Традиции & авангард. Выпуск № 1 - Коллектив авторов

случая к случаю. Сейчас мансарду утепляли в частном секторе…

– Он работал, а я морально поддерживал, – засмеялся Николя.

– Как это «мансарду утепляли»? – спросила я. – Ничего сложного в процессе утепления нет.

Главное помнить, что стекловата – вещь коварная. Без защитных очков стеклянные иголки сыплются в глаза как песок. Можно и ослепнуть ненароком, – объяснил Захар.

– Никогда не занималась чердаками, хотя умею менять рамы, снимать и вставлять двери, делать ремонт. Война научила…

– Вы где живете?

– Пока в бывшей конюшне, как пойдет дальше, не знаю. А тут еще новая напасть – с паспортом.

Я рассказала вкратце о том, как мы побывали у начальника паспортного стола и какое предложение нам сделала Любовь Андреевна.

– Бедные, – покачал головой Николя. – У нас тоже работы нет. И жилья своего нет. Мы с родителями не живем. Снимаем комнату.

– Ты не понимаешь, – перебил брата Захар. – Если у нее не будет паспорта, их будут штрафовать, не найдется денег – могут прямо в милиции сотворить что угодно. Надругаться, подбросить наркотики. У людей из Чечни нет прав. Не будет документов, и все, капут.

– Что делать? Куда идти? Кто поможет? Нет никаких организаций, нет приюта, никому в этом городе не нужны беженцы, – всплеснула руками я.

– Все верно, – согласился Николя.

Я заметила, что у него точно такой же перстень, как у брата.

– Подожди здесь. Нам нужно поговорить. – Захар поманил Николя за собой.

Совещались они недолго, а вернувшись, объявили:

– Вот утепляли крышу и заработали триста долларов. Возьми двести. Это подарок.

– Не могу, – отказалась я. – К тому же все равно нужно пятьсот.

– Что ты можешь продать?

– Сережки. Это единственное, что есть. Все остальные ценные вещи уже обменяли на продукты.

– Уши зарастут.

– Да. Но больше ничего нет. Я узнавала, за них дадут около сотни. – А телефон?

– Думала над этим, он будет стоить десять процентов от настоящей стоимости, а позвонить я уже никуда не смогу.

– Бери! – Николя протянул мне деньги.

– Это неудобно.

– Давай так. Мы даем их не тебе, а твоей матери. Она сама решит, что с ними делать. Это жест доброй воли. Она ведь нас спасла, – настаивал Николя.

– Тебя спасла, – пошутил Захар.

Начавшаяся перепалка заставила меня улыбнуться. Новые знакомые вызвались проводить меня домой. Я шла в мокрых сапогах, но в душе у меня зарождалась надежда, что этот страшный город подарит настоящих друзей, а может быть, даже любимого человека.

– Ты замерзнешь, – сказала я Николя. – Надень шапку или кепку.

– Смерть не обмануть, – подмигнул он. – А красота вечна. Ты замечаешь, какой сочный воздух? Скоро из земли прорастут зеленые травы!

– Травы? – я решила, что Николя шутит. Эльфийская хрупкость дополняла его образ.

Словно река в каньоне, манила и завораживала тонкая лента, извиваясь в длинных темно-каштановых волосах. Лента овивала тяжелые пряди, соединяя их в небольшие отрезки и вместе с тем разделяя общий поток ниспадающего шелка, отчего создавалось ощущение, что передо мной не современный человек, замученный повседневным бытом и способами выживания, а пришедший из шумерских сказаний юный дух ветра.

Николя посмотрел на меня с улыбкой, и я поняла, что добрый смех искрится в глубине его зеленых глаз.

– Ты не замечаешь прекрасного, – Николя затянулся сигаретой. – Война уничтожила красоту восприятия. Но это со временем пройдет…

Легкие снежинки падали на его прическу в виде хвоста с перетяжками, отчего Николя выглядел загадочным, как музыкант или актер на далеком Западе.

Не выдержав, я похвасталась, что недавно мы купили утюг. В утюг можно заливать воду, и он пыхтит, только гладить им нечего.

– Мы не собирались его покупать, но продавщица уговорила. Наверное, она соблюдала свою выгоду…

– Вы потеряли веру в людей, – ответил Николя. Захар молчал всю дорогу, терпеливо слушая мои рассказы о войне и дневниках. Около дворика, вокруг которого ютились халупы, к нам подошел бездомный старик, которому иногда я подавала мелочь. Несмотря на то, что бездомный не имел возможности помыться и вдоволь поесть, он всегда отличался жизнерадостностью. Заметив нас, он загорланил беззубым ртом песню о том, что весна – молодая девица в шелковых нарядах.

– Когда люди подают ему милостыню, он покупает хлеб и делится с птицами, – сказала я.

– Значит, мы не зря шли пешком и сэкономили на билетах. – Захар протянул нищему десять рублей.

У меня тоже нашлись монетки.

Мы подали старику со словами «Примите от безработных!», а он в ответ прокричал: – Я вас люблю!

Хозяйка жилища крутилась у разбитого сарая. Судя по всему, она наведалась за оплатой.

– До встречи! – Захар и Николя попрощались, несмотря на мое приглашение остаться на чай.

Сунув руку в карман за носовым платком, я вытащила двести долларов. Сумасшедшие! Надо при случае вернуть. Я отчетливо понимала, что ребята из благородства пожертвовали питанием на месяц, чтобы помочь малознакомым людям.

Мать, приметив хозяйку, вышла навстречу и сразу завела разговор о мышах, муравьях, жуках и огромных земляных червях, облюбовавших наше пристанище. И это за 4500 рублей в месяц!

Хозяйка внимательно выслушала ее и ответила: – Нечего бояться безобидных животных!

– Зимой черви спали, а теперь проснулись и бодро шастают по жилью, – подойдя поближе, сказала я.

– И что с того? Дому сто пятьдесят лет! Как он до сих пор не рухнул! – парировала хозяйка.

Мама горько вздохнула, дала ей деньги за две недели проживания и попрощалась.

Разливая по тарелкам макаронно-луковый суп, мама сообщила, что мы перемещаемся в одиннадцатиметровую комнату, поскольку средств арендовать что-то другое нет.

Кошки терлись о ноги и мурчали. Полосатик выглядела счастливой, у нее родились двое котят.

После обеда я отправилась продавать сережки. Мимоходом заполнила четыре анкеты на должность продавца в надежде, что кто-то пожалеет и возьмет беженку на работу, а затем по объявлению нашла водителя «Газели». Его звали Женя, и мы договорились о переезде на середину марта. Захар и Николя вызвались помочь с погрузкой, которая обычно целиком взваливалась на меня. Металлические стеллажи, кровать, раскладушка, мешки с книгами, одежда и кошки были нашим имуществом.

Мама хваталась за сердце. Она не могла поднимать тяжести.

На Масленицу у тетушки Юлии я познакомилась с ее дочерью Эльвирой, приехавшей из Москвы.

Здесь, на периферии, Москва кажется другой вселенной, где живут состоятельные люди. Эльвира, ровесница моей матери, развеяла этот миф, сообщив, что на столичных вокзалах и в метро бездомных и нищих никто не замечает. Они вместе с детьми живут в коробочных городках, а мимо хладнокровно ходят более удачливые россияне.

Легко упасть в пропасть. Попробуй над ней воспари…

Блины со сметаной и красной икрой, как положено на Масленицу, подавались с квасом. На столе помимо кваса был