Провоцирующие ландшафты. Городские периферии Урала и Зауралья - Федор Сергеевич Корандей

с конца первого тысячелетия нашей эры [Долгих 1970]. В конце XVIII – начале XIX века в регион начали проникать оленеводы коми, быстро занявшие в нем, благодаря ориентированному на рынок хозяйству, господствующее экономическое положение. Следствием этого стал переход значительной части местных ненцев на язык коми [Хомич 1995]. В начале 1930-х годов в регионе начались попытки коллективизации и борьба с кулачеством, осуществлявшаяся через обложение кулаков так называемым твердым налогом. От этого пострадали прежде всего коми и богатые ненецкие оленеводческие хозяйства: не сумев справиться с выплатой твердого налога, они были лишены собственности и объединены в Воркутинский оленьсовхоз, находившийся в ведении НКВД и использовавшийся для снабжения мясом и транспортом недавно появившихся в регионе лагерных поселков. Коллективизация бедных ненецких хозяйств при этом затянулась, отчасти из-за того, что при ее проведении старались избегать прямого принуждения, а отчасти из-за сопротивления местного населения, принимавшего иногда вооруженный характер (т. н. Уральская мандалада) [см.: Толкачев 1998; Vallikivi 2005]. В результате, хотя администрации Ненецкого автономного округа и Коми АССР отчитались о полной коллективизации тундры в 1954 и 1955 годах соответственно, крупная группа кочевых домохозяйств сумела избежать ее, используя положение региона на границе трех административных единиц (Ненецкого АО Архангельской области, Ямало-Ненецкого АО Тюменской области и Коми АССР) и постоянно перемещаясь из одной из них в другую так, что администрация каждой единицы считала их коллективизацию задачей соседей [Истомин 2022]. Присутствие в Воркутинской тундре двух групп оленеводов, различающихся по организации хозяйства, маршрутам кочевания и экономическим интересам, до сих пор является наиболее определяющей чертой кочевого населения региона.

Оседлое население в этой части тундры появилось лишь с основанием Воркутинской агломерации. История превращения Воркуты из лагерных пунктов Воркутлага в полярный шахтерский город и последовавший за этим кризис, который сделал Воркуту одним из самых впечатляющих примеров городской депопуляции в России, хорошо известны [см., напр.: Barenberg 2014; Шабаев и др. 2018]. Обратим внимание на ряд моментов, важных для нашей темы. Во-первых, оседлое население Воркутинских тундр практически никогда не было сконцентрировано в одном-единственном поселении: при основании каждой новой шахты рядом с ней появлялся лагерный пункт и небольшой поселок для охраны, гражданского персонала, их семей и расконвоированных, которые со второй половины 1940-х годов составляли значительную часть местного населения; такие же поселки складывались около крупных инфраструктурных объектов, таких как кирпичный или цементный заводы. Новые поселки возникали постоянно, и впоследствии одни иногда сливались с другими. В 1931 году на реке Воркуте был основан лагерный поселок Рудник, который сейчас считается началом города, в 1937-м поблизости от него началось строительство шахты и нового лагерного поселка Воркута; в 1940 году этот поселок получил статус рабочего и в нем впервые появилась гражданская администрация [Шабаев и др. 2018], а вокруг этого центра, поблизости от вновь заложенных шахт, продолжали возникать новые поселки. В 1943 году Воркута и несколько включенных в ее состав поселков получили городской статус. В 1950-х годах, по мере демонтажа лагерной системы, лагерные поселки были преобразованы в ПГТ. Разбросанные по достаточно большой территории, эти поселения были едины по своей функции, объединялись общей администрацией, хозяйственным и бытовым укладом. Привычного жителям средней полосы противопоставления города и сельской местности здесь никогда не знали. Можно сказать, что в данном случае мы имеем дело с единым городским ландшафтом, разбросанным по тундре и соединенным сетью эффективных коммуникаций. Поэтому в данной работе я предпочитаю говорить о Воркутинской агломерации в целом[23], а не о Воркуте как отдельном центре (хотя большая часть авторов, как российских, так и иностранных, писавших о Воркуте, судя по всему, также имела в виду Воркуту вместе с поселками). Структура Воркутинской агломерации сложилась примерно к середине 1960-х годов. Ее ядром был город Воркута, формирование которого, происходившее посредством включения в состав города близлежащих поселков, завершилось в 1969 году с присоединением к городу крупного поселка Горняцкий, увеличившего население города почти вдвое. С севера город полукругом обступали расположенные от него на расстоянии 10–20 километров так называемые ближние поселки, или поселки «Воркутинского кольца». Последнее название обязано своим происхождением кольцевой автодороге, соединяющей Воркуту с большинством этих поселков: Заполярный, Комсомольский, Октябрьский, Промышленный, Северный, Цементнозаводской, Советский и Воргашорский. Поселок Хальмер-Ю, располагавшийся в 60 километрах к северу от Воркуты и соединявшийся с ней железной дорогой, считался дальним поселком; иногда к дальним относили и поселок Мульда, который хоть и находился «всего лишь» в 25 километрах от Воркуты, но отстоял относительно далеко от кольцевой автодороги (илл. 12.1).

Илл. 12.1. Воркута и поселки «Воркутинского кольца»

Совсем особняком стояли не показанные на схеме «железнодорожные» поселки – Сивая Маска (ее поселковому совету подчинялись также населенные пункты Сейда и Чум) и Елецкий: в отличие от остальных, эти поселки не были шахтерскими, располагались в лесотундровой зоне, их жители были заняты в основном в обслуживании железной дороги (в Сейде располагался также животноводческий совхоз), а уклад гораздо больше напоминал деревенский. В отличие от них, поселки «Воркутинского кольца» были застроены многоэтажными многоквартирными домами с центральным отоплением и водоснабжением, имели сеть торговых предприятий и предприятий обслуживания, а быт их жителей был во всех отношениях городским.

Это определило важные для нашей темы особенности депопуляции ландшафтов, начавшейся в 1992–1993 годах. Причины, вызвавшие массовый отток населения из агломерации, и общий ход этого процесса известны и вряд ли нуждаются в отдельном анализе в рамках настоящей главы. Достаточно сказать, что в середине 1990-х годов население Воркутинской агломерации сокращалось на 5–8 тысяч человек в год [Barenberg 2014]; со стабилизацией экономического положения в стране в первом десятилетии нынешнего столетия отток замедлился, однако агломерация до сих пор продолжает терять до полутора тысяч человек в год, что к настоящему времени вызвало сокращение ее населения примерно в три раза по сравнению с 1989 годом: с 215 до 70 тысяч человек. Для нашей темы важны те особенности, которые этот отток приобретал в разных местах агломерации. Известно, что многоквартирный дом с точки зрения коммунального обслуживания невозможно забросить частично: сколько бы ни было в нем пустующих квартир, коммунальным службам приходится подавать в каждую из них тепло и воду, при этом продолжая обслуживать общедомовое имущество, чистить снег, освещать подъезды и т. д. Если число пустующих квартир стремительно растет, в то время как число жильцов, платящих за коммунальные услуги, соответственно, сокращается, содержание дома становится непосильным для коммунального бюджета, особенно учитывая климатические особенности города, продолжительность отопительного сезона и светового дня в зимний период. В этих условиях становится неизбежной переконцентрация остающегося населения, принимающая форму переселения в многоквартирные дома, располагающиеся в оптимальных с точки зрения обслуживания инфраструктуры зонах, поблизости от проходящих вдоль центральных улиц магистральных тепло- и водопроводов. Это позволяет прекратить дорогостоящее коммунальное обслуживание обезлюдевших улиц. Администрация Воркуты занималась таким переселением с