Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Я подарю тебе звезду» - Альманах Российский колокол

Лариса Джейкман

Лариса Александровна Джейкман (Скрипченкова) родилась и выросла в г. Астрахани. Там же получила высшее экономическое образование, и началась ее трудовая деятельность в разных городах России. Попутно с основной работой Лариса окончила заочные курсы английского языка. Время не любит, когда его тратят впустую, считала она.

Мир огромен и интересен, его надо познавать. И писать обо всем, что волнует и не дает покоя. Так начались пробы пера: стихи, а затем проза.

Первая книга Ларисы Джейкман вышла в 2004 г., когда она уже проживала в Англии. С тех пор издано более десяти её произведений, написано несколько песен на её стихи. Широкий круг читателей, общение с ними, неиссякающий интерес к жизни вдохновляют автора и поддерживают её творческий потенциал.

Мир праху твоему…

В 1912 году крупный астраханский рыбопромышленник Александр Аристархович Шмит и его очаровательная супруга Мария Андреевна отправились на отдых к давно манящему их Черному морю.

Южный берег Крыма встретил чету Шмитов очаровательным бархатным вечером с живописным морским закатом. Нежные облака переливались в темно-синем небе розоватым перламутром, солнце уже почти село, и морские волны с пушистой белой пеной легко и приветливо набегали на теплый берег, журча и шелестя прибрежным песком и мелкой галькой.

Александр и Мария прогуливались по набережной, довольно оживленной в это предвечернее время, и любовались окружающими красотами. На одной из скамеек они заметили художника, который, видимо, писал картину вечернего моря, но начало темнеть, и ему пришлось сворачивать свою живопись.

– Добрый вечер, – сказал Александр, подойдя к живописцу, а Мария, лишь улыбаясь, слегка наклонила голову для приветствия.

– Доброго здоровья, господа. Мое почтение. Отдыхаете здесь? – проговорил мужчина, продолжая протирать кисточки и убирая краски с мольберта.

Разговорились, и, когда весь реквизит художника был упакован, они все вместе двинулись вдоль по вечерней набережной, оживленно беседуя.

Художника звали Константин Алексеевич Коровин. Высокий, статный, с красивой бородой и усами, он производил впечатление человека в высшей степени довольного жизнью. Он обожал Гурзуф, подолгу жил здесь, имея роскошный дом с видом на морской простор и загадочные скалы.

Коровин был разговорчив, но немногословен, говорил по существу, в основном о красотах местного края, здешнем замечательном климате и о розах. Он очень любил эти нежные, прекрасные цветы.

– Обязательно приходите ко мне в гости! Я покажу вам свой розарий. Ах, он великолепен, уверяю вас.

И Шмиты пообещали навестить своего нового знакомого в ближайшее время. Все последующие дни супруги наслаждались отдыхом в Гурзуфе: море, солнце, восходы и закаты, красивая набережная, интеллигентная, хорошо одетая публика. Все это создавало атмосферу праздника и душевного комфорта.

Еда в местных ресторанах тоже была особенная: сочное с пряностями мясо, вкусные тушеные овощи, свежевыпе-ченный хлеб, янтарное масло, сыры и мед местного производства. Были отменные вина и, конечно же, фрукты. Особенно хорош был виноград! Лиловый Кардинал, розовый Тайфи и изумительная душистая Изабелла всегда со вкусом подавались на десерт в любом изысканном ресторане.

– Как замечательно в этом райском уголке, ты не находишь, Сашенька? – спрашивала мужа Мария Андреевна, глядя на розовый закат сквозь пелену легкой вуали на изящной шляпке.

Он согласно кивал и смотрел на жену с любовью. Она была очень хороша, молода и утонченно красива. На щеках розовел привычный румянец, который придавал ее прелестному лицу здоровый вид.

И все же Александр Аристархович беспокоился о жене. Больше всего он волновался за ее некоторую потерянность в этой жизни. Ее занятия благотворительностью, которые она считала своим долгом, он не то чтобы не одобрял, но считал, что для дамы ее положения не очень комфортно посещать бедные кварталы и обители обездоленных людей: приюты и богадельни. Да к тому же это было небезопасно.

Он был уверен, что люди, которые живут в таких условиях, скорее всего, уже привыкли к отсутствию элементарных норм гигиены и санитарии, и никакая зараза их не берет. Но дама из высшего общества не должна пребывать в этих условиях ни минуты! И хоть Мария не часто посещала подобные места, риск подхватить инфекцию все же оставался.

Но об этом заботливый муж решил поговорить с женой по возвращении. А пока они наслаждались обществом друг друга, все свободное время посвящая прогулкам и посещению интересных мест. В один из вечеров они решили навестить Константина Алексеевича Коровина, как и обещали.

Искать его дом пришлось не долго. Экипаж доставил их к вилле со странным названием «Саламбо» сразу же, как только они назвали имя художника.

Тот явно был местной знаменитостью, и публика, которая посещала его дом, тоже была таковой. Встретили Шмитов более чем радушно.

– Как я рад, как я рад! Проходите, гости дорогие, – громко сказал Коровин, встретив чету у порога.

Они прошли в красивую залу, и их сразу же представили двум другим именитым гостям, которыми оказались Федор Иванович Шаляпин и Илья Ефимович Репин.

– Знакомьтесь, знакомьтесь, господа! Это мои новые друзья с легендарной фамилией Шмит, Мария Андреевна и Александр Аристархович. Прошу любить и жаловать.

Знакомство прошло быстро и оживленно. Все сразу заговорили об искусстве, о живописи и о последних работах друзей-художников. Затем Константин Алексеевич пригласил всех в сад показать свои чудесные розы в их цветущем великолепии, а позже взору гостей предстали и изумительные работы художника – розы в вазах. Картин было несколько, и они были настолько хороши, что, глядя на них, казалось, что в комнате тоже пахнет розами, как и в вечернем саду.

Федор Иванович Шаляпин оживленно хвалил картины своего друга и стал расспрашивать о его манере писать. Разговор зашел о «широком мазке», мастером которого являлся Коровин, и они даже немного поспорили с Ильей Ефимовичем, который был реалистом в живописи, и его картины всегда отличались почти фотографической точностью.

– Тонко, тонко пишете, голубчик. Ничего не могу сказать! – говорил Коровин. – Вы выписываете свои произведения с точностью до мельчайших деталей. Я восхищаюсь вашими полотнами. Клянусь! Но я – другой. Пишу, как чувствую, одним махом. Я живу красками, я их ощущаю почти физически и в данный момент точно знаю, куда и какую положить.

В разговор вступил Шаляпин, который подвел черту, громогласно объявив, что все манеры живописцев хороши, если их картины нравятся людям. Затем он обратился к Шмитам, которые внимательно слушали обсуждения и при этом продолжали рассматривать полотна, некоторые из которых были развешаны на стенах, и многие еще стояли на полу, прикрытые белой материей.

– Вы к нам из