Российский колокол №5-6 2021 - Коллектив авторов

– Что со мной? Знаешь, ещё чуть-чуть, и от сердца одно сухое место осталось бы… – Мужчина говорил медленно, как лез в расщелину. Он взял у сына рюкзак, но понёс его не в детскую, а на кухню. Фонарёв был рассеян и раскидчив. Опустился на диван, рубаха распахнулась, он сунул руку в прореху и стал медленно поглаживать впалую грудь и живот.

– Алёш, помоги папе лечь.

– Не суетись, Марусь… Я в полном порядке…

– А то я не вижу, в каком ты порядке… Весь понурый. Нет, так нельзя. Ты должен показаться врачу. Пообещай мне!

– Да, хорошо.

– А теперь давай-ка прими горизонтальное положение… – сказала Маруся, взглянув на мужа исподлобья.

Мужчина, перебарывая свою немощь, осторожно лёг. Лицо лоснилось потом. Ноги, словно теснясь друг к дружке, подогнулись.

– Где плед, Алёш?

– Вот он, мам.

– Весь как есть больной! – вздохнула женщина. Больше ничего вслух она не высказала, поскольку бессмысленно было говорить о том, что понимал, вероятно, в ту минуту каждый.

«Кто-то, как говорится, хватает жизнь в двадцать рук, – придавило вдруг Марусю, – и далеко не всегда с похвальной целью… А муж мой ни в чём не повинен, но всё равно загибается…»

Слёзы слезали с Марусиных щёк.

«Где же справедливость, Бог? Где она?»

– Ты что-то спросила? Да?

– Нет-нет… Наверное, это нечаянное в душе…

– Я немного отдохну, Марусь.

– Отдохни, милый.

…Давно опал свет на кухне, и только за окном мерцали редкие огни.

Митя скрывался в серой ночи, тараща глаза. Жалел он об одном: что детство зарастало годами, через которые всё труднее продираться к бабушке Марии Алексеевне.

От жизни бабушка отошла июньским вечером, в сумерки, когда с волгоградских тополей осыпался белый пух. Митя помнил её не покрытой саваном и не окружённой свечами, а именно той, влившейся в сознание с детства – речистой, со сказками и очень доброй. «Хорошо поспал… Богато?» – говорила она по утрам. Ну а по вечерам приговаривала: «Жили-были в некотором царстве, в некотором государстве…»

Дудки, сопелки, рожки, сиповки, флейты, волынки и свирели кочевали из одной бабушкиной сказки в другую. Как раз с их помощью герои былин и легенд и преодолевали невзгоды. Умирая же, герои превращались в бузину, иву, черёмуху, а ещё в камыш или дягиль – во всё то, из чего духовые музыкальные инструменты делались. Конечно же, это были не обычные средства для извлечения звуков. А такие, которые открывали тайны, предостерегали и даже спасали. Беднеющих-пребеднеющих, естественно.

Молчальная улыбка не портила Фонарёва, но он сдул её с губ.

«Сонм видений и обрывков, – подытожил Митя, думая о баснословном бабушкином наследии сказок. – Кажется, я забыл все её истории, кроме той, в которой богач жил за счёт бедняка, а бедняк – себе в убыток… В общем, колотился всеми неправдами… Ну да, точно…»

Фонарёв оттушевался в воспоминании – услышал голоса…

– Вот тебе десять зайцев, – сказал богач бедняку, – гони их пастись в поле да смотри, чтоб все были целы! А если что-то случится, ты меня знаешь…

Только погнал бедняк зайцев в поле – они все у него и разбежались в разные стороны.

– Что будет? – испугался бедняк. – Теперь пропал я!

Откуда ни возьмись явился лохматогривый старик.

– О чём горюешь?

Бедняк вскинул голову – на него глядели серые глубокие глаза.

– Как же не горевать, дедушка… Дал мне богач пасти зайцев, а я их не устерёг… Теперь беда мне неминучая!

– Не бойся! Вот тебе дудочка, да непростая… Когда взыграешь на ней, ушастые все к тебе прибегут.

Бедняк поблагодарил, взял дудочку и только дунул – как тотчас все зайцы и воротились.

Вечером богач пересчитал живность и говорит жене:

– Не подловил я сегодня бедняка. Всех десять зайцев вернул… И что теперь делать? Какую вину на нём сыскать?

– А вот что, душенька, когда он завтра погонит зайцев, я переоденусь в другое платье, пойду к нему и куплю одного зверька.

На том и порешили.

Наутро отправился бедняк зайцев пасти, а они опять разбежались в разные стороны. Но теперь уже не кручинился бедняк – прилёг на травку, ус мотает. Вдруг едет жена богача, остановилась, подошла к нему.

– Что делаешь здесь?

– Скотину пасу.

– Какую скотину?

Вскинул бедняк дудочку – зайцы и сбежались к нему.

– Ах, – воскликнула женщина, – продай мне одного зайчика!

– Никак нельзя, ведь это богача живность, а он очень строг… Совсем меня заест…

А жена богача не унимается, просит продать, словно вся её жизнь пронизана этим желанием. Бедняк подумал-подумал и уступил зайчика за хороший куш. А когда богачка укатила, заиграл на дудочке – заяц услыхал и колыхнулся с возка. Только его и видели.

Ни с чем воротилась жена к богачу. Бедняк же вернулся не только с зайцами, но и с деньгами. Пришлось богачу старый долг принять да отпустить его.

Так покончилась кабала и сказка.

…У ночи начались предрассветные схватки.

Митя зевнул нехотя, медленно шевеля открытым ртом, как будто перегрызая невидимую пуповину. Бабушкины козьи глаза смотрели на него из угла сна.

И он вошёл в этот сон…

Увидел сестёр, старшую и младшую, обе на выданье, а ещё братца, мальчика лет девяти. Они провожали отца на ярмарку. Радовались. А как только веселье кончилось, то спросили:

– Батюшка, батюшка, что ты нам купишь?

– Вам, девки, – отвечал отец, – куплю по платочку, а тебе, сын, – серебряное блюдечко да золотое яблочко. А вы мне за то наберите ягод по кувшину.

И дал им по кувшинцу-то. И пошли они в лес. Мальчик-то набрал ягод, а девки с молодцами проиграли. Вот они взяли да убили брата-то, схоронили под кочку у дороги, а ягоды его взяли к себе в кувшины и принесли домой.

Вернулся отец с ярмарки.

– Вот, батюшка, – говорят сёстры, – мы набрали ягод.

– А где парнишка-то?

– Да мы кричали, кричали ему, не откликается. Наверное, медведь задрал!

Отец точно отравы опился. Не спал, не ел. День молчал, другой и лишь на третий – опомнился. Призвал дочерей – отдал им то, что с ярмарки привёз.

Долго ли, коротко ли, на могилке-то мальчика и вырос дягилёк. Шёл старик однажды, сломил этот дягилёк, смастерил дудочку и заиграл на ней. А она и стала высвистывать-сказывать о том, как могилка-то выгорбилась и кто в ней схоронен. Пошёл старик в деревню, попросился ночевать у отца этого паренька. Его пустили. Вот он вошёл, помолился Богу, поклонился на все четыре стороны, разделся, разулся и полез на печь.

– А сыграть ли, – предложил старик, – вам на дудочке?

– Ох, нам не до