Фениксы и сфинксы. Дамы Ренессанса в поэзии, картинах и жизни - Софья Андреевна Багдасарова

на Санта-Мария-Сопра-Минерва, чешет за ухом любимую борзую и патриотически пьет красное тосканское санджовезе. Он раздумывает о гуре, внезапно постигшем его семью. Затем он подзывает камердинера, одевается и мчится домой, во Флоренцию.

Он входит в Палаццо Питти и видит Иоганну. Она так бледна, что похожа на пики Альп. «Ты уже знаешь?» – обращается он к невестке. Но тут входит его брат-герцог с сияющим от счастья лицом. Кардинал понимает, что что-то не так: он примчался им рассказать, что в Риме их любимую сестру Изабеллу Медичи задушил муж, один из Орсини, застав с любовником – собственным племянником. А ему говорят о том, что у Франческо наконец родился сын Антонио.

Сына родила Бьянка. И поэтому Иоганна так бледна.

Шум падающих струй фонтана, созданного Вероккьо для Лоренцо Великолепного, который перевез для Иоганны покойный свекр после свадьбы, звучит в ее голове, сливаясь со звуками крови, пульсирующей в ушах.

Герцог тащит кардинала ужинать у Бьянки. Пышная молодая мать улыбается гордо и хищно. Иоганна лежит на каменных плитах церкви и ждет исповедника. Самоубийство – смертный грех, но этим утром она, замечтавшись, наматывала на палец шнур коричневой портьеры.

Пока бастард Антонио пускает пузыри на груди у кормилицы, император Максимилиан читает новые письма с жалобами от сестры, которая все же решила не доставлять любовникам удовольствия своей смертью. Мысль о том, что Тосканское герцогство может унаследовать ублюдок венецианки вместо императорских племянников, пусть пока не родившихся, Максимилиану не нравится. Он пишет грозное послание зятю и вассалу с призывом Бьянку бросить, а супругу чтить и любить. Франческо, ухмыляясь, растворяет это письмо в серной кислоте. Красная сургучная печать с имперским орлом тает в сосуде, оставляя следы, похожие на потоки крови. Его брат-кардинал неодобрительно пожимает плечами. Ссориться с Габсбургами кажется ему неразумным.

А по городу ходят слухи. Бьянку народ не любит – потому что не любят деспота-герцога с его налогами. А еще, чтобы забеременеть, Бьянка – знают все – наполнила свой дом всякими медиками, знахарками, шарлатанами да астрологами. А еще она, говорят, в лаборатории не косметику с духами себе делает, а яды плодит и чаровство всякое. «Колдунья», «Колдунья!» – начинают ползти шепотки.

А еще, судачат на рыбном рынке, нечисто что-то с этим младенцем.

Что с младенцем что-то нечисто, но в ином смысле, понимает и придворный герцогский врач, осматривавший Бьянку. Через некоторое время он набирается решимости и рассказывает об этом Франческо. Что ответил ему на это герцог – неизвестно. Но это доходит и в Рим, до ушей кардинала Эрнандо.

Держа за пазухой показания служанки Бьянки, некой Джованны Санти, он отправляется к брату – но тот отвечает ему так же, как и врачу, – отказывается принимать правду.

Эрнандо заглядывает навестить и невестку. Иоганна чахнет на глазах – с момента рождения Антонио муж к ней вообще не заходит. Не политическая необходимость и не хитрость двигают кардиналом, когда он протягивает ей прочесть запись слов служанки, – одна лишь жалость. Иоганна просматривает бумагу и отказывается верить своим глазам. Она перечитывает ее раз за разом.

Это признательные показания. Служанка рассказывает о том, что Бьянка, отчаявшись понести ребенка, приказала ей договориться с тремя беременными женщинами, и когда первая из них рожает мальчика, то за вознаграждение того относят во дворец и выдают за герцогского сына. Сама же Бьянка обложилась подушками и начала изображать беременность – это-то и приметил врач: не рожала эта женщина.

– А что мой муж? – спрашивает Иоганна.

– Герцог бормочет, что это выдумки и клевета, – отзывается кардинал.

Но через две недели Иоганна догадывается, что в глубине души герцог осознал, что Бьянка обманула его. Он снова начал посещать ее спальню, а ведь он совсем было прекратил это делать, узнав о рождении Антонио. Ее тело снова разбито и перепахано, но радость так торжествует в ее душе, что Иоганна не чувствует грубостей супруга.

Ничего странного в том, что она опять беременеет, нет. Но то, что затем, после тринадцати лет брака и шести девочек она, наконец, производит на свет сына, – это чудо. Иоганна знает, что не молитва к Господу произвела это чудо, а та мстительная радость, которая охватила ее, когда она узнала об разоблаченном обмане ненавистной шлюхи. Ее вера в Бога чуть поколеблена, но она приписывает это своему болезненному состоянию.

Кардинал Эрнандо в Риме получает письмо о том, что у его брата наконец появился законный наследник. Он пожимает плечами – он давно ожидал этого события. Не так обидно, что престол у кардинала отнимает племянник императора, как если б Франческо узаконил своего бастарда-кукушонка – вот тогда б кардинал действительно расстроился. Эрнандо благочестиво крестится – Бьянка всегда так любезна и вежлива с ним, но он ее терпеть не может, хитрую бестию, и желает ей провалиться. Рыбак рыбака. Затем он протягивает руку за флягой с «жженым вином», привозимым из французского города Коньяк. Круглая фляга ложится в ладонь удобно, как женская грудь.

Бьянка Каппелло в своем палаццо получает записку о том, что у ее любовника родился настоящий сын. Она раздосадована и тоже пожимает плечами в бессилии. Как женщина мудрая, она приказывает собрать вещи и вместе с кукушонком Антонио уезжает из Флоренции на загородную виллу Пратолино.

Шипьоне Пульцоне. «Портрет кардинала Фердинандо Медичи». 1580 г.

Художественная галерея Южной Австралии (Аделаида)

В ДЕТСТВЕ КАРДИНАЛ ТОЖЕ БЫЛ ОДНОЙ ИЗ МНОГОЧИСЛЕННЫХ МОДЕЛЕЙ БРОНЗИНО, ОДНАКО ЧИСЛО ЕГО ПОРТРЕТОВ ГОРАЗДО МЕНЬШЕ, ЧЕМ У СТАРШЕГО БРАТА ФРАНЧЕСКО, ВЕДЬ ОН НЕ БЫЛ НАСЛЕДНИКОМ ПРЕСТОЛА, А ВСЕГО ЛИШЬ ДЕВЯТЫМ ИЗ ОДИННАДЦАТИ ДЕТЕЙ, ШЕСТЫМ ИЗ СЫНОВЕЙ. НА ЭТОМ ПОРТРЕТЕ ОН ПРЕДСТАЕТ В ТРАДИЦИОННОЙ ИКОНОГРАФИИ ДУХОВНОГО ЛИЦА – В КАРДИНАЛЬСКОМ ОБЛАЧЕНИИ, ЗА СТОЛОМ, С ПЕРОМ В РУКЕ. ЭТА ПОЗА, МЕБЕЛЬ И АТРИБУТЫ ГОВОРЯТ О ТОМ, ЧТО ЕГО ОРУЖИЕ – СЛОВО, А НЕ МЕЧ, В ОТЛИЧИЕ ОТ СТАРШЕГО БРАТА-ГЕРЦОГА.

ПОКАЗАТЕЛЬНО, ЧТО ПОЛНОРОСТОВОЙ ФОРМАТ В 1580-Е ГОДЫ – УЖЕ НЕ ОСОБЕННЫЙ ЭКСКЛЮЗИВ ДЛЯ ОСОБО ВАЖНОГО ЗАКАЗЧИКА, КАК ЭТО БЫЛО РАНЕЕ, А ПРОСТО ОДИН ИЗ ВАРИАНТОВ. ХОТЯ, РАЗУМЕЕТСЯ, ПОРТРЕТЫ В ПОЛНЫЙ РОСТ ИЗ-ЗА СВОЕГО БОЛЬШОГО РАЗМЕРА (ОБЫЧНО ОНИ ПИСАЛИСЬ В НАТУРАЛЬНУЮ ВЕЛИЧИНУ) ВСЕГДА БЫЛИ ПАРАДНЫМИ И ПРЕДНАЗНАЧАЛИСЬ ДЛЯ ВНУШЕНИЯ ПОЧТЕНИЯ ГОСТЯМ.

Восторгов герцога по поводу рождения законного сына, крещенного Филиппом в честь кузена, короля Испании, хватает ненадолго. Он не может общаться с Иоганной, которая, хоть и светла, и спокойна, но все также холодна как железо – и взглядом, и телом. Она возится с младенцем и улыбается ему, как никогда не улыбалась мужу, –