Провоцирующие ландшафты. Городские периферии Урала и Зауралья - Федор Сергеевич Корандей

Еще одно изменение фауны, о котором говорили информаторы, связано с появлением на опустевших антропогенных территориях новых водоемов и переувлажненных участков. Такие водоемы формируются на месте разрушающихся домов и элементов инфраструктуры – дорог, трубопроводов, линий электропередач, которые при отсутствии обслуживания погружаются в вечную мерзлоту. Вообще, они могут возникать на основе любых искусственных углублений. К примеру, на месте уже упоминавшегося выше песчаного карьера вблизи поселка Северный сейчас разлилось большое озеро. На заболоченных участках и вблизи озер появляется травянистая растительность, иногда не свойственная для тундры. Информаторы-охотники упоминали о появлении кустов шиповника в районе старого водозабора поселка Северный.

Ихтиофауна. Озера, сформировавшиеся на местах разрушения инфраструктуры, разумеется, «пусты»: они, как правило, промерзают зимой до дна и поэтому не имеют ихтиофауны. Однако Воркутинские тундры богаты и рыбными водоемами, играющими важную роль в экономике как местных тундровиков, так и некоторых групп пришлого населения. Наиболее ценными видами местных рыб с точки зрения оленеводов коми и информаторов-охотников являются пелядь (Coregonus peled), чир (Coregonus nasus) и хариус (Thymallus thymallus)[25]. Кроме них в местных водоемах водятся еще несколько видов рыб, которые, хотя и употребляются в пищу большинством групп местного населения, традиционно считаются «сорными»: щука (Esox Lucius), окунь (Perca fluviatilis), карась (Carassius carassius) и некоторые другие[26]. По сообщениям информаторов, до начала оттока населения большинство озер и рыбных рек в тундре, особенно вблизи города и поселков, активно «облавливалось» их жителями, что приводило к сокращению в них запасов рыбы. Однако видовой состав рыбы в них оставался более или менее неизменным: «Ну, чем ближе к городу, тем рыбы, понятно, было меньше. На побережье можно было поймать десять хариусов в день, на полпути к городу – 10 хариусов за неделю ловилось, а рядом с городом – 10 за месяц или за все лето. Но все равно, можно было поймать хариусов и там, и там, и там. И другую всю рыбу тоже. Не так, как теперь» (ПМА 2022, информатор – русскоязычный охотник, 55 лет).

Главным изменением, произошедшим после «ухода людей», стал, как указывают информаторы, значительный рост числа «сорной рыбы» (щуки, карася, окуня) при практически полном исчезновении «настоящей рыбы» (пеляди, чира, хариуса) в близких к населенным пунктам водоемах, где обычно производилась рыбалка в предыдущий период. Популяция «настоящей рыбы» сумела восстановиться только в северной и восточной частях Воркутинской тундры, там, где озера и реки не прекращали быть «рыбными» и во времена расцвета агломерации. Информаторы считают, как правило, что «сорная рыба» размножается быстрее «настоящей», поэтому, когда интенсивный облов водоемов прекратился, щуки и караси быстро размножились, уничтожив всех чиров и хариусов. Насколько это объяснение справедливо – судить сложно, однако интересно, что его придерживаются, помимо прочих, и лица со специальным образованием – работники охотнадзора и председатель союза охотников.

Двое опрошенных информаторов из числа ненцев-частников сообщили также о начавшейся примерно пять лет назад болезни рыб, которую они связывают с попаданием в воду «всяких химикатов» из разрушающихся домов и «всего прочего, что там (в заброшенных домах и поселках. – К. И.) ржавеет и разрушается». В качестве подтверждения они указывали на то, что эта болезнь, проявляющаяся в маленьких белых твердых опухолях под чешуей, поражает лишь рыбу из Воркутинской тундры, особенно из реки Кара. По словам информаторов, «люди постоянно беспокоятся, можно такую рыбу есть или нет». Люди интересовались, не могут ли специалисты проекта CHARTER исследовать этот вопрос, и заявляли, что могут предоставить необходимые образцы. К сожалению, до серьезной работы с ненцами-частниками в рамках проекта CHARTER дело так и не дошло, поэтому природа болезни рыб остается неизвестной.

Обсуждение

Бросается в глаза, что приведенный выше материал не особенно соответствует «мифу о природе в равновесии», описанному нами в начале главы. Ни одно из описанных выше изменений, исключая, пожалуй, факт исчезновения одичавших собак, нельзя описать в терминах возвращения природной среды в состояние равновесия, происходящего после исчезновения «возмущающего воздействия» человека. Если все же попытаться приложить к нашему материалу знаменитую метафору маятника, то придется признать, что «возмущающим воздействием» в данном случае оказалась не человеческая деятельность, но, напротив, ее прекращение. После удаления людей из обжитого ими ландшафта оказалось, что их деятельность была важной для поддержания связей между его элементами, в том числе и теми, которые понимаются как природные.

Особенно показателен в этом смысле пример изменений в ихтиофауне, равновесие которой, если верить объяснениям наших информаторов, поддерживалось активным обловом рек и озер. Можно по-разному относиться к тому, насколько приемлемым было изначальное вмешательство человека в среду, создавшее точку равновесия, удерживавшую местные водные экосистемы, однако, если верить нашим информантам, прекращение этого вмешательства, то есть исчезновение любительского рыболовства, привело к ситуации, которую, если рассуждать в духе мифа о природе в равновесии, можно описать как «поломку маятника». Экосистемы водоемов претерпели необратимые изменения, перешли в новое устойчивое состояние с новой конфигурацией элементов, в частности с новым видовым составом ихтиофауны. Эта конфигурация как минимум более проста с точки зрения составляющих ее элементов и, что немаловажно, представляет собой регресс по сравнению с предыдущей c точки зрения населения Воркутинских тундр – как тундровиков, так и оставшихся жителей агломерации. Если слово «деградация» в принципе применимо к природным системам, то под ним следует понимать именно такое упрощение и падение продуктивности.

Вряд ли мы утверждаем здесь что-то новое с точки зрения экологической науки, интерпретирующей тезис о природе в равновесии как антропоцентрический миф и не признающей деления среды на мир природы и мир человека. «Натуральной природы», природы без человека, о конце которой так переживал Билл Маккиббен [McKibben 2003], действительно больше нет, однако она перестала существовать больше ста тысяч лет назад, то есть ровно тогда, когда появился наш вид. В течение всего этого времени природа не только изменялась нами, но и изменялась вместе с нами, и попытка избавить природу от человека будет губительна для самой природы или, по крайней мере, для того ее состояния, которое мы знаем и считаем естественным. Более релевантным реальности считается взгляд на среду как на социоэкосистему [Berkes Folke 1998]. В соответствии с ним человек, его деятельность и продукты этой деятельности, в том числе и городские ландшафты, представляются такими же подсистемами, как и природные экосистемы – растительные сообщества, озера и т. д. С этой точки зрения депопуляция и деградация городских ландшафтов интерпретируются как нарушение функционирования сложившейся социоэкосистемы, делающие ее неустойчивой. В воркутинском случае это нарушение, инициированное социальным и экономическим кризисом в период распада СССР, привело к переходу социоэкосистемы в новое состояние, скорее всего,