Российский колокол №7-8 2019 - Альманах Российский колокол

приблизил лица и ощутил знобящий холодок между лопаток. К усадьбе шёл в цивильной упаковке московский небожитель: генерал-полковник Пономарёв, ни разу не бывавший здесь с тех пор, как их объект № 4 был сдан под ключ и поставлен под охрану. Бок о бок с генералом шагал в пятнистом камуфляже и бандане на седовласой голове могучего сложения мужик.

Дежурный скользнул взглядом по трём фотографиям под стеклом: три личности, которым можно проходить на территорию усадьбы без промедленья и вопросов – генерал ГРУ Пономарёв, кремлёвский парапсихолог Бадмаев и третий неизвестный. Бадмаев был на территории, а рядом с генералом шёл тот самый «безвопросный проходимец».

– Нехилое сооружение, – оценил Чукалин, приметив в серобетонном монолите высоченного забора четыре прикрытых бойницы. – Чья крепость? Филиал Конторы?

– Нет. Частное владение. Осел тут один бубновый туз, говорят, имел какие-то дела с президентом. Сто раз подумаешь, на какой козе к нему подъехать, – сквозило в голосе генерала непонятное и усмешливое ехидство.

С брезгливым любопытством вбирал в память Ичкер: забор с бойницами, четыре электронных «Глаза», бревенчатый янтарь массивного коттеджа в три этажа под красной крышей, размашистую величавость хвойных крон над нею. Угрюмая сосредоточенность завладевала им, перерастая в свинцовый гнев. Истаивала, испарялась родственная радость от встречи с генералом, с которым в вертолёте слился душой и сердцем, не мог наговориться – его начальник и земеля, крупнозвездастый динозавр советского замеса. Он вместе с Виолеттой – платформа, круг спасательный в глубинной памяти, когда на сволочной чужбине, где обитал двенадцать лет, рвался из глотки волчий вой от раздирающей тоски.

– Не нравишься ты мне, – глянул искоса Пономарёв, – видать, пересидел в нашем схороне. Что, насмотрелся бытия российского в айфоне, в интернете?

– И насмотрелся и наслушался. До блевотины. А этот прыщ на ровном месте, – кивнул он на усадьбу, – как серпом по нелегальным яйцам…

Горячая волна хлынула в Ичкера. Прорвало вдруг какую-то плотину, и из лютой ненависти вал, в котором трепыхались клочья нервов, нахлынул и затопил всклень. Разум панически сопротивлялся, но залатать дыру в плотине не получалось.

– Это почему? – напрягаясь в недобром предчувствии, спросил Пономарёв.

– Наглядное мурло российского бандитолизма! Его харя. Показательный фурункул чужебесия на теле государства. Нахапали, наворовали, скурвились в режиме стоколбасного идеала. У многих руки по локоть в русской кровище. Теперь угомонились, нырнули за бетонные заборы: мой дом – мой дзот. И всё равно трясутся по ночам. Вынырнут из-за забора – и в «Бентли», в «Мерседесы». Оттуда шмыгнут в офис, в Думу, в Министерство, чтобы сосать бюджет, перегонять его в офшоры. И все – в бронежилетах неприкосновенности… не доберёшься, прокурорской пулей не достанешь. А если и достанешь, то пуля из дерьма – как сами прокуроры. Меня наши «коллеги» гнали в схорон как зайца. Напрятался в родимой альма-матер. Знаешь, о чём жалел там?!

Ичкера трясло. Пономарёв с испугом, искоса следил за возвращенцем, которого внезапно сорвало с катушек, от коего хлестало по мозгам сполохами неукротимой ярости и мощи – как грянувшие в интернете раскалённые аксиомы виртуального Индария.

– Жалел о чём?

– Напрасно в той заварухе, в Дрездене, я ЕГО спасал. Мы запускали его в олигархи Питера для будущего президентства, оберегали Двухголовца… надеялись, что вытащит в конце концов Россию из ельцинской клоаки, очистит, одухотворит! Очистил, твою мать! От разума! От просвещения и от культуры! От совести и Духа на театральных сценах! От национальной самобытности! Одни вот такие пентхаусы на трупе сельского хозяйства! Грибы-поганки на фоне мёртвых деревень! Под корень выкорчёвывают славянский генотип… из своих… дзотов… вот таких вот… укрытия для паразита и нувориша!

Клокочущею яростью исходил Ичкер, всклень пропитанный посланием Индария.

– Вроде тебя!! А ты чем лучше?! – перекрывая сослуживца, взревел Пономарёв: плясал перед глазами чёрно-мушиный рой, нестерпимо разламывалась голова от хлещущей по нервам запредельной энергетики товарища и побратима по службе.

– Что?! – Чукалин, задохнувшись, перешёл на шёпот.

– Я спрашиваю: ты чем лучше?!

– Ты это мне? – Спадала пелена с глаз, холодный, трезвый разум возвращался.

– Тебе, Ичкер, тебе. Ты, значит, тоже аскарида, хамелеон. Честь офицера, совесть обменял на бабки.

– Иван… ты что буровишь? – Неломким и сталистым взглядом Ичкер уткнулся в генерала. Дрожала на губах того нещадная и дикая усмешка.

– То же, что и ты. Живёшь в таком коттедже – значит погань. Как я, как Аверьян Бадмаев, твой наставник, гуру.

Мы тоже при таких хоромах. Как сотни тысяч деловых, ухватистых мужиков, которым развязали руки: строителям и фермерам, цеховикам, нефтяникам и рыбоводам. Вся разница лишь в том, что одни скурвились, а другие всё те же, русские, славяне, родовичи по крови! Над теми и над этими – паразитарные клопы, гибриды из клопа и человека – олигархи. И их пока не одолеть с налёту! Ну хоть ты сдохни – не выходит!

– При чём здесь я?

– Это твоя усадьба.

– В каком смысле?

– В прямом. Вот этот охраняемый коттедж – твоя усадьба. Подарок президента. С бассейном, тренажёрным залом, теплицей, баней, садом, ахалтекинцами, орловцами в конюшне. С дежурным офицером за пультом видеообзора, с дворником, поваром, садовником – все из горячих точек, удержат взвод силовиков при нападении. Прошли проверку полиграфом.

– Ты бредишь?

– Полковник Чукалин! Извольте не наглеть! – рявкнул генерал.

– Прошу прощенья, товарищ генерал-полковник.

– Вопросы есть?

– За что… подарок?

– За службу. За американскую вербовку Сноудена и Ассанжа. За выпуск из бутылки Джина «Викиликс». За Гроссмана и вашу с Прохоровым РУССу. За упреждающую стратегическую информацию по Крыму. За лазерные технологии, за чертежи фотонного и термоядерного движков для космолёта.

Может, откажешься от подарка? И предпочтёшь советскую госдачу? Из коей выпрут, когда закончишь службу?!

Ичкер садился на траву, не отрывая взгляда от серо-бетонной неприступности СВОЕЙ УСАДЬБЫ. Она свалилась на бездомного, личину коего он носил и с коей уже сросся за последние три бесконечные недели, прорываясь к своей альма-матер… да был ли он иным в той жизни – не бомжом? Последние три десятка лет… Германия и Дрезден… резидентура в БНД… Немецкий, на лезвии ножа, орднунг экстрасенса-нелегала… запуск в геополитику ЖАБО-САПИЕНСА ТРЕТЬЕГО – подполковника Панина… и нескончаемые двенадцать лет при ЦРУ…

Он сидел, чуя спазм в горле… Только этого здесь не хватало: соплей старпёра разведки, вдруг заимевшего роскошное жилище с барского плеча. Пономарёв, уйдя на несколько шагов от оцепеневшего Евгена, заканчивал мобильный разговор:

– Значит, уже приехали… Станиславыч, как они? Паспорт Виолетте выправил? Ну и лады… ну умница, ну слава богу… когда? Минут через десяток. Герой вот, оклемается и двинем… да всё в порядке. Сидит на травке, остолбенел от президентского подарка… ходули врозь, глаза на