Семнадцатая - Виталий Хонихоев

- У нас проблемы. Вероники никогда не было. В школе меня травила Троица, а не Четверка. Это дело рук Валенфора – внедрение воспоминаний.

- Поняла. – голос Сплетницы становится серьезным: - но как я раньше этого не заметила? Его сила как-то блокирует критическое мышление! И… он может влиять на восприятие.

- Как?

- Не знаю. Сомневаюсь, что эта Вероника – Валенфор, скорее одна из его кукол. Но когда и как он сумел взять нас под свой контроль? О! Кажется, я знаю. – ее голос становится веселым: - эта история заслуживает быть вписанной в большую книгу сказок Бостона.

- Нет такой книги.

- Нет так будет. Итак… что предложил тебе Аккорд за то, что ты – победишь Падших?

- План по восстановлению экономики Броктон Бей.

- И тебя не смутило то, что такой план он уже сделал для Выверта?

- Но… это же было до нападения Левиафана…

- Эти был Хороший День, Тейлор. Привести Броктон Бей в состояние, в котором он был до нападения Левиафана не так сложно, мэрия уже почти справилась. Затопило набережную, город остался без света и канализации на пару дней, но все уже налажено. План Аккорда для Выверта учитывал и то, что придется воевать с местными бандами, а в твоем случае ни с кем воевать не придется.

- Вот черт. – говорю я и перевожу взгляд на танцпол, где веселятся девчонки: - я поняла. Воспоминания и восприятие?

- Да. А еще – Валенфор любит молоденьких девушек. Правда они ему быстро надоедают.

- Я видела, что происходит с теми, кто ему надоедает.

- Угу. Фотографии?

- Да.

- Имей в виду, мы тут на чужой территории. СКП Бостона не сотрудничает с нами. Центральный офис с ума сойдет.

- Да? И что же они сделают?

- Наверное пришлют Триумвират. – в голосе Сплетницы слышится веселье: - хочешь снова повидаться со своим кумиром и влажной мечтой юности?

- Лиза!

- Ну прости, прости… ладно, никого не пришлют. Ты уже порвала Большую А пополам, они не могут позволить себе такой же трюк в отношении Легенды или не дай боже – Эйдолона. Бушуй сколько хочешь. Контейнеровозы уже прибыли, не мне тебя учить. Мне просто интересно… каким же нужно быть идиотом, чтобы бросить тебе вызов. После Бойни Девять, после Лунга, после Александрии…

- Ты забываешь о том, что Валефор не знает о Бойне Девять. Или Александрии.

- Я же говорю – идиот. – вздыхает Сплетница: - ну да ладно. Твои контейнеровозы вот уже полчаса как в Бостоне. Я так понимаю, что мы переходим к плану «Браво»?

- Да. Предупреди остальных. А я пока отойду – следует проверить теорию.

- Удачи. Хотела сказать тебе что-то подбадривающее, но это не мой стиль. – Сплетница отключается. Я – нахожу взглядом Веронику. Воспоминания о том, как она – помогала мне, как подбадривала и в конечном счете стала лучшей подругой, человеком с которым можно поделиться всем на свете – по-прежнему у меня в голове. Лиза говорит, что Валенфору нужно просто увидеть человека, чтобы применить свою способность. Он может менять воспринятие. Так что может быть мы сейчас даже не в клубе «Сорок Этажей», а где-нибудь в подвале Падших, с повязкой на глазах и в оковах. Может быть – все люди вокруг – куклы Валерфора. Хотя насчет первого я загнула, я чувствую клуб своими насекомыми, подделать мои чувства так, чтобы я не заметила разницы… или он – просто дает команду «чувствовать то-то и то-то», а его жертва – сама все придумывает у себя в голове? И самое главное – он воздействует на Корону Гемма и Поллентию или же на другой участок мозга?

Где-то в Броктон Бей я-Панацея – проходит в дверь стерильной комнаты, где девушка с золотыми волосами и в медицинском халате склонилась над чьим-то мертвым телом с инструментом в руке.

- Райли. – говорю я-Панацея. Девушка поднимает голову и озаряется улыбкой. На секунду мне становится страшно. Не от контраста между милым кукольным личиком и открытой трепанацией черепа, а от того, что с ней сделали. Она может делать такое, что любые средневековые пытки покажутся детской шуточкой, она настоящий монстр, но при этом полностью лишена эмпатии. Совершенно не понимает эмоции, но умеет причинять боль. В совершенстве знает, как именно работает организм. Ее способность приживить нервную систему тостеру – поражает. Но ее способность с такой готовностью и радостью сотрудничать с той, кто недавно убила всех, кто был с ней близок – ужасает. Для Райли нет настоящих чувств, близости и привязанности, лояльности и любви. Есть только декорации, в которых она – хорошая девочка. Что бы не происходило. Она добивается одобрения тех, кто рядом – любыми способами. Принимая их систему ценностей, угрожая, шантажируя, делая что угодно. Для доброго Джека – она мучила людей, причиняя им неимоверные физические и моральные муки. Чего стоят ее «инсталяции», в которых она вскрывала ребенка на глазах матери и связывала их нервные системы так, чтобы они взаимно мучали друг друга самим существованием.

Как только Джека не стало, и она поняла, что я тут главная – она с таким же фанатизмом стала добиваться моего одобрения. Вести себя примерно, заглядывать в глаза и кивать. Поддакивать и шутить. Словно бы у нее нет своей системы ценностей, своего морального компаса. Хотя почему – словно. У нее его и нет.

Однако есть в ней и то, что принадлежит ей самой. Это – любопытство и стремление к экспериментам. Порой самым смелым. Она с тем же рвением делает операции и на самой себе, бесстрашно доверяя своим роботам-паукам, которые на самом деле – киборги. В конце концов конек Ампутации – не сборка механизмов, а именно работа с органикой, но не так как у Панацеи, а именно хирургическим путем. Тут отрезать, здесь пришить и готово.

- Тейлор-Эми! – сияет улыбкой Райли: - а я как раз проводила