Российский колокол №7-8 2021 - Коллектив авторов

– Вчерась слыхала, что Манька опять у Кузьмы ночевала.

– Да ты что?

– Стыд и срам девка совсем утратила!

– Какой стыд, какой срам? Да у неё к холодам уже живот на нос полезет. Женить она его на себе хочет, вот и бегает.

– Так сначала б женила, а потом уж и тяжелела.

– Не его это дитё будет. Бают, что сам князь байстрюка смастерил, а теперича признать не хочет. Вот девка и бегает по всем – может, кто сжалится да и примет на себя чужого.

– О-о-о, это навряд. Кабы владыка за ней приданым не поскупился, то любой бы её под венец повёл. А так…

– Да, скоро ещё одна могилка за оградой у кладбища вырастет.

Три бабёнки дородные на пристани перемывали бельё вместе с косточками неведомой Маньки. Голоса их визгливые звонким эхом разносились в вечерней тишине, и было ясно, что назавтра о похождениях великого князя узнает весь Новгород, в том числе и княгиня. А значит, скоро правитель снарядит драккар в путь, чтоб сбежать от гнева светлейшей своей половины, пока та не остынет немного.

В общем-то, на работу свою корабль не жаловался. Что викинги на нём суда заморские грабили, что теперь ушкуйники – разбойнички, новгородским владыкой прикормленные для дел его тайных, не очень законных. И жилось драккару неплохо: его оберегали, чистили, ухаживали. Да две беды было у него.

Первая – это внешность подпорченная. Давно уже умерли те мужики, которые двести лет назад победили грозного Ингвара Путешественника и взяли в плен его, тогда ещё звавшегося Великим Змеем. Ну, взяли и взяли. Такова жизнь подневольная: то одним хозяевам, то другим служить приходится. Но зачем было напиваться вусмерть после набега? А коль напились, то легли бы да спали. Нет, им название его захотелось на борту вырезать. Пьяный боцман кричал: «Крепкий штоф!» – про то, что в его чарке плескалось, а не менее пьяный матрос решил, что это новое имя корабля, ещё и недослышал – и вот теперь на киле драккара крупными буквами резными было написано: «Липкий Тоф». Ушкуйники те, давно помершие, проспавшись, поняли, что напортачили, но… то, что вырезано топором, не замажешь никаким пером. Так и стал лучший корабль викингов, построенный по наказу самого короля Олафа Трюггвасона, вмещавший в себя до ста пятидесяти человек со всем боевым снаряжением, развивавший скорость до двенадцати узлов, каким-то… Фу! Не хочется даже произносить это гадкое имя.

А тут ещё и парус. Красивый прямой парус, искусно сотканный из длинных волос овец североевропейской породы, порвали ему в ближнем бою. А заплатку вставили из вонючего бычьего пузыря, грубыми жилами вшили да ещё и нарисовали на нём морду злобную, рогатую. Как ему теперь такому неприглядному невесту себе найти?

Это была вторая беда драккара. Давно мечтал он пристать к спокойному семейному берегу и, забыв о странствиях своих боевых, жить с любимой в неге и заботе.

– Болгары! Болгары плывут!

Что? Опять сражение? Ушкуйники давно уже враждовали с волжскими болгарами.

Но нет. Вышел на пристань князь со всей своей свитой. Значит, гости приехали. Причём важные. Можно дальше оду сочинять. Пока бояре разговоры разговаривают, корабли боевые спят спокойно.

– Доброго денёчка, гости дорогие! – вышел приветствовать важных персон лучший друг правителя, а по совместительству любимчик княгини, часто допоздна задерживающийся в её опочивальне.

Давно владыка мечтает его своим головорезам отдать, да скользкий дружок его, как угорь. Ни в одну ловушку ещё не попался. А болгары и правда важные приплыли. И струги, лодки их, строением своим драккару подобные, тяжело гружённые. Видать, дары немалые привезли, подношения добровольные. Эк лобызаются полюбовно с князевыми ушкуйниками. Видать, сильно хочется мировую подписать.

Засмотревшись на визитёров заречных, не заметил Липкий Тоф, когда рядом с ним поставили корабль болгар, тонкую порывистую стругиню. Обернулся мордой драконьей и обомлел:

– Не видел я вас, красавица волоокая, ни в одном из частых сражений. Недавно на свет появились?

– Ну что вы! – поправила изящно мачту. – Не пускают меня в бои, берегут.

– Понимаю вашего хана. Будь у меня такая услада очей, я бы запер её в тихой гавани и ни одному грубому матросу не позволил бы ступить на вашу палубу.

– Не позволено на мне ругаться, – серебристым смехом отозвалась стругиня, – даже голос повышать нельзя. На мне лишь правители наши катаются с жёнами своими да детьми.

– Как зовут вас, прелестница нежная, с голосом дивным, на звуки арфы похожим?

– Нет у меня имени, – засмущалась дева, по воде плавающая. – Не дали мне никакого названия, тем более такого красивого, как ваше.

– Ох, – задохнулся от восторга Липкий Тоф, – я буду звать вас Грезэ. По-скандинавски это значит «мечта». Это имя одной из моих мам.

– Красивое, – стругиня наклонилось набок, как бы пробуя имя на вкус. – Грезэ… Мне нравится.

– Я напишу про вас поэму! – Липкий Тоф горделиво расправил мачту, втайне радуясь, что его парус с позорным бычьим пузырём был сложен.

– Ах, спасибо. Это так мило.

– Ну что вы. Вы так прекрасны, что я боюсь, как бы мои неумелые вирши не осквернили вашу неводную красоту.

– Неправда! – воскликнула прелестница. – Уверена, что вы, о учтивый рыцарь, не способны изречь нечто скверное.

И драккар, не обращая внимания на хамоватые смешки ушкуев, начал восторженно декламировать свои оды. А стругиня лишь охала восхищённо, слушая этого крепкого мужественного героя.

В замке же всю ночь пировали, кричали пышные речи, обнимались крепко подвыпившие го сти и хлебосольные хозяева.

Утро пришло туманом – густым, непроглядным. Не видел Липкий Тоф свою ненаглядную, лишь слышал нежное поскрипывание её рулевого весла и продолжал охрипшим голосом воспевать красоту её плавных форм.

Но вот люди высыпали на берег. Князь с ушкуйниками смачно клялись в вечной дружбе болгарам и предлагали проводить их до владений ханских, чтоб по реке не напали на них какие-нибудь залётные разбойники.

Обрадовался драккар. Ещё несколько часов пути ждёт его с полюбившейся Грезэ.

Вышли в путь они бок о бок; тихо под вёслами плескалась вода, лениво гребли матросы, продолжали корабли свой любовный разговор. Не заметил Липкий Тоф, ослеплённый страстью, что не выгрузили болгары дары свои. А значит, переговоры людские миром не закончились. Плохой это был знак. Пропустил его драккар. Только когда услышал команду: «Расправить паруса!» – понял: будет бой. А стругиня всё ещё доверчиво льнула к борту его. Чем и воспользовались ушкуйники. Перепрыгнули на Грезэ и перебили всех вельмож да матросов. А потом на другие струги поскакали помогать товарищам. Выдохнул Липкий Тоф: «Вот и хорошо.