Альманах «Российский колокол» №3/1 2019 - Альманах Российский колокол

читателей и слушателей вдохновляют его трудиться с ещё большей отдачей, а новый материал для будущих статей, очерков и книг диктует сама жизнь. Сергей Аркадьевич пишет книги для того, чтобы, читая их, люди становились добрее, чтобы научились верить в чудеса, мечтать и воплощать свои мечты в жизнь.

Член ИСП, член Союза писателей России.

Тихая охота

Давно не был на своей малой родине. И вот посчастливилось приехать. В центре города всё меняется, а здесь, на окраине, где рукава Северной Двины обнимают район со всех сторон, жизнь замирает и течёт так же размеренно, как и сама река. Я вышел на конечной остановке, пустой автобус развернулся и отправился назад к вокзалу, где его ждали новые пассажиры.

– Ну что, Серёжа, стоишь, дядьку не узнал, что ли? – Обернулся на голос и попал в крепкие объятия дяди Якова. – Пошли, я с утра баньку истопил, а Ирина в печи твою любимую грибовницу сварила, рыбник испекла.

Позже, разморившись от бани и еды, сидел за столом и нахваливал русскую печь за особый аромат приготовленных блюд и хозяйку, так умело управляющуюся с ней. Кроме грибовницы и рыбника, на столе в тарелочке были хрустящие грузди, отваренная в мундире картошка (она мелкая на севере, оттого её и не чистят, а только хорошо моют и варят), капуста, квашенная с морошкой. Вот они, разносолы севера! Дядьку тоже разморило, и он пустился в философские рассуждения:

– Это ты правильно говоришь, племянничек. Но чтобы всё это на стол поставить, матушке земле не один десяток раз поклониться надо.

– Это как же так поклониться, Яков Николаевич? – Мне хотелось послушать его рассуждения под мирное сопение кота на диване, под звук работающей где-то в соседнем дворе пилы, который не заглушал пение птиц, льющееся из открытого окна… Такая благодать растекалась по телу и душе…

– Да очень просто, Серёжа! Ты, когда в лунку картошку кладёшь, кланяешься земле-матушке, единой для всех, живущих на ней, просишь, чтобы урожай дала, чтобы прокормила нас и детей наших. А по осени убираешь – опять кланяешься, теперь, правда, благодаришь за урожай. А потом в лес идёшь – и опять земле кланяешься, чтобы гриб да ягодку сорвать.

– А ведь действительно так! Я этому раньше как-то не придавал значения! – Неподдельное удивление правоте его рассуждений заставило и меня задуматься о мудрости наших предков. – Даааа…

Таким рассудительным и трудолюбивым народ моей малой родины, Архангельской области, стал не за одну сотню лет. Лето короткое. За это время надо и посеять, и собрать, и заготовить всё необходимое на зиму. Тут сидеть на лавке и чесать языком некогда. Наступят холода, что будешь есть – лапу сосать? Зимы суровые и длинные. Вот тогда-то в тепле и уюте, пожалуйста…

– А хочешь с нами завтра за грибами пойти? – Дядя Яков уже сменил тему разговора. – Мы с Ирининым старшим братом договорились завтра в пять утра возле парома встретиться. Но если ты устал с дороги, то можешь отдыхать и спать спокойно.

– Нет-нет, дядя Яков, я с вами. В поезде належался. Здесь моя родина: хочу воздухом надышаться; увидеть, как солнце всходит; как роса изумрудами сверкает; услышать, как птицы в лесу поют!

Тётя Ира засмеялась:

– Ты, Серёжа, как был в детстве говорун, таким и остался! Красиво-то как сказал!

Детство… Я ведь действительно только беззаботное детство прожил здесь, на родине. А потом судьба кидала меня из конца в конец по всей необъятной нашей стране.

Готовиться к завтрашнему походу за грибами мы стали с вечера. Из чулана достали резиновые сапоги, брезентовый плащ с капюшоном и большой рюкзак, очень похожий на армейский термос (чтобы грибы или ягоды не мялись, их складывали в такие алюминиевые ёмкости, обшитые материей]. Тётя Ира достала шерстяные носки. Всё это меня заставили надеть. Укомплектованный как на зимовку в тайгу, стоял по центру большой комнаты, а меня осматривали в четыре глаза со всех сторон. Я покрутился, по команде поприседал, походил и услышал от дяди слова одобрения:

– Всё, готов! По звонку будильника встаём и, не мешкая, одеваемся, а то паром нас ждать не будет.

Утро только начинало сереть, а мы уже стояли на мокром песчаном берегу реки. За спиной – контейнер, а в руке – корзина. К нам подошёл с рюкзаком-контейнером (побольше наших] и с двумя корзинами сухощавый энергичный пожилой мужчина и протянул мне жилистую мозолистую руку, оригинально представившись:

– Лучший фронтовой друг твоего отца и по совместительству старший брат Ирины – Степан Анатольевич.

Народ всё подходил и подходил. У всех были не только рюкзаки за плечами, но и корзины в руках. Люди здоровались и выстраивались позади нас, образуя широкую очередь. Интересовались у дяди Якова, кто у них гостит. Удивлялись: неужели Сергей приехал. Я никого из них не знал, а точнее, не помнил. Новость о моём приезде стремительно расходилась. Вскоре боковым зрением увидел, что сотни глаз рассматривают меня, обсуждая услышанную новость. Сердце защемило. Давно нет моих дедушки и бабушки, да и родителей уже похоронил, а народ помнит всю мою родню.

– А мать его, Светлана, такая красавица была. Парни так и бегали за ней, – услышал я негромкий голос.

– Бегали, а вышла замуж она за Аркашку! – Кто-то поддержал разговор. – Это его морская форма вскружила ей голову.

– Точно, щёголь он был ещё тот, от своего отца не отставал.

Не успел посмотреть, кто это сказал. Неожиданно забрякала цепь. Очередь ожила и уплотнилась. Застрекотала металлическая лебёдка, и тяжёлые паромные сходни опустились на берег. Колонна быстро зашла на широкий бак парома и равномерно распределилась вдоль бортов, где были откидные лавки. Рассвет пронзил громкий гудок. Паром вздрогнул, оторвался от грунта, закачался и медленно пошёл навстречу первым лучам солнца, которые отражались в набегающей на корму волне.

Я заворожённо смотрел, как тает туман, вырисовываются берега реки, встаёт солнце. Его лучи несут тепло, рождается новый день…

– Серёжа, ты не куришь? – вернул меня в действительность голос Степана Анатольевича.

– Нет, и даже не начинал.

– Молодец! А я с войны столько раз хотел бросить, не получается. Вот твой батя тоже никогда не курил. И на «лёжке» ему из-за этого намного легче было.

– Про какую лёжку вы говорите, Дядя Степан?

– Как про какую? Про ту самую, снайперскую. Тебе Аркадий что, про войну ничего не рассказывал?

– Почти ничего. Я его спрашивал, но он или уходил от разговора, или молчал, а глаза сначала краснели, а потом наполнялись слезами. Но помню, как в детстве гордился им, когда