Традиции & авангард. Выпуск № 1 - Коллектив авторов

пусть знает. Мне его лайки, вообще никуда не уперлись, да. А писанина у него говно. И никому она не нужна. У меня где-то была книга. Он ее издал на свои деньги. Тираж совсем маленький. Я ее выкину. И будет их еще меньше. Не сегодня, не сейчас, но выкину. Все равно, как только я берусь читать ее, оркестр в голове начинает отбивать свое. Оно мне надо?

Сейчас я закрою глаза. Голова перестанет кружиться. И пол подо мной перестанет кружиться. И мир тоже. Перестанет кружиться. Всё замрет. Все мы замрем. Станем точкой. Мы точкой родились, точкой и станем в конце. Мне тихо. Мне очень тихо.

Хочу, чтобы тут был папа. Он бы накрыл меня тем же ковром, на котором я лежу. И ушел на кухню, покормить моего кота. Потом взял бы его на руки, посадил на колени. Кот бы замурлыкал, разлегся. Так бы они и сидели до самого утра, пока я не проснусь и не обнаружу на кухне пустоту. Ни отца, ни кота, ни вчерашнего неба. Папа. Только приди.

2

«Я хочу ее в себе. В себя хочу. Чтобы она была не где-то там. Во мне чтобы только. Всем своим телом. Заполнила пустоту эту. Она как дыра в полу. Из нее дует жутко. Холодно. Хочу закрыть, залатать ее. А может только она. Только она может это сделать. А ее нет. Далеко. И сквозняк повсюду. По моей комнате, по моей жизни, по моему всему. Приди, я прошу. Ты не слышишь, но приди. Почувствуй, что мне это нужно. Раз я не могу сказать это, пойми сама, за меня. Ты поняла? Поняла же? Да, знаю, поняла. Уже едешь ко мне. Уже поднимаешься. Я слышу. Ты услышала меня. Спасибо тебе. Иди. Там открыто. Дверь дерни, а я тут стою, улыбаюсь грустно тебе и немножко хитро.

– Привет.

Ты мой чеченский плен, и я хочу в нем остаться. – Привет.

Ты монгол. Ты меня сжигаешь. Ты не женщина, ты – монгол.

– Спасибо».

Он попросил прочитать это про себя. Я читала, а он напряженно смотрел за мной. Меня это даже раздражало. Ловила себя на том, что искусственно вызываю эмоции на лице, будто тут я тронута, тут я узнаю что-то из того, что действительно с нами было… Хотя я мало что чувствовала в этот момент. Я думала только о том, сколько женщин в его жизни так же читали писанину о себе. Сколько их было, которыми он вдохновлялся? А может, это даже и не про меня. Ладно бы он подробно описал меня, а тут что-то такое абстрактное. Бери любую и говори, что это о ней. Удобно, ничего не скажешь.

В общем, с того момента, когда я убивалась по нему, прошло больше года. Ну не убивалась, конечно. Не было у меня суицидальных мыслей никаких. Просто страдала, так скажем. Мне нравилось страдать. В этом было что-то возвышенное. Что-то из высокой литературы почти.

3

Мы с писателем познакомились на презентации книги в моем городе. Нет, не его книги. Это была презентация нового романа его друга. Тоже писателя, только успешного. У него были гастроли, он ездил со своей новой книгой по разным городам. И в эти гастроли он решил взять и моего писателя. За компанию. А может, чтобы унизить его таким образом. Туда я пришла с одним парнем, ну, это было наше второе свидание. Идти мне не очень хотелось, но на работе дали задание – написать статью про эту презентацию. Только из-за этого и пошла. На встречу с автором набилась целая куча людей, было шампанское и даже какие-то закуски. Когда есть закуски, значимость мероприятия резко возрастает.

Тот, с кем я пришла, уже занял нам место в первом ряду. Он заготовил много вопросов, чтобы задать их автору. В общем, он был из тех, кому всегда до чего-то есть дело. Ну, есть такие люди. А я стояла с тарталеткой в руках. Мне не хотелось здесь быть. Но ничего с этим поделать я не могла. Поэтому просто стояла в толпе нашей провинциальной богемы. Нет ничего хуже провинциальной богемы.

Пауза.

Я сразу почувствовала что-то такое, когда он зашел в комнату. Я его еще даже не видела, но все вокруг будто превратилось в шум, в помехи, как на сломанном телевизоре. Все стало плотнее. У меня появилось какое-то непонятное чувство беспокойства. Мне стало будто страшно за то, что вот сейчас, в этот момент я есть, а через мгновение меня не станет. Я тоже стану помехой. Одной из тех миллионов помех на экране. Я повернулась назад, он шел прямо ко мне. И в этот момент будто кто-то зажал усилитель громкости и давил на него, звук медленно стал появляться где-то около меня. Чем ближе он ко мне подходил, тем громче все становилось. Он встал рядом со мной, а я почти не дышала. Я – помеха. Меня пугало то, что делалось со мной и моим телом, но мне это нравилось. Я смотрела на него откуда-то снизу. Я даже не могу вспомнить, как он тогда выглядел. Когда тебе кто-то сильно нравится, ты забываешь, как он выглядит. Даже если виделся с человеком пару минут назад, все равно не помнишь. Есть какой-то образ, нечеткий и невнятный, не больше. Поэтому я ни за что не вспомню, во что он был одет, как себя вел, как заговорил со мной, а я ему что-то ответила. Я всего этого не помню. Единственное, что я помню отлично, – лицо моего парня, когда он, обернувшись, увидел, как я ухожу с моим писателем куда-то. Я могу в точности описать его взгляд, морщинки, брови, одновременно поднятые вверх и нахмуренные. Я же говорю. Он мне не нравился. Я отлично его помнила. И сейчас если захочу – вспомню. Мы ушли. Статью я так и не написала.

4

Следующие три дня мы провели вместе. Все эти дни мы не выходили из квартиры. Я тогда еще училась на последнем курсе и работала, но решила забить на все. Мы почти не ели, не спали. Он назвал это «чеченским пленом». Я не знала о нем почти ничего: ни то, где он живет, ни то, сколько ему лет, женат ли он. Вместе с тем я знала о нем слишком много. Это были какие-то высшие знания, не анкетные. И я почти не задавала вопросов. А он же,