Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе - Антон Владимирович Долин

вешая на собственную дверь несколько задвижек; прячется от всех в холодильнике и успокаивает нервы, ложась на упаковки замороженного зеленого горошка; подкармливает мышей морковкой и готовит торжественную речь, где все слова начинаются на букву «Л». Темпераментный хирург Навер (Николай Лие Кос – датская кинозвезда, когда-то открытая Триером именно в «Идиотах») дерется с коллегами, а в моменты крайнего гнева выковыривает свой глаз ложкой. Врач Анна (Тина Новотны) носит штаны, которые надо постоянно придерживать рукой, иначе они упадут, а старенькая Ригмор (Гита Нербю), у которой ампутированы обе ноги, переоделась в рождественского эльфа. Директор больницы Боб (Хеннинг Йенсен) занят исключительно тем, что раскладывает на компьютере пасьянс. Психиатр Парок живет на крыше и ловит там в банки духов (Йенс Альбинус – уже третий актер из «Идиотов», когда-то сыгравший на телевидении роль Г. Х. Андерсена).

На конгрессе, посвященном боли, раздают значки «боль – ваш друг» и подарочные пакеты с честной надписью «Бесплатное дерьмо». Студенты пытают друг друга на сеансах добровольной электросудорожной терапии. На летучках поют песни, слагают стихи, играют в игры. Вышедшие в отставку старые врачи, которых здесь прозвали «жабами», коротают дни до смерти в опиумокурильне. Служащие шведского происхождения собираются в тайный клуб «Анонимных шведов». Все смешалось в этом доме.

Нет сомнения, таким Ларс фон Триер видит не только вымышленную вселенную своего абсурдистского сериала, но и окружающий его мир. Нет ни малейшего смысла имитировать нормальность. И о какой норме можно говорить, когда безумны буквально все. Это форма свободы, развязывающая руки и кинематографисту, и зрителю.

Сказка третья. О сериалах

Сказка, которая является сама собою, не приходила больше и не стучалась к нему в двери. Почему? По правде-то сказать, он сам несколько лет не вспоминал о ней и не поджидал ее к себе в гости. Да она, конечно, и не приходила: была война, и в стране несколько лет стояли плач и стон, как и всегда во время войны.

Г. Х. Андерсен, «Блуждающие огоньки в городе»

О чем рассказывать, когда все истории рассказаны? Сериал – отличная версия ответа. Не «о чем» становится важным, а «как». Главное – долго, из вечера в вечер, чтобы отсрочить неизбежную казнь, как учила Шахерезада. Сериалы не ищут оригинальности, они возвращаются к затертым сюжетам и шаблонам, чтобы заворожить нас, успокоить, угомонить, будто Оле-Лукойе перед сном.

Так Триер без испуга и застенчивости вновь входит в воды той же реки – а точнее, древних болот, где отбеливали простыни в стародавние времена, и на которых потом было построено здание «Королевства». Их сновидческий ландшафт вновь явится зрителю на начальных титрах третьего сезона.

Первое «Королевство» было рождено состязательным духом, как европейский ответ «Твин Пиксу» Дэвида Линча и Марка Фроста. Таким образом, третий его сезон – равновесный ответ третьему же «Твин Пиксу», грянувшему после 25-летнего перерыва. На этот раз отсылки не ограничиваются красными занавесками – фоном для финальных титров. Главный демон, Великий герцог, превращается в сову, в точности как линчевский Боб, а Карен и Бульдер встречают своих злых доппельгангеров. «Все украдено» – откровенно признается Ларс фон Триер в авторском постскриптуме к сериалу.

Интересно, что Триер, после 1997 года не снимавший сериалы, в определенном смысле явился в «Королевстве» прародителем столь модного впоследствии «скандинавского нуара». Например, его сорежиссер в двух первых сезонах Мортен Арнфред позже принимал участие в нашумевших «Убийстве» и «Мосте», а швейцарский оператор Эрик Кресс снимал то же «Убийство» и первую шведскую экранизацию «Девушки с татуировкой дракона».

В дурные ковидные времена, сразу сменившиеся кошмарными военными, сериалы обрели новую терапевтическую силу. Стали лекарством против смерти, против самой конечности людей и историй. Но и здесь «Королевство» – особенное: ведь Триер опередил свою эпоху, ограничив экранную вселенную огромной больницей. «Исход» – апокалиптический эпос пандемии. В конце концов, болезнь тоже тянется долго, будто сериал, и никогда не знаешь, ждать ли следующего сезона.

Шекспир полагал, что на жизнь возможно смотреть как на историю, рассказанную идиотом, полную шума и ярости, но никак не смысла. Триер следует инструкции в точности. Форма многосерийного телефильма подходит для этого идеально. Сериал позволяет пренебречь логикой во имя увлекательности и не думать о геройских подвигах для актеров (главное – чтобы зритель их полюбил). Это анти-фильм, своеобразная «изнанка», в котором допустимы многие запрещенные приемы. Легализована любая чушь, если публика довольна. Но она погружена в вечный сон – гипноз, практикуемый Триером с давних времен и не случайно напоминающий сомнамбулический транс Карен, полномочного представителя всех зрителей в мире.

Кстати, телевизор в «Исходе» тоже есть. К нему даже прилагается специальный магический пульт красного цвета, способный вызывать приступы острой боли (у кого? Ну конечно, у Карен-зрительницы).

Сказка четвертая. О детях

– К моему ребенку! – повторила с отчаянной мольбой мать.

– Осмелишься ли ты последовать за мной? – спросило видение. – Я – смерть!

Мать утвердительно кивнула головой.

Г. Х. Андерсен, «На могиле ребенка»

В первой же серии первого сезона «Королевства» чуткая фру Друссе слышала в лифте больницы звон колокольчика Мари – девочки, когда-то умученной негодяем по имени Оги Крюгер (врача-убийцу, позаимствовавшего фамилию у голливудского злодея, в флэшбеках и видениях играл любимец Триера и его друг Удо Кир). Еще три серии уходило на то, чтобы узнать причины и способ убийства, отыскать место захоронения тела Мари и упокоить ее бренные останки. Но в последнем кадре сезона на свет являлся новый ребенок – так называемый Младший братец, инфернальный младенец с лицом и интеллектом взрослого. Доктор Юдит (Бригитте Рааберг) зачала его от таинственно пропавшего бойфренда, в чьих чертах узнается давным-давно умерший Оги Крюгер. То есть от призрака. Младшего братца (его старшая сестра – Мари), выношенного и рожденного Юдит в баснословно рекордные сроки, играл тот же Кир. На протяжении всего второго сезона он бесконтрольно увеличивался в размерах, не помещаясь не только в кровать, но и в палату, разговаривал с взрослыми едва слышным тихим голоском и трагически погибал – ведь смерть была единственной альтернативой переходу на «темную сторону», с которой пришел его отец.

Параллельно с этим рассказывалась история Моны (Лаура Кристенсен) – девочки, перетерпевшей неудачную операцию из-за ошибочно рассчитанной анестезии. Она полностью потеряла способность к речи и коммуникации, и ее родители полны решимости засудить врача, ответственного за трагический инцидент, – шведа Стига Хелмера. Именно в этом сюжете первопричина неврастенического поведения Хелмера и его попыток обвинить всех вокруг себя в злонамеренности. Одновременно он пытается заполучить из архива отчет об анестезии – главную улику против него. Мона же меж тем обрела связь с