Традиции & авангард. Выпуск № 4 - Коллектив авторов

ушли.

В лесу мокрое скинула.

Сохнет рубаха на солнце.

К зиме понесу – рожу тебе сына,

А не дотерпишь – дочку.

Не дотерпели. С рук пахло травою.

Не раз, и не два, и не девять.

Пришла с водой – уходи с водою.

С ветром, огнём, росою.

4.

Остановилась река.

Крутит скалину вода.

Сколько к тебе приходило,

Не сосчитать никогда.

Детей умывала со скобы,

Тестом снимала щетинку.

А главное – находила:

Вещь, человека, скотинку.

Ни с кем не встречаясь

Идти на кресты,

На левую руку

Кидать бересты,

Шептать и не глядя

Вернуться домой.

Кого потеряли,

И к лешему слали,

И кто заурочен,

Тот будет живой.

Найдётся живой.

Крутится скалина —

Тёмная вода.

Где кипят курганы,

Не достать до дна.

Размыло волною

Чёрные слова.

Канула скалина.

Больше не всплыла.

Ни к соле

Ни к воде

Не пристанет

Беда

Что водой

Унесло

То уже

Навсегда

Вслед глядел

И не видел

В реке

Ни следа

Воротился назад.

5.

А на пороге уже его мама встрецает.

«Всё, – говорит, – умерла».

Дед остановился.

Хлопат рукою по карманам, а руки-ти в угле.

Весь пинжак заморал, искал сигареты.

Не отстирали. Так-от бывает.

Так что меня не пытай. Я много ли знаю?

С ветром пришло – уходи на ветер.

С водою пришло – уходи на воду.

Порча, уроки, запуги, болезни,

Иди на росстань, никого не встретив.

Лесом идёшь – сорви вицу.

Рекою идёшь – черпни воду.

Но что бы ни делал,

Всему есть слово.

Точное, тяжкое и слепое.

Л. Е. А.

[Соб.:] А чтобы корова не уходила, надо было что-то делать?

[Д. Е. А.:] Так что… кормить. Кормить лучше, да и всё.

[Соб.:] А к дедушке-соседушке не надо было обращаться?

[Д. Е. А.:] К кому?

[Соб.:] К дедушке-соседушке?

[Д. Е. А.:] А. Да я не знаю, можот, кто и обрашалси. Я лично дак не бывала никуда.

[Соб.:] А вот говорят: в хлеве корова стоит мокрая – это почему так бывает?

[Д. Е. А.:] Мокрая? Не знаю… Не знаю.

[Соб.:] А был зверь такой, ласка, не знаете?

[Д. Е. А.:] Ницего не знаю я, девоцки. Ницего не знаю и врать не буду. Слухала, что: «Ой, ласка, ласка». А чего уж…

[Соб.:] А с телёнком что делали, только родившимся?

[Д. Е. А.:] Телёнок пока побудет под коровой. Попьёт молочка, пососёт.

[Соб.:] А не надо было поднять его к матице?

[Д. Е. А.:] Нет. Зачем? Сам встанет. Петатся, петатся – и… встанет.

[Соб.:] Как-как?

[Д. Е. А.:] [Смеётся.] Петатся. Петатся, петатся – и встанет. Маленькой телёноцок дак.

Из Словаря русских народных говоров

(М., «Наука», 1966–2013 гг.):

Божница – полка, на которую ставят икону, образа.

Блазниться – чудиться, мерещиться, представляться.

Вица – гибкий удобосвиваемый прут, ветка.

Запуг – народные приметы, суеверия, предрассудки.

Заурочить – сглазить.

Кресты – то же, что росстань.

Курган – яма на дне реки, глубокое место, омут.

Петаться – стараться, трудиться, усиленно занимаясь чем-либо.

Порча – по суеверным представлениям, болезнь, вызванная колдовством, наговором.

Росстань – перекрёсток дорог или разветвление.

Скалина – береста.

Урок, уроки – то же, что запуг, порча.

Валерия Пустовая

Валерия Пустовая родилась в 1982 году в Москве. Окончила МГУ имени Ломоносова. Статьи и рецензии публиковались в «Новом мире», «Октябре», «Континенте», «Вопросах литературы», «Знамени» и многих других изданиях. Автор книг «Толстая критика» и «Великая лёгкость». Лауреат Горьковской премии, премии «Дебют», Малой Пушкинской премии. Живёт в Москве.

От редакции. В апреле под Москвой состоялся фестиваль фантастов «РосКон». В этом году в нем приняли участие и писатели-реалисты, литературные критики, в фокусе внимания которых не только жанр фантастики. Своими впечатлениями о фестивале, а также мыслями о реализме, фантастике и их слиянии делится критик Валерия Пустовая.

Ложку гни

Что говорить, баттл не получился, потому что Вадим Панов и Роман Сенчин, приглашенные каждый охранять свой край большой литературной колбасы, столкнулись и примирились на одном тезисе: идей нет.

Потом в комментариях к посту о моем первом опыте выступления на конвенте фантастов критики Анна Жучкова и Екатерина Иванова объяснят, что идея в фантастике – не совсем то же самое, что идея в мейнстриме. Мол, фантасты, оценивая идею текста, говорят о фантастическом допущении, придумке. А от остальных прозаиков ждут идеи в более традиционном смысле: месседжа, послания, вывода о человеке и мире.

Баттл фантаста Панова и реалиста Сенчина был назначен перед презентацией нового и, говорят, первого мейнстримного романа Панова, а дальше как раз и организован был круглый стол, когда я и оказалась лицом к лицу с залом, в ближнем ряду которого сидел писатель в шлеме и с секирой на поясе. Логика образа требовала, чтобы он оказался одним из главных полемистов на круглом столе. Так и вышло, но о чем спорил зал с участниками круглого стола, сказать так же трудно, как определить, в чем именно соревнование, баттл, бой между фантастикой и реализмом сегодня.

Один из участников конвента протестовал против узкого, по его мнению, понимания мейнстримными критиками понятия «фантастика». Фантастика, сказал он, – это о творении миров, а вы цепляетесь за любую условность в тексте.

В самом деле, не каждая условность зачинает новые миры. Но разве это – самоцель фантастики? Когда на презентации своей новой книги Вадим Панов сказал, что в романе о будущем важны не новые гаджеты, а те, кто ими пользуется, я приободрилась. И тут же сникла. «Кто мы? – риторически вопросил Панов и уточнил свой запрос к будущему: Сколько нас? Какая цивилизационная модель победила? Что, наконец, мы будем есть?»

Вот тут неоднозначность понимания «идеи» и цели фантастики во мне искранула, и на круглом столе я заметила, что «кто мы» – для меня вопрос принципиально не о еде.

Фантастика