Российский колокол № 1–2 (34) 2022 - Коллектив авторов

сосками, похожими на кнопки пожарной сигнализации. «Горячий привет от Ялтинской киностудии!» – подумал Стаканский, развеселился и мигом представил, как завтра, уже после восхождения, он будет прямо из номера наблюдать съёмки фильма из древнегреческой жизни и праздновать ударное завершение своего крымского отпуска 1980 года.

Утром он первым делом взглянул на море – блескучее до рези в глазах. Погодка шептала, как и обещал Гидрометцентр. По набережной уже вовсю шлёпали стайки курортников с обгорелыми плечами и надувными матрасами под мышкой. К киоску «Мороженое» выстроилась очередь. Киношной галеры с грудастой гарпией на носу у причала больше не было, зато на скамеечке под разлапистой пальмой Стаканский заметил сочную брюнетку лет тридцати в алом платье с вызывающе дерзким вырезом. Тэк-с.

Он быстро оделся, загрузил содержимое холодильника в стильный нейлоновый рюкзачок с изображением олимпийского мишки, запер номер и, перескакивая через ступеньки, ринулся вниз по гостиничной лестнице. Дежурная на стойке, которой он торопливо сунул ключ, хотела что-то сказать ему вслед, но не успела. Стаканский выскочил на набережную и огляделся, предвкушая. Сочная брюнетка в алом по-прежнему сидела под пальмой и задумчиво пялилась вдаль, словно кого-то ждала.

– Утро доброе, Елена Прекрасная! Кого ждём? Мужа? Подругу?

– Я не Елена. И не замужем. И отдыхаю одна.

Тэк-с.

– А любите ли вы, Не-Елена, гору Ай-Петри так, как люблю её я, свободный и романтичный московский журналист, остановившийся в «люксе» гостиницы «Ореанда»?

Брюнетка скосила взгляд на Стаканского:

– Сколько красивых слов…

«Провинциальная фифа с претензией, – с лёту определил Стаканский. – В мозгах винегрет из повышенных соцобязательств с Цветаевой и Пастернаком. Но бюст!»

– И как вам крымская природа? Впечатляет?

Она взглянула на Стаканского пристальней.

– Вполне.

– Знаете, у меня есть мечта! Я давно собираюсь взойти на Ай-Петри пешком, по тысячелетним тропам!

– Зачем?

– Как это – зачем?! Чтобы почувствовать себя настоящим античным греком! Развести на вершине огонь, жарить мясо, пить вино, любоваться звёздами, целовать прекрасную женщину, дышащую ароматами древних легенд и мифов, воскурять фимиамы Венере и Зевсу… В общем, радоваться жизни во всех её проявлениях!

– Вы зовёте меня на Ай-Петри, мужчина?

Тэк-с.

– Зову!

– Я согласна.

– Айн момент!

Стаканский галопом вернулся к гостинице, где уже привычно караулила клиентов пара бежевых таксишных «Волг». В окошке ближайшей маячил Кузя, парень молодой и не по возрасту ушлый.

– Кузя, ахтунг! Сейчас закинешь меня с подругой на Караголь, а ночью, в районе часа, заберёшь обратно с Ай-Петри, от метеостанции.

– Двадцатничек, Сергей Юрьич. Со всем уважением.

– Ладно, грабь!

По пути на Караголь, на одном из витков крутого горного серпантина, Стаканский слегка приобнял брюнетку за плечи, как будто оберегая. Та усмехнулась в ответ многообещающе и загадочно. На Караголе они выгрузились из «Волги» и немного поплавали в озере – обжигающе-холодном. После купания Стаканский забрался в тень огромной сосны на берегу, откупорил бутылку хереса и разлил его по походным стаканчикам.

– За нашу совсем не случайную встречу, Не-Елена!

– Абсолютно.

Брюнетка пила вино с достоинством, не быстро и не медленно – так, как пьют опытные женщины, перебывавшие в самых разных мужских компаниях.

Тэк-с.

– А может, на брудершафт? С переходом на «ты»?

– Давай.

Вдох-выдох. И поцелуй через руку, не расплескав вина. И необычный вкус её губ – сладчайших до горечи.

– Так как тебя зовут на самом деле, Не-Елена?

– А тебя, Не-Парис?

– Серёжа!

– Сергестус по-древнегречески. А по-древнеримски Сергиус.

– Сергестус! Я расту в собственных глазах!

– Своё имя я открою тебе на вершине, Сергестус. Прямо у огня, когда ты будешь жарить мясо и любоваться созвездиями Лиры и Орла. Но по пути у тебя есть шанс его отгадать. И если твоя отгадка будет верной – клянусь, что я сделаю тебя счастливейшим из мужей от Каппадокии до Вифинии!

– Счастливей всех древних греков вместе взятых?

– И римлян тоже!

На Караголе они пробыли до тех пор, пока не спала жара. Снова купались в озере и нежились в сосновой тени, попивая массандровское вино и закусывая лавашом с сулугуни, а ладони Стаканского всё уверенней оглаживали её по-античному покатые плечи. И только в пятом часу наконец они двинулись по тропе, вившейся среди могучих сосен и буков. Стаканский шёл впереди, время от времени оборачиваясь и называя новое имя.

– Вера?

– Нет.

– Надежда?

– Теплее.

– Любовь?

– Горячо…

Уже на закате добрались до яйлы – гигантского ковра из трав, кустарников, низкорослых сосен и можжевельников, намертво вцепившихся корнями в каменистую почву. Яйла, подсвеченная закатными лучами, вовсю гудела, стрекотала и посвистывала, источая головокружительные вечерние ароматы. По пути Стаканский подобрал четыре длинные ветки, пригодные для шампуров, и старательно очистил их ножичком.

– Афродита?

– Нет.

– Галатея?

– Теплее.

– Немезида?

– Почти угадал…

Подъём становился всё круче, и Стаканский начал понемногу уставать. Он сосредоточенно топал вверх по тропе, громко сопя и смахивая со лба капельки пота. К его удивлению, брюнетка уставать и не думала: шагала след в след, отбрасывая в стороны всё более острую и хищную тень.

– Почему замолк, Сергестус? Сдался?

– Уф… Пенелопа?

– Мимо.

– Клеопатра?

– Ближе.

– Кассандра?..

К метеостанции поднялись уже при свете луны, жемчужиной выкатившейся на левый краешек золотистой ялтинской диадемы. Прошли ещё метров двести и расположились на видовой площадке возле самого обрыва, обрамлённой скалистыми зубцами. Тут повсюду были следы кострищ, чернели кучки углей и даже кем-то оставленный ржавый мангал.

Стаканский подошёл к одному из зубцов и осторожно глянул за край.

– Море развернулось внизу гигантской скатертью чёрного бархата, взыскующей пира…

– И жертв, – эхом откликнулась брюнетка.

– Жертв? Каких жертв?!

– Священных, Сергестус! Ведь там, где сейчас метеостанция, стоял когда-то богатый эллинский храм. А здесь, на площадке, ему приносились жертвы и устраивались пиры. Потом римляне храм разграбили, а жриц сбросили с обрыва. По легенде, их было семь – семь прекрасных дев в алых пеплосах с золотым шитьём. Они молча падали вниз, и их пеплосы развевались, будто пламя семи костров. Тела шести отыскали, но тело главной жрицы по имени Катерина пропало бесследно. По поверьям, идущим ещё со времён императора Константина Великого, она обернулась гарпией – полуженщиной-полуптицей, похищающей людей и их грешные души. В летописях говорится, что в этих местах бесследно исчезли сотни римлян. И были свидетели, видевшие, как гарпия уносила свои жертвы к вершине Ай-Петри…

Стаканский хохотнул.

– Кстати, мою бывшую тоже звали Катька! И что она с ними делала, эта мегера?

– Гарпия, Сергестус, гарпия! Она пировала с каждым грешником до тех пор, пока звёзды Вега, Денеб и Альтаир не загорались на небосводе особенно ярко, образуя наконечник таврской стрелы. И в час, когда жертва окончательно хмелела от вина и еды, гарпия уносила