Ост-фронт. Новый век русского сериала - Денис Горелов

миру и обидой за ответное равнодушие к себе. Над демонстрацией крайней психоустойчивости вкупе с готовностью топать, материться, напиваться в хлам, догоняться таблетками и искать живого участия у таких же полированных монстров. Би-2[64], Бондарчук и Богомолов, знатно троллят своих — есть подозрение, что число их знакомцев, узнавших себя на экране, значительно шире круга носителей известных фамилий и дерганого социопата с внешностью блогера Варламова[65]. Достается и самим себе — видно, как авторам дико осточертела реальность. Чужие собаки, рабочие улыбки, плаксивые мужчины, мольбы о помощи профессиональных бездельниц, ненужная музыка в уши, болтовня крашеных дур о совместимости и управлении гневом, позитивные интонации и отвратительные модные картинки параноиков на стенах. А чтобы и зрителю передалось это томящее раздражение, серии длятся от часа до часа шести, при норме в 42–49 минут. Хорошее, виртуозное, вяло-взрывное и длинное, длинное, длинное кино.

Кажущийся кристально здоровым Федор Сергеевич рисует тихое соскальзывание крещеного мира в абсолютное умопомешательство и пользуется для этого содействием Константина Юрьевича, не кажущегося абсолютно здоровым и именно поэтому идеально передающего все аномалии современности. В заставке героя окружают решетки, таблетки, лезвия, шприцы и пылающий мозг под снятой черепной коробкой.

И никогда, ни при каких условиях не поверю я, что этот совершенный во всех отношениях сценарий писала актриса (в титрах значится Паулина Андреева).

И никто не верит, просто делают вид.

Сам же Ф.С. и писал, а жене подарил в целях совместимости и управления гневом[66].

Наш дом турма «СидяДома», 2020. Реж. Ольга Френкель «Окаянные дни», 2020. 10 режиссеров п/у иноагентского продюсера Слепакова

Кажется, мы все летим в космос[67]. Корону придумали специально, чтобы проверить экипажи на совместимость, и многие тест не прошли. Дети вместо прожигания жизни днями сидят в сети и подозрительно часто ходят оттуда писать. Жены трут онлайн с мамой, подругой, сослуживцами и доставкой. Кот бьется лбом в голень. Сменные группы соседей галдят по ночам внизу, потому что днем жарко.

В довершение ко всему каждый день в дом заходят любимые артисты и остаются навек. Снято уже два скайп-сериала про удаленку, причем в обоих — Александр Робак, без которого не обошелся ни один фильм года, Анна Михалкова, которая у нас с детства на виду, и Елена Валюшкина, которая однажды сыграла в «Формуле любви» и с тех пор никому из нас не чужая. Мы знаем их интонации, смешки, любимые матючки, все их «пардоньте» и новогодние колпачки — ибо и сценаристов у нас десять человек на все кино, и новизна у них не в почете. Михалкова робко удивляется дикостям внешнего мира — Робак их костерит и на все знает рецепт накатить по триста. За это моя страна их любит и против присутствия в каждом доме не возражает. Это наша вечерняя сказка для малышей, наши тетя Аня и дядя Саша, а семью они уже играли в «Шторме», поэтому чем у них закончится, мы тоже знаем.

Проблему создает сам онлайн. Режиссуры там никакой, кроме самой верхней, под которой все ходим. Операторской работы никакой — одна радость, что реплику и реакцию на нее можно играть в одном кадре полиэкраном, без остобрыдлевшей «восьмерки». Весь интерес повисает на сценарии, но в обоих фильмах упорно шутят про ГАИ, белочку и Геннадия Борисовича (не знаю, кто это, но в обоих фильмах он есть). У Френкель это худо-бедно можно терпеть, а у Слепакова нельзя, потому что он хоть и умеет шутить, но от жадности шутит и поет впятеро чаще, чем позволяют ресурсы организма, его и нашего. Чок с монитором согревает до третьей онлайн-попойки. Шутки с пробегом голых тел впервые зафиксированы шестьдесят лет назад в футурологических карикатурах самого пошлого рисовальщика «Крокодила» дяди Юры Черепанова (хуже был только Вайсборд). У Слепакова десять автономных сценариев о людской подлости — у Френкель все-таки сквозной сюжет про онлайн-жизнь дикой фирмы с ограниченной ответственностью. Как всегда в онлайне — говорящие, ворчащие и много пьющие головы.

Жизнь все равно круче. Я, например, праздновал днюху у экрана с братом в Нью-Йорке, его бывшей в Париже, другом детства в Глазго, наперсницей в Черногории и дорогим корешем в Торжке. Показывал им купленный женой Киевский торт. Эмигранты со стажем интересовались, в чем фишка. Кто-нибудь когда-нибудь пробовал пересказать ближнему Киевский торт?? А синхронизировать Нью-Йорк с Торжком? Когда у нас в Европе полночь с копейками, брат в городе дьявола тихо надирается средь бела дня под вой сирен — а что еще делать в городе, где чума и битва при Геттисберге случились одновременно?

Правда, у меня сюжет задорнее? Очень оживляет действие планшет, высунутый с балкона в Гарлем.

А в «Окаянных днях» тем временем юмор про массаж простаты, ставший для родного телевидения сквозным. Стимулирование предстательной железы, ха-ха-ха.

Получается день рождения нон-стоп, с которого никто не ушел, а наоборот, сгоняли в ларек, навсегда включили плиту, Соловьева, анекдот про тещу и песню продюсера Слепакова «Коронавирус, отгребись», навсегда заняли туалет, а кто-то навсегда заснул в прихожей, хоть и в хорошем смысле: после снятия карантина проснулся и ушел, даже не представившись. И чтобы задолбать наверняка, каждую серию «СидяДома» увеличивают на три минуты против предыдущей — нет, это не паранойя от долгого сидения на изоляции, я засекал.

Вторую волну обещают осенью, дяде Саше с тетей Аней быть наготове, праздник грозит стать вечным.

Шутку про кукуху запомнили еще не все.

P. S. Они мои любимые люди, но в космос я с ними не полечу, не уговаривайте.

Заколдованное место «Территория», 2020. Реж. Иван Твердохлебов

В атеистической стране пугалки заходили не очень.

Были режиссеры, у которых получалось: «Лекарство против страха», «Два долгих гудка в тумане», говорухинская «Контрабанда» ценились за нестандартное умение нагнать холодка в обыденность.

В целом же зритель был материалистом из «Кентервильского привидения», что враз дезавуирует призрака знанием, что привидений не бывает. Пока — путем познавательных экспедиций — не убедился, что Россия — очень и очень безлюдный край, зачем-то присобаченный к Москве и еще нескольким островкам с электричеством. Как зачем, скажут краеведы. Для гордости и опаски.

Что-то иррациональное есть в долгом однотипном пейзаже.

А в непонятке — Сила.

Шаманы. Костры. Опасность — зверья, реки, большого огня, бесконтрольных людей.

Даже когда по пустоте едет кто-то на велосипеде, это преисполняется особым значением. Его хочется срочно о чем-то спросить, потому что следующий кто-то будет нескоро. Но и спрашивать боязно, потому что