Как научить ребёнка смотреть хорошее кино - Роман Максович Перельштейн

«Сталкер» – фильм о вере. Но он не ответ даёт, а вопрос ставит. Ответ же даст зритель. Ответов много. И ни за кем из нас не закреплено право решающего голоса. Можно усмотреть в этом слабость «немногословного искусства», а можно и – силу.

«Комната желаний» не освобождает нас от нашего креста, и всё-таки она помогает справиться с ношей. Ведь оказавшись на пороге Комнаты, человек задумывается о своём самом сокровенном, самом выстраданном, самом истинном желании. И в этом собирании себя перед лицом Тайны, он обретает внутреннюю опору. Вера в то, что внутренняя опора крепче всех внешних подпорок вместе взятых, и есть вера в Высшую силу. Писателю эта истина уже открылась, но он пока ещё отвлекается от неё. Например, он боится переступить порог Комнаты, допуская существование в мире магической силы. Заглянув в Комнату, герой Солоницына нелепо машет руками, боясь переступить волшебную черту. И Сталкер втаскивает его в обыденный мир, ухватив за полу плаща.

Высшая сила окутана облаком магических предрассудков, и «Зона» расставляет «ловушки» на эти предрассудки. Люди погибают в «Зоне», потому что становятся жертвой своих предвзятых суждений: сложных духовных концепций или слишком простых рецептов спасения. Удивительно, но именно Писатель, циник и зубоскал, проходит через смертоносные ловушки невредимым. А это значит, что он всё-таки выстрадал право угадывать присутствие Высшей силы и в природе, и в человеке. Да, он приберёг пистолет на случай, если в «мясорубке» встретит инопланетян, мутантов или тёмных духов. Но сам же и осознаёт, насколько нелеп его страх. И в этом ему помогает Сталкер. «В кого… Ну в кого вы там будете стрелять?» – спрашивает он. И Писатель опускает пистолет в воду.

Двигаясь навстречу Высшей силе, огню, творящему жизнь, Писатель постепенно избавляется от страха. Ведь творящий огонь – наш друг. Друг, который никогда не предаст нас, никогда не утратит веры в нас. Да и как может наша незримая внутренняя опора быть враждебной нам? Вот каким доверием к мирозданию должен проникнуться Писатель. Доверием этим заражает его Сталкер, который вроде бы лучше Писателя чувствует, как переплетены все жизни, как хрупки эти жизни, но герой Кайдановского создал культ «Зоны», и этот культ является «ловушкой». Вот почему Сталкер неизменно посылает вперёд Писателя, своего новоиспечённого ученика. И этот ученик, похоже, превзошёл своего учителя.

Упомянутый мною Игорь Евлампиев видит в Писателе последователя Христа. И на это есть масса указаний. Обращу внимание только на одно из них. Перед тем как первый раз приблизиться к Комнате (вспомним сцену из первой серии фильма), Писатель легкомысленно насвистывает какой-то мотив. Но если мы вслушаемся, то не без удивления обнаружим, что в исполнении Писателя звучит ария из «Страстей по Матфею» Баха. Причём именно тот фрагмент арии, в котором предавший Христа Симон Пётр горько раскаивается. А вот ещё одно косвенное свидетельство. Аскетичность и категоричность Сталкера совпадают с общепринятыми представлениями об Иоанне Предтече. И я уверен, что режиссёр фильма согласился бы с такой трактовкой, вот только Тарковский на ней не настаивает.

Как известно, Андрей Арсеньевич пытался построить смысловой мост между Западом и Востоком. Он словно бы спрашивал, имеют ли христианство и такие учения Дальнего Востока, как дзен-буддизм и даосизм, общие духовные основания? И, не вдаваясь в богословские тонкости этого весьма непростого вопроса, отвечал: «Да, имеют». Но отвечал не словами, а самой художественной тканью фильма. А иногда отвечал и фразами священных текстов. Так он соединил завуалированный евангельский стих с 76-м чжаном из «Дао де цзина».

«Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное» (Мф 18:3), – говорит Христос. А вот как поэтический пересказ этих слов переходит в монологе Сталкера в почти дословное воспроизведение стиха из трактата Лао-цзы. «Пусть исполнится то, что задумано. Пусть они поверят. И пусть посмеются над своими страстями. (…) А главное – пусть поверят в себя. И станут беспомощными, как дети. Потому что слабость велика, а сила ничтожна. Когда человек родится, он слаб и гибок. Когда умирает, он крепок и чёрств. Когда дерево растёт, оно нежно и гибко. А когда оно сухо и жёстко, оно умирает. Чёрствость и сила – спутники смерти. Гибкость и слабость выражают свежесть бытия. Поэтому, что отвердело, то не победит».

Приведу факт, который стал уже давно общеизвестным. Когда Тарковский подбирался к замыслу «Сталкера», а было это в 1972 году, ему в руки попала ходившая в списках диссертация о дзен-буддизме. Её автором был Григорий Померанц, а называлась работа «Некоторые течения восточного религиозного нигилизма». Защитить опальному философу диссертацию не позволили, но она заинтересовала Тарковского, а впоследствии вдохновила не только его, но и композитора фильма Эдуарда Артемьева. Григорий Соломонович признавался нам, что узнал обо всём этом совершенно случайно, посмотрев передачу «Линия жизни» с Артемьевым. А потом я и сам нашёл в книге режиссёра «Мартиролог. Дневники 1970–1986» цитаты из диссертации Померанца.

Музыка, звучащая в фильме, усиливает атмосферу таинственности, которая очень тактично удерживается от ложной загадочности. Ничего сверхъестественного в «Зоне» не происходит. Но само ожидание чего-то из ряда вон выходящего становится неким аттракционом.

Превращая в сценарий свою фантастическую повесть «Пикник на обочине», братья Стругацкие переписывали «Сталкера» раз десять. Но на съёмочной площадке замысел дорабатывался. В фильме имеются сцены, которых нет в сценарии. Так, например, покинув ночное кафе, герой Кайдановского сажает Мартышку себе на плечи, но мы этого не видим. Перед нами крупный план дочери Сталкера. Она в зелёно-золотом платке. Девочка необъяснимо движется. Её ногами, в прямом смысле этого слова, ещё несколько лет будет её отец. Но впоследствии она может стать для Сталкера путеводной звездой, духовным наставником, если правильно распорядится своими уникальными способностями. Ведь Мартышка – дар «Зоны». Однако любой дар нуждается в шлифовке, чтобы отлетели комья земли и куски породы, приставшие к алмазу.

Что-то подобное происходит и с нами, зрителями, когда мы смотрим хорошее кино. Уходит всё лишнее, наносное. Остаётся только то, чем мы являемся на самом деле. Если Бузинную Палочку можно сломать и выбросить – значит, она не имеет никакого отношения к нашему Истинному «Я». Нашу истинную природу, у которой есть только одно желание – ни на шаг не отходить от самой себя, сломать и выбросить невозможно. Но возможно и ещё как возможно – предать её забвению. Вот тогда-то в нашей душе и заводится рой бесконечных желаний. Они могут выдавать себя за выстраданные или заветные, и даже облачаться в одежды святости, но в действительности являются лишь