а другая — светлым шляхом пионерского воспитания.

Конечно, дерзкого нуарового блеска приквела «Город» здесь нет. Конечно, слишком много внимания уделено комическому пляжному фотографу с обезьянкой и толстухе мадам Зайцевой. Конечно, реплика в адрес команданте Стоцкого «Шляпу одень, в шляпе лучше шутил» — глубоко справедлива.

Но и тому найдено объяснение прямо в ткани фильма — причем лично мышонком младшим лейтенантом Тарасиком. «Я знаю, почему сразу не подумал, — пояснил он. — На жаре люди тупеют. Научный факт».

Затемнение. В сто пятнадцатый раз звучит песня «Прекрасен летом южный берег Крыма».

Как коммунизм канарейками был забит «Красная королева». Украина-Россия, 2015. Реж. Алена Семенова

Шубки у модели Регины Колесниковой были песцовые, глазки беличьи, движения рысьи, а сапожки алые купеческие, умело притворяясь пролетарскими.

Папа с мамой у нее были югославские гимнасты, погибшие на гастролях, оставив дочь на попечение первого в мире народного строя (по крайней мере, так она втирала доверчивым уклейкам, а Википедия и уши развесила).

За ее сиамский походняк бились богема, госбезопасность, партхозактив, Карден с Сен-Лораном и сын мумификатора Ленина профессора Збарского с томными глазами каирского брачного афериста.

Ее сватали в высотку на Котельниках, похищали в Париж на выходные и задаривали корзинами цветов в гримуборную.

Казалось бы: что еще нужно украинским производителям для полного счастья? Классическая история куртизанки-фаворитки типа Луизы де Лавальер с блеском, шармом, шелковым отливом и легким осадком увядания в конце. Идеальный материал для кинематографии, чьи стандарты красоты сроду не шли дальше шоколадного набора «Арабские ночи».

Все бы хорошо, кабы перед триумвиратом сценаристок и режиссера не стояло задачи как можно смачнее плюнуть в Советскую власть.

Их королева родилась комсомолкой Зоей в грязи промзоны и семье поломойки и алкаша-сапожника, порвавшего на дочке выпускное платье и убитого за то утюгом, — причем вину взяла на себя мать и отчалила на кучу лет в Сибирь. Дочку лишили медали, изгнали с малой родины, исключили из комсомола за растленный вид и остригли оперотрядники в парке Горького, как всегда делают эти русские с неописуемой красотой. Вступившегося за нее советского негра Джеймса Паттерсона в бананово-лимонном пиджаке избили ногами и велели убираться назад в Африку — как это обычно принято у комсомольцев. Чудо-крошку со всем ее домом моделей слали на картошку, овощебазу, подшефную фабрику и крыли нехорошими словами соседи, продавщицы, вахтерши и прочие герои фельетонов о нечуткости к ближнему. Редким проблеском сердечности в гнилой московской среде выступали украинцы: актриса Флеринская, учившая французскому и десертным вилкам (как раз когда мать припухала за дочкин грех на северах), модельерша Аралова, лоббировавшая ее парижское турне, и молодые рыцари в исполнении артистов Руденко и Ткаченко. Если б