Искусство. Как понимать и получать удовольствие - Дарья Андреевна Козлова

со статусом персонажей, поэтому мы поддаемся сильному символизму зеркальности карлицы и девочки. Но мастер делает еще кое-что, чтобы мы все-таки не приняли карлицу за одного из главных персонажей.

Посмотрите, как падает свет из окна справа. Он освещает комнату и персонажей в ней совершенно особым образом. Девочка стоит в центре и на ее лицо солнечные лучи попадают так, что оно светится. Благодаря повороту ее лица к окну мы так ярко воспринимаем девочку, как звездочку в этой темной «коричневой» комнате.

Фото автора

А как художник осветил карлицу и ее портрет? На ее лицо лучи не падают, они по нему скользят. Это самое неудачное освещение, оно обнажает всю грубость очертаний ее лица.

Чтобы мы верно поняли статус карлицы в доме, художник ставит ее в край картины, а не рядом с девочкой, и освещает ее самым грубым для нашего восприятия образом. Только схожесть их поз указывает на скрытую важность и глубину отношений между этими персонажами.

– Похоже, она близкий человек, который заботится и находится рядом с девочкой.

– Тогда, возможно, карлица – няня девочки?

Именно так, и есть еще один культурологический нюанс, который поможет понять отношения персонажей на картине. В исторический период жизни этой семьи и написания этого произведения только очень богатые и привилегированные дома могли себе позволить взять придворными людей с особенностями физического развития. Поэтому тот факт, что карлица прислуживает девочке, добавляет нам понимания, что хозяева этого дома не просто богаты, а знатного происхождения и живут в роскоши.

От карлицы мы двигаемся вправо и видим мальчика, пинающего собаку. Кто он? Что он здесь делает и в каком статусе находится?

– Кажется, он – единственный нормальный персонаж на картине.

С точки зрения нашего современного опыта понимания нормальности нам кажется, что мальчик ведет себя, как и полагается ребенку. Он балуется с собакой, но делает это не агрессивно – пес от проказ мальчика даже не просыпается.

– Может, это брат девочки, раз ему можно так себя вести?

Мы помним, что в этой семье очень четкая иерархия, есть протоколы, по которым все присутствующие взаимодействуют, поэтому нельзя изобразить сына в богатой и знатной семье, даже младшего, в такой странной и недостойной ситуации: с краю картины, с лицом в профиль и против света, да еще и пинающим собаку. Ведь если он брат девочки, значит он наследник.

– Но тогда кто же этот мальчик? Друг для игр?

Здесь мы попадаем в ловушку современного восприятия образов. Нам в наше время нужны явные подсказки и утрированные намеки. Чтобы друг выглядел другом, достаточно его изобразить рядом с главной героиней, мирно резвящимся с собакой и в хорошем настроении. Чтобы шут выглядел шутом, он должен быть в яркой одежде и вести себя вызывающе. Только так образы и метафоры могут пробиться к нам через информационный шум вокруг.

Эта картина – идеально настроенный рояль, на котором виртуозно играет художник. И музыка, которую он играет, невероятно тонкая и сдержанная. «Настройки громкости» семьи на картине таковы, что быть здесь шумным шутом и сотрясать воздух, когда все важные и чинные, – это слегка пнуть собаку, настолько аккуратно, чтобы та даже этого не заметила.

Если присмотреться к персонажу, то можно увидеть: пропорции его тела тоже немного странные, даже для ребенка. Вероятно, он – тоже человек маленького роста, который служит девочке, развлекает и веселит ее. Мы помним, что позволить себе штат карликов в те времена могли только очень богатые люди. Но теперь еще можем сделать вывод об отношении хозяев дома к своей прислуге. Надо отдать должное и художнику, который изобразил пажа, не подчеркивая его физические особенности, и семье, которая заплатила за включение пажа и карлицы в сюжет картины.

Обратим внимание на собаку, что ее нахождение в картине дает нам?

– Классное и уютное животное как бы сбивает градус пафоса и морально помогает так долго рассматривать картину.

– Да, и спасибо ей за это!

Далее наш взгляд поднимается ко второй линии персонажей, и мы смотрим на художника в левой части картины. Давайте обсудим вопрос, ответ на который кажется очевидным.

Что делает художник?

– Ну, пишет портрет девочки, видимо.

– Ну да, он в процессе работы, стоит за огромным холстом и в руках держит палитру и кисточки.

Первое, что приходит на ум: конечно, художник пишет портрет девочки в центре. Правда, так ли это? Она находится в очень странном физическом положении относительно художника, стоит к нему спиной, а он не видит ее лица. И даже если с этой позиции она повернется к нему, это не будет самым выгодным ракурсом для ее портрета. Она окажется отвернутой от источника света – окна, и ее голова будет освещена не лучше карлицы или пажа.

Так чей же портрет пишет художник на этой картине?

Давайте здесь выдохнем и немного подумаем. И вот оно – озарение! Уже через минуту мы понимаем и видим, кого художник рисует и где эти таинственные персонажи находятся относительно нас.

В левой части картины мы замечаем отражение двух человек в зеркале, висящем на дальней стене комнаты. Неизвестно почему, но мы совершенно точно понимаем:

– Родители девочки. Именно их рисует художник.

А где родители находятся физически?

– Они стоят рядом с нами – с нашей стороны относительно картины.

– Мы смотрим на картину их глазами.

Вот так, сквозь пространство и время, мы знакомимся с главными героями картины «Менины» Веласкеса. И не просто знакомимся, а становимся частью сюжета на полотне. Мы уже не просто зрители, проходящие мимо очередного экспоната в музее. В благодарность за наше терпение и внимательность Веласкес превращает нас самих в персонажей картины. Теперь мы – родители девочки, которые смотрят на свою дочь, пока художник пишет наш портрет. Вот она – кульминация, самый захватывающий момент в этой картине для нас.

Теперь, оказавшись внутри происходящего, давайте попробуем понять статус и значение для нас всех персонажей напротив.

Кто на этой картине смотрит нам в глаза? Нам – родителям девочки?

– Прежде всего, девочка, наша дочь.

Теперь ее уверенность, прямой и четкий взгляд прочитываются намного серьезнее и ярче. Мы внезапно обретаем возможность, представляя себя ее матерью или отцом, вступить в молчаливый диалог с дочерью. И вероятно, он будет отличаться в зависимости от выбранной нами роли.

Неоднократно на лекциях на этом моменте на глаза участников беседы наворачивались слезы. Даже тех зрителей, кто совершенно без энтузиазма и интереса начинал