Уральский следопыт, 1979-01 - Журнал «Уральский следопыт»

«А упрятал бы ли?» – спрашивал себя мастер.

Однако вновь начатое с вдохновением дело Игоркино споткнулось вдруг о что-то. Затормозило и осекло его, и вторая лодочка утонула в каких-то неведомых Агейкину глубинах.

Но сразу же появилась третья, формою и обводами та же, но высечек и буртиков на ней было иное количество, значит, придумывалось опять иное. Третий заход выдался удачливее; и каждое утро под крышкой появлялось что-нибудь еще. Не враз, но без протяжек, стали возникать то крылышки отдельные, выпукло жестковатые, хотя были и сделаны всего-то из фопьги в десятую долю миллиметра толщиной, то головка, рельефно выдавленная, то еще что – то, и Агейкину приходилось еще раскидывать мозгами, чтобы понять: что, как и к чему прикреплено будет, а иной раз все-то и не понималось вовсе. Он предположит так, как сам сделал бы в этой любопытной жужелице, а потом выходило иначе и притом остроумнее!

Тогда Агейкин крякал удовлетворенно и убирал нежные бронзовые скорлупки в складик под капроновую крышечку, думая, что получился чуть ли не турнир между мастером и его выучеником.

В смену Игорка тихо посвистывал, неспешно возился с выданной ему работой и ни разу, что удивляло Агейкина, при нем не открывал он заветного клада, не разглядывал, не оценивал производство рук своих.

Удивлялся Агейкин его терпению, потому что сам он, делая что-то или сделав уже, любил долго держать в руках, словно грея бы, любуясь и высверком металла, и точностью и чистотой шлифовки и вообще ощущая радость даже от веса, пусть он будет минимальный, построенное или настроенное им изделие.

Стопа книжек на Игоревом верстачке была, как он выразился однажды, величиной переменной и в объемном и в содержательном, так сказать, своем выражении, однако магнетизм по-прежнему особо притягивал паренька. Однажды даже увидел Агейкин синий картонный переплет с якорьком, там было написано совсем непонятное: «Практическое определение и уничтожение девиации».

– Вон аж куда тебя бросило, – озадаченно сказал Агейкин. – Что это за штука и с чем ее едят? Ну, вроде авиации которая?

– Да по идее вот что, – сказал Игорка, чуть схмурив брови. Молодые вообще любят показать свою особую осведомленность в чем-то, пусть это будут даже одни вершки только. – Стрелочка магнитная всегда на север кажет, если ей ничто не мешает. Положи рядом что-то железное, она отклонится. Ну, как бы соврет маленько. Вот это и будет девиацией.

– К чему тебе она? – полюбопытствовал снова Агейкин.

– Да так, – неопределенно ответил Игорка. – Случайно наткнулся в районной библиотеке, полистал. Уяснить чтобы, что к чему…

Первый раз, пожалуй, так подробно и так много сказал Игорка, а на другой день книжечки уже не стало.

– Ищет что-то,. решил Агейкин. – Это добро-о-…

После Игорь экспериментировал с резинками, находя их где-то или извлекая, должно быть, из подтяжек тонкие тягуче-упругие ниточки, пытался сцеплять ими рычажки, но скоро выбросил, отказался от них и переключился на пружинки, свивая их из балалаечной серебристой струны.

– Кхм, – окрякивал утром Агейкин, разглядывая пружинки. Не иначе, как навивались они на игольном острие. – Ищет силу для жужелицы, вот что ищет!

Агейкину после долго помнилась крохотная пружинка, похожая на витки вольфрамовой нити в электролампе, причем более всего дивило его мысленное сопоставление этой миниатюрной спиральки и парнишечкиных ручищ. Но ведь не только держали, а и делали могучие пальцы такую тонкость – вот что было поразительно!

Опять иногда заходила, а точнее-то выразиться – начала заглядывать в мастерскую Таня. Черненькая, аккуратная, она мило и тихо улыбалась Агейкину, шептала Игорке, исподтишка показывая ему что-то, зажатое в кулачке.

Тот отдувал толстые губы и отрицательно качал головой.

Девушка опять шептала что-то и уходила, унося в кулачке свой секрет.

В конце мая в мастерской расцвела весна.

Окна раскрывались настежь, и хотя были обращены они в заводской двор, стоявшие преградой березы, рябо рассекая солнце, несли и свежесть, и говор листьев, отчего казалось, что заводские шумы и заводские запахи теряли силу или уходили вдаль. Но все же не в этом было явление весны: теперь пылали на окне золотые бубенчики купавок, хрустальную вазу заменяла им колба из тонкого и бесцветного лабораторного стекла. Наверное, как и эта колба, пяток стеблей с ароматными шариками были Таниными.

В пятницу с утра, взяв колбу, и с удовольствием нюхая цветы, Агейкин заметил вдруг, что, против обыкновения, синеватая капроновая крышка лежала перевернутою – в ней было сложено то, что, по-видимому, было окончательно признано пригодным, прошло проверку и отобрано для дела. Он стал все разглядывать: лодочка тут, к ней припаяны медные проволочки – лапки, причем на каждой скрупулезно и тщательно нарезаны кольчики поперек, вроде как членики, лежали две пружинки, мельчайшие дырочки, скобочки и еще не то железный, не то стальной брусочек с выступами и отверстиями по концам. Ни: крылышек, ни головы жужелицы не было, они исчезли словно, и Агейкин поискал глазами даже не смахнула ли уборщица, но не выискал. Успокоившись, что так, видимо, и надо, он долго вертел в пальцах железный брусочек и никак не находил ему применения во всей этой жучьей конструкции, хотя был прочно уверен, что, имей брусочек иное предназначение, не выложил бы его тут Игорка.

«Магнит!» – озарило было Агейкина, и он тотчас поднес к бруску точеный конус кернышка, но один металл был равнодушен к другому.

Игорка пришел с тремя прутиками свежих купавок, водворил их в колбу и сказал:

– Работы сегодня у нас, Петрович, во – и провел ручищей по крепкой шее. Появился он в спортивной майке-футболке с красной шнуровкой на груди, благо уже стояла жара, в бедрах брюки были схвачены каким-то диковинным ремнем, отчего он вообще выглядел атлетом, и Агейкин откровенно залюбовался Игорем.

– Насчет работы оно конечно, – подтвердил тоже, потому что сам вчера твердил это. – И все срочная. Так что, может, и пересидеть придется. А уж назавтра выходной.

– Это можно! – весело согласился Игорка, – только ты мне разреши, Петрович, ключика от мастерской. У меня, понимаешь, завтра…

– Ну-ну, понимаю. Всегда можно. И от шкафчика ключик… чтобы бронзы или чего там…

Агейкин явно намекал на капроновую крышку.

– Больше не надо.

– Смотри.

Пересидеть пришлось часа два, было жарко, и даже тень березы не спасала, но все сделали.

Агейкин несколько раз подсаживался к Игорке, потому что работа была сложной, и не все парень знал еще, подсказывал ему. Даже брал в руку, как бы просто так, крышку со всем ее содержимым, перекатывал в нее наложенное, но парнишечка и ухом не вел.

«Вот характерец! – думал Агейкин. – Но и у меня тоже!»

В