Фениксы и сфинксы. Дамы Ренессанса в поэзии, картинах и жизни - Софья Андреевна Багдасарова

КАРЛ IV, ПАПА ИННОКЕНТИЙ VI, КИПРСКИЙ КОРОЛЬ ПЕТР I И ПРОЧИЕ. ТАКЖЕ В ТОЛПЕ СТОЯТ ХУДОЖНИКИ ДЖОТТО И ЧИМАБУЭ И СКУЛЬПТОР АРНОЛЬФО ДИ КАМБИО. ТАКИМ ОБРАЗОМ ЭТА ФРЕСКА ОКАЗЫВАЕТСЯ ОДНИМ ИЗ ПЕРВЫХ ГРУППОВЫХ ПОРТРЕТОВ ИТАЛЬЯНСКИХ ДЕЯТЕЛЕЙ КУЛЬТУРЫ.

В 1338-м, одиннадцать лет спустя, благородной даме Марии д’Аквино, в супружестве Убальди, без двух годков тридцать, и счастливей ее, как кажется самой Мариелле, человека нет. Богатая усадьба в центре Неаполя с внутренним двориком, где журчат фонтаны и шумит листва; в дальних комнатах три подрастающих сына и розовощекая дочь под опекой няньки с кормилицей; завтра придет портниха с новым упеляндом на белоснежном песцовом меху из фламандского сукна цвета осенней листвы; супруг ее, Северино Убальди, смуглый, сорокалетний Аполлон, подарил ей ожерелье из богемских гранатовых кабошонов – один из тех щедрых подарков, ставших ей привычными за те несколько лет, как муж ее понял, что большую радость он находит в объятиях юных эфебов, чем крутобедрой супруги. А Мариелле и не обидно – ожерелье восхитительно, как и яхонтовая тиара месяцем ране, и сама она (наука королевы Санчи пошла впрок) тоже больше рада молодым эфебам, чем супругу.

Миниатюрная сероглазая Мариелла слегка подводит круглые сладкие губки, надевает платье цвета индиго, что так идет к ее волосам цвета красного золота (из вежливости знатных дам «рыжими» звать не пристало), и идет в гостиную. На резном аналое красного дерева там лежат никак не сочинения родича хозяйки, святого Фомы, сына покойного графа Аквинского, и не его племянника – поэта графа Ринальдо д’Аквино, а прескабрезный труд Апулея о Золотом осле, который доставляет своей пленительной читательнице радость не только сальностями, на удивление изобретательными, но и античной премудростью. А донна Мария до античности большая охотница, ведь отец покойный не поскупился на преподавателей, и книга всегда была ей в радость в долгие дни неподвижности из-за беременностей, которые впредь (выполнив свой долг перед мужем) она намерена не допускать. Мариелла с наслаждением перечитывает фрагмент про человека, который покупает большую винную бочку и просит мужа почистить ее изнутри, пока сам прочищает его жену сверху, улыбается, еще раз любуется в зеркале своим кругленьким белым личиком, поправляет выбившуюся из-под жемчужной сетки прядь и приказывает приготовить портшез.

В нескольких кварталах от нее, за столом в своей маленькой комнатке сидит сын флорентийского купца Джованни Боккаччо. Это молодой гуляка, малоизвестный поэт, написавший единственную книжку – эротическую поэму «Охота Дианы».

Боккаччо перелистывает страницы драгоценной рукописи – дантовской «Вита Нуова». Строки, в которых Данте описывает свое случайное знакомство с его несравненной Беатриче, рыцарственность его страсти, единственный взгляд на мосту, ее ранняя смерть – все это наполняет душу юноши сладостным ощущением поэзии. Затем он надевает свежие кальсоны, и, пробуя во рту на вкус нежные строки одного из сонетов Петрарки к его золотовласой Лауре, отправляется к любовнице.

Его женщину зовут Паола, она кормилица в доме герцога Карафа. Особенности ее профессии оказали значительное влияние на размер груди, что весьма по нраву сластолюбивому Боккаччо. С Паолой не поговоришь о Данте, но в женщине это подчас не главное, хотя порой Боккаччо вздыхает о своей мечте встретить настоящую любовь, мечте, с которой он шесть лет назад въезжал в Неаполь из Флоренции.

Он забирается в постель кормилицы на втором этаже герцогского дворца и начинает заниматься с Паолой всяческими безобразиями. В это время портшез Мариеллы д’Аквино, в замужестве Убальди, проносят по улицам Неаполя; тогда же прохожие едва успевают расступаться перед Иль Скорцо – огромным и краснорожим солдатом из свиты герцога Карафа, в ярости и гневе, подобно быку, несущемуся к герцогскому дворцу, где в комнатке на втором этаже его женушка развлекается с каким-то молодым красавцем.

Мариелла д’Аквино сидит в портшезе. Она довольна своим платьем, ароматом восточных благовоний и новыми драгоценностями. Ее благодушное настроение вызвано хорошим сном и обильным завтраком, но на сердце как-то беспокойно и чего-то не хватает. Она любуется своими ногтями.

Тут раздается треск и шум: матерчатая крыша ее портшеза рвется. Взору Мариеллы сначала предстает чья-то гладкая голая задница; затем тот, кто упал сверху, подтягивает ноги, наконец, целиком подбирается и спускается в ее портшез. Это красивый юноша; на его лице гуляет самодовольная усмешка человека, удачно спасшегося от ревнивого и очень мускулистого мужа. Он быстренько прикрывает остатками ткани дырку в крыше, усаживается на скамейку напротив Мариеллы, и только тут до него доходит, чем именно он уже несколько минут трясет перед лицом изящнейшей дамы из высшего общества, прекрасней которой он не видал в жизни. Он густо краснеет, он пытается прикрыть руками свой голый перед и голый зад, он благовоспитаннейшим образом приносит ей свои извинения и в терминах античной литературы, заимствуя образы из Плавта, описывает обстоятельства, приведшие его к столь плачевной ситуации.

Мариелла едва сдерживает хохот. В портшез заглядывает взволнованный происшествием лакей графини, но она отсылает его прочь. Речь молодого человека доказывает, что он принадлежит к числу людей образованных, лицо его выдает энергию и ум, плечи мускулисты, а прочие части, доступные ее обозрению, не смутили ее, а доставили удовольствие своим совершенством. Чтобы разрядить неловкость, она, как ни в чем не бывало, начинает с ним беседу о недавно прочитанном ею идиллическом романе «Флуар и Бланшефлор» и о том, сколь прекрасна описанная в нем страсть между героем и героиней.

Боккаччо вступает в беседу с прекрасной дамой, имени которой он не знает, но за цвет волос и красное платье зовет уже в мыслях «Огненная». Он читал этот роман и хвалит его достоинства, с трудом отводя глаза от ее лица и несравненной улыбки и почти даже забывая о своей наготе. Дама жалуется, что вариант на французском ей кажется более изящным, чем сделанный лет сорок назад итальянский перевод – «Флорио и Бьянкофьоре».

Она читала оба варианта, и за отечественный ей стало стыдно. «Жаль, нет у нас своего Конрада Флека – сей поэт ведь сотворил прекраснейшее произведение из «Флуара и Бланшефлора» своим немецким переводом… Увы, у нас в стране таких не найдется». Она слегка румянится – возможно, от стыда за итальянскую словесность или потому, что взгляд ее опять соскользнул куда-то не туда по линии бедра обнаженного Боккаччо.

Портшез добрейшей донны довозит Боккаччо до его дома и там он, прикрыв все, что возможно, ее шарфом, выходит наружу и идет к себе домой.

Шарф кисейный, и на него смотрит весь двор, включая голосистых кумушек-соседок. Но ему стыдно только перед Огненной Дамой – никогда в столь позорные ситуации он не попадал.

Назавтра днем,