Фениксы и сфинксы. Дамы Ренессанса в поэзии, картинах и жизни - Софья Андреевна Багдасарова

ИЗГОТАВЛИВАТЬ МОНЕТУ С СОБСТВЕННЫМ ПОРТРЕТОМ (ВЕНЕЦИАНЦЫ НЕ ОДОБРИЛИ ОБЫЧАЙ, КАК НЕРЕСПУБЛИКАНСКИЙ, И ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ НА МОНЕТАХ ПОЯВИЛАСЬ АБСТРАКТНАЯ ФИГУРА ЧЕЛОВЕКА В ОДЕЖДЕ ДОЖА).

ОН СКОНЧАЛСЯ В 1473 ГОДУ, ПОСЛЕ ЧЕГО ЕГО СЫН ФИЛИППО ЗАКАЗАЛ ЕМУ РОСКОШНЫЙ НАДГРОБНЫЙ ПАМЯТНИК, ЗАНЯВШИЙ СТЕНУ ХРАМА НА ВСЮ ВЫСОТУ (ОДИН ИЗ САМЫХ ВЫСОКИХ В ИТАЛИИ). ПОКОЙНЫЙ ИЗОБРАЖЕН СТОЯЩИМ ПО ЦЕНТРУ ПЕРВОГО ЯРУСА – ЭТО ПЕРВЫЙ СЛУЧАЙ В ВЕНЕЦИИ, КОГДА ДОЖА ИЗОБРАЗИЛИ НА ЕГО НАДГРОБИИ ЕЩЕ ЖИВЫМ. ОСТАНКИ ДОЖА НАХОДЯТСЯ В САРКОФАГЕ НА ТРЕТЬЕМ УРОВНЕ, ВЫСТУПАЮЩЕМ, СЛОВНО БАЛКОН. ЕГО КРЫШКА ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ ЕЩЕ ОДНО ИЗОБРАЖЕНИЕ ДОЖА, НА СЕЙ РАЗ УСОПШЕГО И ЛЕЖАЩЕГО (ТРАДИЦИОННАЯ ИКОНОГРАФИЯ). ВСЕГО ПАМЯТНИК УКРАШЕН 22 СТАТУЯМИ – АЛЛЕГОРИЧЕСКИМИ И РЕЛИГИОЗНЫМИ.

Теперь она да молодой каноник Леонардо – единственные неженатые дети Бьянки. Про себя Бьянка уже поняла, что так все и останется. Недавно они заезжали к Джиневре, теперь графине Гамбара. Она постоянно беременна, живет в поместьях своего мужа, смотрит в окно на восхитительные итальянские сады и слушает мальчиков-певцов.

– Со дня свадьбы я не написала ни единой строфы, – признается своей сестре Джиневра с расплывшейся фигурой и оплывшим лицом. – У меня даже нет времени, чтобы читать книги.

Изотта уже с совсем другим ощущением смотрит на малолетних племянников, ползающих у ее ног. В комнате ее ожидает «О направлениях и названиях ветров» Аристотеля, который ей порекомендовал студент падуанского университета Лауро Квирини. Они познакомились в Венеции на почве studia humanitatis. Теперь Изотта переписывается только со знакомыми людьми и не снимает копий с писем.

Следующие десять лет Изотта живет вдвоем с матерью.

Все десять лет она ходит лишь в церковь и книжную лавку.

Она не пишет писем знаменитым ученым, она не принимает людей, приехавших в Верону посмотреть на редкую зверюшку – женщину-гуманистку. Она вообще никого не принимает из чужих: ни незнакомых, ни малознакомых – только лишь старых друзей и родню.

В дом не пускают бедных аристократов, желающих жениться на этой «старой деве» ради приданого, и представительниц женских монастырей, желающих заполучить ее ради него же.

– У нас очень тихо, – пытаются убедить ее клариссинки. – Вас никто не потревожит в ваших ученых занятиях. И никто больше никогда не осмелится сплетничать о вас.

Изотте этот довод неинтересен: вряд ли кто-нибудь скажет о ней, что она пьет кровь христианских младенцев. А все остальное о ней уже говорили. Ну а о нравах в женских монастырях она наслышана, от похоти там не скрыться.

Достопочтенная вдова, ее мать, может позволить себе яркие краски в нарядах – изумрудные и лазоревые, алые и пунцовые, хоть соседки и удивляются. Изотта одевается только в черное и коричневое. Когда она выходит на улицу, ее голова всегда тщательно прикрыта платом, похожим на монашеский.

Она и живет, как монашка – только не Христова невеста, а скорей платонова или тертуллианова. В сочинениях Отцов Церкви ее привлекает не их вера, а их логика. Она все дальше совершенствует свою латынь и греческий. Она обратилась от «низших дисциплин» (литературы и языков) к «высшим» (теологии и философии). Она читает Боэция, Аверроэса, Фому Аквинского, Амвросия Медиоланского и Блаженного Иеронима.

Она углубляется в такие дебри, где кружилась голова у многих до нее. Она настаивает на том, что является девственницей. Настойчиво подчеркивает, что осталась нетронутой и что ее красноречие и ум – действительно Божий дар и результат усердных занятий.

Десять лет, целых десять лет ее отрада – лишь манускрипты и фолианты. Она боится любого слова о себе, не только дурного, но даже хорошего, а раньше ей так хотелось славы; ей неудобно выходить на улицу, ведь там на нее показывают пальцем, а раньше она так любила мощеные веронские улочки и набережную Адидже.

Только за городом, в отеческом поместье Кастель д’Аццано, среди тщательно стриженых итальянских садов и апельсиновых деревьев она не прячет взгляда и ходит, выпрямив спину. Она даже пишет о вилле стихи, вспоминая с любовью о сестре Джиневре и с грустью – о ее одиннадцати детях. Гекзаметры получаются удачные – Изотта сама удивляется этому. Впервые в жизни у нее получилось удачное стихотворение. С улыбкой она откладывает сладкие строчки в сторону и углубляется в трактат на философские темы. Управляющий безуспешно пытается узнать у нее, что госпожа желает на ужин.

Все эти десять лет рядом с ней Бьянка. Мать поддерживает решение Изотты оставаться незамужней и не уходить в монастырь, она обеспечивает ей материальную поддержку и обязывает делать то же самое своих сыновей, она слушает ее умные мысли и вытирает слезы. Вечерами они сидят у камина, читают, смеются. Изотта рассказывает матери о том, что интересного узнала у мертвых поэтов, а Бьянка держит ее в курсе того, что происходит в Вероне. Маленькая радость – любимая дочка зобастой Марии делла Скала забрюхатела от конюха.

Гостей, которые приходят поговорить с Изоттой о литературе, она принимает только в присутствии матери.

Потихоньку все плохое о ней забывается. Не за один год и не за два. Но ее поведение так достойно и настолько безупречно, что со временем она, непорочная дева-схоластка, исподволь восстанавливает свою репутацию.

Да и Гуарино давно уже нет в Вероне – он уехал в Феррару, учить Леонелло, великовозрастного бастарда маркиза д’Эсте, а когда тот унаследовал трон (вопреки закону), остался там жить и возрождать местный университет. На родину нос не кажет.

Изотту это не очень огорчает.

Со временем Изотту начинают уважать. Те, кто способен понять ее сочинения, отдают им должное; те, кто неспособен, – доверяют мнению первых. (Женщины молчат – это тоже достижение, возможное потому, что Изотта уже не так молода и красива, чтобы раздражать их, как бывало прежде).

Верона – небольшой город, и с тех пор, как Гуарино переехал, интеллектуальная жизнь тут поблекла. Когда в 1450 году веронскому посольству надо ехать в Рим, произносить собственноручно написанную речь на латыни доверяют самому образованному веронцу – Изотте Ногарола.

Ей 33 года, она преклоняет колена перед Его Святейшеством папой Николаем V, сегодня в честь праздника она оделась поярче – в терракотовое.

Годы затянули душевные раны, и Изотта стала спокойней и уверенней. Ей уже не так страшно. Она потихоньку начинает выходить из своего затворничества, искать новых знакомств.

Бьянка выходит под руку с дочерью на прогулку вдоль реки Адидже. Они раскланиваются со знакомыми, любуются на новые здания. Бьянка смеется и указывает дочери на радугу, появившуюся в небесах. На лице у нее морщины от улыбки. Изотта объясняет матери теорию «доктора Мирабилиса» – Роджера Бэкона о преломлении света.

Бьянка