Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «По следам „Книжной Сибири“» - Альманах Российский колокол

поочередно выходили на середину улицы и пели песни: грустные, веселые, серьезные, меняя настроение толпы, плывущее по волнам мелодий, то растворяясь в ней, то камнем падая вниз и замирая в ожидании Возрождения. К пожилому мужчине на середину улицы вышел человек в оборванной одежде и стал петь, как будто споря с ним.

Потом он упал, и люди начали стенать и рыдать. Затем как будто выключили свет… Вадим оказался на другой улице. Посередине лежал огромный золотой шар. Люди взялись за руки, ходили вокруг него и радовались. Затем, устав от радости, начали обсуждать, что делать с ним. Попробовали его распилить, расколоть, расплавить…

В конце концов решили построить над ним огромный многоэтажный дом и начать распиливать шар сверху. Те, кто оказался на нижних этажах, были вынуждены ждать, и ждать, и ждать, но верили, что они дождутся своей очереди. Все остались довольны тем, что когда-нибудь ее получат, и жили Надеждой.

«Ничего особенного, – думал Вадим, – люди как люди. Что мне от них нужно? Они меня не замечают, я никакой, один в толпе… в своем глубоком одиночестве».

Его размышления прервал голос: «Ты погрузился в одиночество, а думал жизнь прожить как вешний сон. Исполни тщетное пророчество, сменив одежды на бессмертный трон…» Кто-то протянул ему руку, и он проснулся.

В фальшивом окне занимался рассвет.

«Во сне, – думал Вадим, – происходят необыкновенные события. Мы там живем короткий миг, переживая как реальность… Где это происходит? Может быть, это и есть тот способ, который поможет человеку “пережить” чувства жертвы. Искупление – немедленное виртуальное исполнение наказания, жертвоприношение себя. И эта неотложенность наказания – последнее испытание человечеству. Каждый раз становясь на место жертвы, невозможно умножать зло…»

– Я готов выйти на свет! Но ты мне не ответил на мой главный вопрос! – крикнул он в пустоту и отворил массивную дверь…

Часть вторая. Отречение апостола

После девяти лет заточения в подземельях огромной библиотеки Вадим открыл тяжелые двери девятого, самого нижнего этажа «святилища мысли» и вошел в темный коридор. Он почти ничего не видел под ногами. Зловещие блики догорающих факелов на неровных каменных стенах подземелья воскрешали видения из «прожитых» им лет в библиотеке… Коридор поворачивал то вправо, то влево, и наконец показались два ярких факела, освещавших массивную дверь. Их пламя неистово плескалось, перемешивая желтые и черные тени, и воображение находило в них намеки на желанные или нежеланные образы. Наконец на фоне дверей появилось чье-то неясное очертание… Тихий шепот обволакивал Вадима со всех сторон:

– Ты впустил в себя все страсти: любовь и ревность, жалость и месть, радость и печаль, щедрость и жадность, покорность и гордость, отвагу и трусость. Ты – квинтэссенция. Как эфир, quinta essentia – тончайшая пятая сущность – везде, но невидима, так и чувства, которые тебя наполняют, – неосязаемы. Они будут управлять тобой, если ты позволишь, или ты будешь управлять ими. Так устроен ты. Это великая загадка, невидимая сила, ты в ней, и она в тебе – дух, которым наделен этот мир, разделенный на миллионы частиц. Ты испытаешь все! Ты поймешь каждого, и посмотрим, что останется от того, что ты задумал! Ты не сможешь судить, потому что найдешь в себе тот же порок, и ты не сможешь прощать, потому что и себя простить не сможешь.

– Не все можно прощать! – крикнул Вадим. – Разве можно простить насильника ребенка или убийцу его души?

– Все – по воле Божьей! Значит, и прощать не надо… И судить тоже…

– Значит, все хорошо, по-твоему? Кто-то должен это изменить!

– Попробуй! Возьми факел и открой дверь…

– Который мой?

– Выбери сам…

– Но у меня две руки и два глаза. В мире живет неверие и сомнение, они будут сопровождать меня с двух сторон. Мне нужны оба факела!

Толкнув ногой дверь, Вадим вошел в просторный зал. Тени от факелов плясали в полумраке и, отрываясь, устремлялись вверх. Стены сверкали изумрудной смальтой. Белые плоские колонны уходили высоко вверх и были исчерчены разными письменами.

«Почему их двенадцать? – подумал он. – Я “пережил” здесь девять тысячелетий безумных деяний человечества. А что значат еще три?»

Перед ним была широкая лестница, которая упиралась в тринадцатую, пустую колонну…

Он пошел вверх по ступеням, поднимаясь к вершине своего духа… Миновал двенадцатый этаж…

На последней площадке к нему подошли два монаха. Один из них сказал:

– Мы давно тебя ждем! Что ты скажешь теперь?

– Странно, когда я спускался, этажей было только девять… а когда поднимался – их стало двенадцать…

– Этого не может быть! – сказал монах, который стоял слева. – Там внизу только девять этажей!

– Но я считал лестницы, когда шел вверх!

– Может, ты задумался и сбился со счета? – спросил второй, который стоял справа.

Вадим рассердился:

– Держите факелы и можете остаться здесь… Я выхожу на свет! Я слишком долго к нему шел…

Он открыл высокую дверь и вышел. Перед ним была огромная пустая площадь. Солнце подбиралось к горизонту и было готово обогреть рай земной.

– Они скоро соберутся здесь, – сказал первый монах. – Думаешь, они тебе поверят?

– Ты не можешь перевернуть мир! Ты не первый… – сказал другой. – Наверное, все просто повторится сначала… Я ухожу! У меня много дел, скоро праздник!

– Может, им и не нужно то, что ты хочешь сказать, и лучше все оставить как есть?.. – засомневался первый монах. – Я тоже ухожу. Мир живет не только твоими мыслями…

Вадим остался один среди каменной пустыни площади. Вокруг стояли величественные здания, колоннада окружала площадь с двух сторон, между колонн в раздумье стояли статуи тех, кто пытался доискаться истины в веках.

К Вадиму подошел ребенок:

– Здравствуй! Можно я пойду с тобой? Мне страшно…

– Здравствуй… Но я не знаю, куда я пойду!

– Я не буду тебе мешать. Я люблю разговаривать, но я уйду, как только ты устанешь от меня.

Он взял Вадима за руку. От мягкой маленькой ручки стало радостно на душе, и Вадим спросил:

– Так куда же мы пойдем?

– Ты сам решай, я здесь первый раз…

К ним подбежала запыхавшаяся женщина, потянула ребенка за руку и шлепнула по щеке:

– Где ты шляешься, паршивец? Если дома есть нечего, это не значит, что надо сбегать из дома! Я не могу все время бегать за тобой!

– Не смей бить ребенка! – остановил ее Вадим. – Он ведь не может тебе ответить тем же!

– Ты не можешь быть моей мамой! – крикнул мальчик. – Ты меня не любишь!

– Ну и убирайся! Одним ртом меньше будет… А ты еще наплачешься с ним, – плеснула она в лицо Вадиму свою ярость.

– Пошли, –