Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «По следам „Книжной Сибири“» - Альманах Российский колокол

года работает научным сотрудником в Montana State University – Bozeman, USA. Доктор медицинских наук. Автор более 150 научных статей в области медицины. Женат, имеет троих детей.

Автор нескольких рассказов и автобиографической прозы (опубликованы в журналах «Союз писателей» и «Российский колокол», в альманахе «Российский колокол»). В 2021 году в издательстве «Союз писателей» (г. Новокузнецк) вышел сборник рассказов «Под куполом Римана». Книга стала призером на конкурсе «Книга года: Сибирь – Евразия» (Новосибирск, 2021).

Медвежий мыс

Широко разлилась река. Течет неторопливо, пособляет нашему пароходу плыть на север.

Я вышел из каюты, тотчас ощутив силу встречного ветра. Вцепился в бортовые поручни, почувствовал, как они дрожат от внутренней вибрации парохода. Волнение и трепет охватили меня. Поручни – на уровне подбородка. Задираю голову – на верхней палубе ходовая рубка с огромными окнами. В рубке усатый штурман крутит рулевое колесо, направляет судно по фарватеру, ориентируется на створы. Их контуры, словно перья гигантской птицы, еле различимы на далеких берегах.

Стою на верхней палубе рядом с бабушкой. Она щурится, глядя вдаль, замечает рыбака на песчаной отмели, улыбается. Бабушка приезжала к нам на новоселье в новый, благоустроенный дом. Теперь мы едем к ней в поселок.

Подходит папа, приглашает спуститься на нижнюю палубу, осмотреть машинное отделение. Я обрадовался, что смогу увидеть там кочегара, следую вниз по узкой лестнице. Здесь такой грохот, что трудно говорить. Размахивая руками, папа выкрикивает какие-то слова, указывает на части трясущегося механизма, пытается объяснить, как это работает. В углу стоит старый, давно забытый зонтик. Но кочегара нигде нет. У выхода старший механик рассмеялся:

– Мы уже в космос летаем, а ты все кочегара ищешь.

Разочарованный, возвращаюсь наверх.

Половодье. Почти до горизонта – сплошная водная гладь. Навигация в самом разгаре. Тупорылые толкачи упорно ведут против течения груженные лесом баржи. Иногда Обь пересекают юркие моторные лодки.

– На родину плывем, – держа полусогнутую ладонь чуть выше густых черных бровей, говорит бабушка.

Мне не терпится узнать, как выглядит родина. От нечего делать прохожу по коридору мимо нашей каюты, чуть не сталкиваюсь с двумя рыболовами в прорезиненных комбинезонах и броднях. За поворотом на скамейке сидит девушка, что-то вышивает на рогожке, на плечи накинута шаль с лиловыми полосами. Из соседней каюты слышится колыбельная.

Тем временем пароход идет вперед, изредка выпуская клубы дыма. За кормой, поднимая водяную пыль, плещет темный вал, вслед лентой тянутся волны, переходят в мерцающую рябь.

На следующий день пароход издал протяжный гудок и причалил к пристани «Медвежий мыс». На дебаркадере встретил дядя, поцеловал бабушку, крепко обнял нас, забрал из рук чемоданы. Но стоило сойти на берег, как все последующие события слились и не оставили особенных воспоминаний. Таково свойство детской памяти.

А впрочем, нет! Я ошибся. Припоминаю одну историю, которую бабушка часто рассказывала в тот год. Родители оставили сына с младшей дочерью дома одних. Девочка плакала, а мальчик, чтобы успокоить, стал ее щекотать и так долго щекотал, что она умерла. Пришли родители домой, а мальчик им говорит: «Маленькая Щекоточка под лавочкой лежит». В конце повествования бабушка принималась меня щекотать, и я убегал.

Через несколько лет, во время школьных каникул, я снова приехал с родителями к бабушке. Она сильно болела, и это лето могло стать для нее последним.

В один из таких дней после завтрака блинами и щучьей икрой я вышел из бабушкиного дома. По двору сновали куры, на заборе сушились рыболовные сети, мешки из рогожи. В тени навеса отец возился с лодочным мотором. Его промасленные руки извлекали из внутренности разные части, раскладывали на днище перевернутой плоскодонки. Заметив меня, он принялся называть детали и пояснил:

– Вот, карбюратор собираюсь прочистить.

Папа всегда хотел, чтобы я стал инженером. Киваю головой, будто понимаю. На самом деле меня привлекают прожилки липкой смолы на шершавом боку лодки.

Тут объявился двоюродный брат Лёнька, похвастался самокатом. Его руль и платформа были из сосновых досок, вместо колес – на деревянных осях огромные стальные подшипники. Лёнька поставил это чудо техники на выстланный плахами тротуар и оттолкнулся левой ногой. Проехав несколько метров, оттолкнулся снова, но прокатиться так и не предложил.

Я позавидовал способностям брата и вернулся в дом. На подоконнике рядом с алой геранью отыскал альбом для рисования и цветные карандаши. Положил за пазуху и направился к пристани. Шел по набережной мимо вытянутых из воды моторных лодок, вдыхал полной грудью сырость реки, наслаждался запахом бензина. Кое-где под ногами блестела рыбья чешуя. Остановился у самой кромки, слушал, как мелкие камни елозят в набегающих волнах.

Меж песчаных дюн возвышался ржавый остов катера. Я присел поодаль на огромный корень, очевидно вынесенный сюда весенним разливом. Вынул альбом, начал рисовать это заросшее лебедой брошенное судно.

«Когда-то оно бороздило реку, перевозило людей, грузы», – думал я и настолько был занят этюдом, что не сразу заметил девушку в синем купальнике. Она сидела под зонтом, всматривалась вдаль. Ступни ее ног были замысловато перекрещены и отбрасывали тень, похожую на хвост русалки… Карандаш в руке невольно задрожал – так из дремотной бесформенности родился новый образ.

К утру следующего дня лодочный мотор был установлен на старую лодку-плоскодонку. Папа облачился в комбинезон и бродни. Каким-то хитрым узлом привязал на короткой веревке лодку-долбленку – облас. Мы отчалили, неспешно поплыли на другую сторону Оби. Ровное пыхтение мотора смешивалось с туманом над спящей рекой.

Минут через двадцать в серебристой дымке показался берег. Сбиваясь с такта, мотор затарахтел медленнее, фыркнул и замер. Лодка уткнулась в песчаную отмель. Бросили якорь, перенесли в облас маленький невод – бредень. Еще метров сто до самой курьи волоком по мокрой траве протащили облас и спустили на воду. Ловко загребая веслом, папа отплыл и принялся выбирать с днища бредень так, чтобы грузила тонули с одной стороны, а берестяные поплавки ложились на воду с другой.

Я остался на суше удерживать свободный конец невода. Сквозь редкие облака веером пробивались ангельские лучи солнца, а в их сиянии роем вились свирепые слепни. Они кружили и жалили. Слезы наполнили глаза, но я радовался, что папа не видит моего горя.

Вскоре невод был погружен в воду. Тяжело загребая веслом, папа сделал дугу по довольно широкой в этом месте старице. Расправив до паха болотные сапоги, он шагнул в воду и, ступая по топкому илистому дну, выволок облас на мыс. Потом мы с трудом вытягивали грузный бредень и складывали спиралью на земле.

Петля невода неумолимо сужалась. Вдруг меж