Журнал СовременникЪ № 12. Спецвыпуск. Ко дню Победы! - Коллектив авторов

захватывающе интересно его слушать. Но вот чтоб сесть и записать то, что всплывало в его памяти – это как сильно впечатлившее его в те годы… на записывание того сил у него уже было мало…

И вот мама моя, чтоб как-то откликнуться на мои просьбы воскресить его (отца и мамы) прошлое – молодые их годы, когда жизнь их была полна самыми разными – сильными, острыми чувствами – и радостными, и горестными, – мама и написала страничку, где несколько эпизодов воспроизведены из их прошлого и сегодняшнего (только вот этому «сегодняшнему» – это в 2023-то году – ему уже более тридцати лет).

* * *

Сегодня отец зашёл в кухню, встал у окна… Посмотрела – плачет

– Ты что?

А он и плачет, и смеётся. Наконец, говорит:

– Вспомнил, как в Весёлом, не успею войти, закрыть дверь, а ты: «Ну, как кулеш? Вкусный?»

И вместе рассмеялись сквозь слёзы.

* * *

А в пятницу отец позвонил, что возвращается с работы, и я решила встретить его. Дорогу, чтоб не разминуться, обговорили накануне для такого случая. Вышла, – на дворе морозно, воздух чистый, ясный, и почему-то охватило ощущение той приподнятости, радости, как было то в 1942 году, когда ходила на встречу с ним. На Московской улице его увидела, и он меня, но не догадался, что я его вижу, и спрятался во двор, а я также – поодаль. Он, не дождавшись, пошёл в мою сторону, и я его «напугала». Смеялись.

* * *

А сегодня, когда Костя (это, значит, автор/соавтор этих страниц) снова пригрозил – в шутку, конечно, – отцу, что не будет с ним разговаривать, потому что он не пишет воспоминания свои, вспомнил отец, как в эвакуации, в Пятигорске, я не хотела ему жарить картошку «с четырёх сторон», возмущалась, искренне отвечая: «Я ведь на курорте и бессмысленно тратить время не собираюсь!»

Как это у неё – «я – на курорте»?! А ведь никак не скажешь о ней, что по натуре была она человеком легковесным. А всё же вот – «на курорте». А это так легкомысленно выговорилось у неё потому, наверное, что было ей в сорок втором году всего-то девятнадцать лет. И война её близко чтоб так – она тогда не коснулась её ещё.

* * *

А теперь, Ника, – ты там слышишь меня по скайпу? – я добавлю несколько строк к маминой страничке, – это её же воспоминания будут, слышанные мною от неё не раз – это мальчиком был я когда, но много лет ещё и позже того.

В Пятигорске они с отцом оказались, когда железнодорожный, шедший в Баку эшелон со служащими того управления, где работал отец, был разбит бомбами с немецких самолётов где-то возле Минеральных Вод. Они уцелели, укрывшись в кукурузном поле от бомб и пуль. И две недели жили потом в доме своих знакомых. И (кроме картошки) кормились ещё виноградом, что собирали они на склонах Машука. И вот в конце второй недели, когда они были в винограднике, донеслась до них стрельба, и мама – отцу:

– Саша, немцы!

– Какие там немцы, – они в Ростове!

Мама всё же повлекла отца к подножию Машука, к дороге, что шла со стороны Минеральных Вод, а там – на мотоциклах, с карабинами поперёк груди… кого они никак не ожидали увидеть…

А дальше, до марта 1943 года, «курорт» их продолжался уже в хуторах Ростовской области, где они скрывались, чтоб не быть угнанными на работы в Германию. Один из этих хуторов назывался Весёлым.

Из Ростова в Германию было вывезено пятьдесят три тысячи человек.

* * *

И ещё одно добавление от меня: это будет рассказ моего отца о том, как они с мамой пошли в ЗАГС 8 марта 1942 года (это, значит, ещё до захвата немцами Ростова), чтобы уже официально зарегистрировать свой брак.

И вот только подали они регистратору свои паспорта, как раздался вой сирены воздушной тревоги.

Им было сказано спуститься в подвал, где было оборудовано бомбоубежище. Там, кроме служащих ЗАГСа, были ещё два офицера, взявшиеся здесь, наверное, с улицы, и никого больше ещё. Бомбы рвались где-то совсем рядом. Потолки подвала вздрагивали при тяжёлых взрывах. Пронесёт?! Нет?! Может, пронесёт?! Офицеры залегли под тяжёлые лавки – знали уже, как пробовать спасаться при налётах… Отец же остался сидеть, а мама опустилась перед ним на колени, замерла, руками крепко обхватив его за поясницу. Отец сорвал тогда с себя китель и накрыл им голову и спину мамы. Рвутся бомбы – вздрагивает при этих разрывах весь подвал бомбоубежища. И дрожит, всё время дрожит левая нога у отца. А руки его жмут и жмут китель вкруг мамы – будто это может спасти её.

Закончился налёт. Поднялись они в ЗАГС. Там их поздравили со вступлением в брак. И пошли они оттуда в дом матери моего отца, куда мама моя ушла за несколько недель до этого вот 8 марта, оставив у себя дома, на столе, записку: «Мама, я ушла жить к Саше».

* * *

Ника, твой дед всё-таки попробовал в какой-то день начать писать свои воспоминания. И получилась у него из этой затеи только одна эта вот строчка: «Никогда в своей жизни не был я так счастлив…» – это он так чувствовал/вспоминал о днях начала их совместной, с Адой Млынарчик, жизни.

Да, шла война, а вот же – пока её ещё не было с ними совсем рядом…

Война, наверное, может и забыться сколько-то потом. А счастье-то твоё – нет!

24 июля 1942 года немцам удалось занять Ростов-на-Дону.

Из 120 тысяч солдат и командиров 56-й армии, оборонявших город, 26 июля южнее Батайска удалось собрать только 18 тысяч. Павшие солдаты и те, что остались в живых, – сделали они всё, что посильно было им сделать в тех тяжелейших, жестоких обстоятельствах.

За день до захвата немцами Ростова эшелон с работниками железнодорожного управления вышел из города, а на подступах к Кавказу был он разбит (о чём выше уже говорилось) во время налёта немецких бомбардировщиков.

Освобождён же Ростов-на-Дону был только 14 февраля 1943 года, – семь месяцев длилась оккупация…

* * *

Отец мой вернулся на работу в своё управление и был назначен начальником военно-восстановительного участка на станции Кавказская (г. Кропоткин). Фронт в это время уже много отодвинулся к западу, но узловую эту станцию немцы продолжали бомбить сильно и постоянно.

Дом, где поселили тогда моих родителей, стоял неподалёку от железнодорожных путей. И в одну