Традиции & авангард. Выпуск № 3 - Коллектив авторов

жизни донести мирному читателю универсальность сжатых и содержательно ёмких алгоритмов своего понимания выше обозначенных проблем.

Тему предательства автор развивает зримо, ощутимо, во всех неприглядных тонкостях и нюансах. Идущее от трусости и жажды наживы, предательство прикрывается множеством оговорок в бесчеловечном устремлении к «мечте» о «хорошей» жизни, пусть даже ценою чужих жизней, как говорится – «по головам и трупам» (алчный и трусливый Юра из «Здравствуй, вчера!»). Предательство остаётся таковым, даже будучи по-современному закамуфлированным безобидной фразой «утечка информации» (на первый взгляд удачливый, но на поверку – фальшивый, завистливый и жестокий майор Васеев из «Энгенойской ведьмы»)… В ряду отрицательных персонажей можно рассматривать и озлобленного халтурщика и неудачника Славка из «МИ – 24», и стукача подполковника Лимонова из «Энгенойской ведьмы»…

Как видно, предателей из стана «своих», вырисованных чётко и ёмко, у Наговицыной гораздо больше, чем «образов врага», обозначенных скорее абстрактно. Видимо, война с незримым, затаившимся предателем для автора намного сложнее и больнее, чем с врагом обозначенным и понятным. К чести автора стоит сказать, что немногие писатели рискуют разгребать завалы предательства и подлости в своём окопе. Но кто-то должен делать и это неблагодарное дело.

Оппоненты Наговицыной вряд ли поспорят по поводу того, что на войне учат убивать. Каким образом и какими словами внушают новичку науку выживания? Писательница проливает свет на эту неприглядную сторону войны (снайпер Тамара в повести «Энгенойская ведьма» вводит в специальность вновь прибывшую Киру; главный герой рассказа «Несколько длинных военных дней» учит молоденького, растерявшегося на войне солдатика Чижа убивать; рассказ «Последний урок» – это по существу мастер-класс по воинской науке). Как видно из эволюции героев, воинская наука пошла им на пользу (Кира становится профессионалом, а нескладный Чиж, пройдя чеченский ад, – бойцом, способным противостоять подонкам не только в военной, но и в мирной жизни). Но если цитировать в отрыве от общего контекста какие-то отдельные фразы, как это делает критик Ахматукаев, легко искажается суть воинской науки. А суть в том, что если не убьёшь ты, то убьют тебя. Вряд ли нынешних необандеровцев учили воевать по русским, украинским, чеченским и прочим народным сказкам. А вот научили же, и всего за два с небольшим десятилетия вдолбили юнцам в головы образ врага, и учителя были ещё похлеще наговицынских тамар.

Для меня весьма своевременным и родным оказалось прочтение рассказа «Встреча на обочине». Относиться к нему можно по-разному. И придирчивому читателю, вполне вероятно, тут будет за что покритиковать автора. Герой рассказа, уставший убивать на войне и подумывающий по поводу того, чтобы бросить службу и остаться в мирной жизни (даже собачку, выскочившую на дорогу, пожалел, а ведь мог бы, совершая виртуозный объезд по скользкой дороге на высокой скорости, не просто в кювет улететь, а насмерть разбиться), в этой самой мирной жизни убивает трёх подонков. Профессионально убивает. И едет дальше. Читателю легко рассуждать: а что было, если бы… Ответ: тогда его убили бы. Критики, подобные ахматукаевым, кинутся в рассуждения: почему троих? Можно было бы остановиться на одном, а уж после второго – непременно остановиться, а третьего взять на воспитание… Или вообще с самого начала не лучше ли было бы попытаться остановить, образумить и наставить разбойников с большой дороги могущественной силой слова? Но разве неверно то, что «…невозможно заставить бандитов жить нормальной, честной, мирной жизнью»?

«Случай на обочине» показался мне сродни «Энгенойской ведьме»: это всё та же мечта о справедливости и о том, что чудо возможно, и все подонки получат по заслугам, и пространство нашей и без того сложной жизни очистится от грязи и появится уверенность хотя бы в том, что возможно жить в безопасности.

Теперь о том, чем таким родным мне показался этот рассказ. Рассуждениями главного героя. И они тут намного значительнее сцены кровавой расправы. Вот только некоторые рассуждения, которые не чужды любому ответственному человеку, переживающему разочарование в своей жизни и работе: «Надо набраться мужества и признать, что изработался. Отдал всё, что мог… не хочу больше…»; «Вот она, правда – размяк, спёкся, насытился службой, кончился как профессионал…»; «Но теперь понимание, что все мы пешки в чьей-то чужой игре, усилилось настолько, что тошно…»; «Если вера в руководство пропала – надо уходить»; «… впереди будет ждать расплата душевной болью и терзаниями…»; «…люди иногда доживают до пенсии. И на этом жизнь не кончается…»; «…главное – не зачмонеть и остаться человеком»… и т. д. Применительно к мирной жизни эти и подобные мысли, переживания, так называемая рефлексия порождается драмой, в жизни военной – как правило – трагедией… Разница, как видно, велика. Но важно другое: в ёмкой прозе Наговицыной за универсальными образами встают и наши собственные судьбы, наши мысли, переживания и рефлексия.

Поиск своего места в жизни… Наверное, каждый из нас мечтал в начале жизненного пути о призвании, вдохновенном труде и полноте жизни. Тогда и в голову не приходило, что мечты эти реальность откорректирует до неузнаваемости, а подчас – до безобразия… Пусть другим будет стыдно за отступления от своей мечты, своего призвания и своего осознанного выбора. Наговицына не отступила; и никто не отнимет у неё права сказать выстраданное: «путь воина тяжёл и тернист, но богоугоден» («Энгенойская ведьма»).

Что-то мешает назвать войну любимой работой, но назвать воина профессионалом не просто можно, а должно, потому что иначе не приходится говорить о защите Родины. Своё профессиональное и жизненное кредо Наговицына формулирует так: «Воевать должны не мужчины или женщины, не старые или молодые, воевать должны профессионалы. Люди, которые умеют это делать, а самое главное, морально готовы. Пользы от этого уж точно будет больше, если, конечно, можно так рассуждать о вопросе войны и мира. Но я говорю о защите. Защите нашей Родины, мирных жителей и близких нам людей» («Энгенойская ведьма»). И опять следует отметить универсальность «рецептов от Наговицыной»: то же самое можно сказать и о тех, кто учит, лечит, строит, управляет… Просто война ставит на этом кредо печать необходимости, в то время как в мирной жизни оно тяготеет к предпочтительности, желательности, в лучшем случае – обязательности). Но и в мирной, и в военной жизни мы сталкиваемся с несоблюдением этого правила, приводящем, как и несоблюдение любого правила, к драмам и трагедиям. Отсюда – смерть. Физическая. Или духовная. Вот оно, универсальное (на военное и мирное время) правило, выстраданное автором, изложенное в рассказе «Последний урок»: «Ты можешь быть профессионалом, ты можешь быть патриотом, ты можешь быть дерзким, ловким и умным, но если спину тебе прикрывают уроды – итог будет печальный».

А сколько же нелепостей обнаруживается в нашей жизни, когда ставят крест на профессионалах! На войне