Российский колокол №5-6 2021 - Коллектив авторов

испугалась сладко и горячо: того, что он поцелует или не поцелует её.

Он наклонился к ней немного, почти незаметно и замер. Потом наклонился ещё, и, хотя движение снова было еле различимым, она ощутила тепло его губ и его дыхание на своём лице. Кира потянулась к этому теплу – неосознанно, как цветок тянется к солнцу. И, за долю секунды до поцелуя осознав его неизбежность, Кира ощутила, как от ног до самого горла пробегает волна, похожая на морскую: когда сначала хочется выскочить, а потом привыкаешь, и оказывается, что то, что грозило холодом, приносит наслаждение.

Вэл поцеловал её мягко, нежно, едва касаясь губами губ. Кире стало невероятно хорошо. Мир её выворачивался наизнанку, становился совершенно другим. В новом, изнаночном, мире хотелось, чтобы поцелуй не заканчивался никогда. В старом мире от него хотелось бежать. С Димой она чувствовала свою голову бруском раскалённого железа, зажатым между наковальней широкой ладони мужа и молотом его сильных жёстких губ. Дима умудрялся бить, даже целуя, бил, словно хотел выковать из неё что-то другое или наконец уничтожить уже навсегда.

Вэл поднял голову и разомкнул руки. Дал ей одного щенка, сам подхватил двоих. Кира расстроилась, как маленькая девочка, которую посреди праздника погнали спать, но постаралась не показать виду. Ноги её были ватными и слегка дрожали, и, сделав пару шагов, она поняла, что её шатает из стороны в сторону, но сделала вид, что это из-за щенка, который вертелся у неё в руках, норовя лизнуть в нос.

Они устроили щенков в сарае и легли спать. Держались друг от друга подальше, не смотрели друг другу в глаза, отворачивали смущённые лица: никто из них не знал, как и что теперь нужно и можно говорить, они всё ещё были слишком чужими друг другу, слишком мало их связывало.

И вот они оказались под одним одеялом, и Кире стало страшно, потому что не знала, к чему может привести этот случайный поцелуй. Она сжалась, скрестила ноги и вдруг остро осознала свою полную беззащитность: он мог сделать с ней всё, что хотел.

Тут же вспомнился Дима: с ним она чувствовала себя надтреснутым поленом, в которое раз за разом погружается треугольный холодный колун, расщепляя её тело всё больше и больше, до самой головы, до головы, погружённой в спасительный туман, в котором плывут и лопаются огромные фиолетовые шары.

Вэл приподнялся на локте и склонился над ней, но на этот раз у Киры не возникло предвкушения поцелуя. Сейчас она оказалась в ловушке между его сильным телом и кроватью, ей некуда было бежать, и щенков не было рядом, и почему-то именно щенки сейчас имели решающее значение. Она сжалась, замерла, приготовилась терпеть, но, почувствовав её страх, Вэл отстранился и лёг на самый край широкой постели, чтобы не коснуться её даже случайно. Сказал из темноты:

– Прости.

– Нет, я…

– Хочешь, я буду спать в другой комнате?

– Нет, – ответила она, и это была правда. Она тщательно подумала, прежде чем это сказать, ведь он, казалось, на самом деле обращал внимание на то, чего она хочет. – Мне просто трудно.

– Из-за мужа?

– Да.

И оба поняли, что имелось в виду: не смерть и связанное с ней горе, а то, что он делал со своей женой все эти годы.

– Скажи, – снова заговорил он, – как он умер?

– Его убили, – ответила Кира.

– За что? Кто это сделал?

Она повернулась на бок, спиной к Вэлу. Она молилась, чтобы её мысли снова утонули в тумане, она не хотела их слышать. Потому что, может быть, это именно она, собрав все свои силы, всю свою злость, ударила Диму битой по голове, а потом, когда он упал – здесь, в дверях спальни, в нескольких шагах от её кровати, – несколько раз провернула в его животе мясницкий нож и оставила истекать кровью. Может быть, она сделала это с ним за всё, что он когда-то делал с ней. Может быть, она хотела знать об этом и одновременно об этом забыть.

И ещё она хотела знать, кто такой Вэл и зачем он пришёл к ней в дом.

14. И сосновые, тайно, затворы освобождает

Утро было тяжёлым, похмельным. На рассвете ушёл Вэл, и Кира, которая всю ночь то погружалась в маетную, не дающую отдыха дремоту, то выныривала из неё резко, с бьющимся, как от страха, сердцем, провалилась в глубокий, как смерть, сон. Проснулась совершенно разбитой, когда солнце уже высоко поднялось над вязом, вспомнила о запертых в сарае щенках.

За закрытой дверью сарая обнаружился полный разгром. Одеяло, которое Кира постелила щенкам, было разодрано в клочья, деревянный черенок лопаты топорщился тонкими щепками, на гладком когда-то боку пластикового ящика с инструментами виднелись оставленные щенячьими зубами неровные бороздки. Тут и там поблёскивали лужи мочи.

Небо было серым, накрапывал дождь.

Кира, одетая в пижаму, поверх которой была наброшена куртка, обессиленно опустилась на порог сарая. Щенки полезли к ней, она стала отпихивать их, а они лезли и лезли, тыкались носами, лизали ей щёки, но сегодня ей было неприятно. Кире захотелось, чтобы сейчас приехала Дина, увидела щенков и вышвырнула их прочь. Она не хотела сама решать, что с ними делать.

Она не хотела хотеть.

Она хотела, чтобы всё стало как прежде. Чтобы Кирилл пришёл, ударил её, а потом изнасиловал. И тогда она знала бы, что делать. А сейчас – не знала.

Уборка – вот что всегда было правильно. И, поймав эту спасительную мысль, она принесла ведро и тряпку, вытерла лужи, выкинула щепки от лопаты. Накормила щенков отборной говядиной – больше в холодильнике ничего подходящего для них не оказалось.

Заперла их снова, и в этом отсечении от себя тех, за кого приходилось отвечать, – впервые в жизни – было облегчение.

Пришла Николаева. Они долго и мучительно пили чай, Николаева стала рассказывать что-то невыносимо нудное про свою скучную жизнь, бесконечно перебивая себя вычислениями относительно дня, в который это произошло. Кире хотелось сказать, что день совершенно неважен, точно так же как и весь рассказ в целом, но она молчала и чем дальше слушала, тем больше осознавала, что впервые в жизни хочет ударить человека – прямо кулаком в толстое тупое лицо.

– А ещё у меня знаешь что было? – Николаева бросила путаться в прежней своей истории и начала новую, с нажимом, явно волнуясь. – Паразит мой компьютер добил. Там и так-то всё на ладан дышало, нам старый достался, подержанный, от моего брата двоюродного. Ноутбук. Родственники – нет