Праведник мира. История о тихом подвиге Второй мировой - Греппи Карло

Еще один пример — обличительная книга Шрёдера «Без отчизны в открытом море» (Heimatlos auf hoher See). Она была написана в 1949 году по горячим следам и теперь является библиографической редкостью. Я случайно отыскал ее в одном антикварном магазине около десяти лет назад и несколько раз безуспешно пытался перевести[488].

В Италии с момента окончания войны «никого не интересовало, что делали побежденные», писал Энрико Деальо[489]. Полуграмотный Лоренцо из Бурге вряд ли мог у кого-то вызывать интерес. Каменщик вращался в среде таких же, как он, — жестянщиков и мусорщиков, чья жизнь состояла из драк в «Пигере» и яростно поглощаемых литров вина.

Мы знаем, что, вырвавшись из муравейника под названием «Суисс»[490], Лоренцо никогда никому не рассказывал о пережитом[491]. Его поведение можно описать словами дочери графа Ромера[492] о мотивах ее отца: «Помощь тем, кто в этом нуждался, была для него первым принципом, которого следовало придерживаться, а производить впечатление на других — последним»[493].

Ни в коем случае не умаляя поступков всех здесь перечисленных, я все же хотел бы подчеркнуть: выражение «протянуть руку помощи» даже в малой степени не отражает того, что Лоренцо сделал в те месяцы для Примо в Моновице. Ведь там речь шла не о письмах в защиту или визах для тысяч человек и не об организации укрытия или разработке плана побега — о выживании в месте, где и сами «вольнонаемные» рабочие каждый день буквально рисковали протянуть ноги[494].

Я только сейчас понял, что пытаюсь свести в луч отдельные проблески света. Возможно, на Лоренцо повлияла общая атмосфера — он находился в двух шагах от эпицентра уничтожения евреев Западной Европы. Все-таки большая часть историй спасения, о которых мы знаем, происходила вдали от этого ада.

Разумеется, были исключения. К примеру, британский солдат Чарльз Кауард[495], [496], «Граф Аушвиц», помог бежать сотням заключенных именно из Моновица. Этому праведнику мира Джон Касл посвятил ставшую бестселлером книгу «Пароль — мужество» (The Password Is Courage, 1963)[497].

Или польская медсестра Ирена Сендлер[498] (Кшижановская), которая спасла тысячи еврейских детей из Варшавского гетто (в 1965 году признана праведником народов мира; ей посвящены два фильма[499], [500]).

Когда я пишу «вдали от ада», то подразумеваю, что Будапешт или Краков в случае Джорджо Перласки или Оскара Шиндлера по факту были сборными пунктами для депортации евреев — в этих городах шла охота на людей и случались неизбирательные внесудебные расстрелы. (Сегодня на фабрике Шиндлера создан потрясающей музей, в котором я побывал десятки раз.)

Прочие истории происходили в Атлантике (случай Шрёдера); в нейтральной Швейцарии (Грюнингер, конец 1930-х) — здесь даже раньше, чем началось массовое уничтожения евреев в Европе. А еще — между крайними западными точками расширившегося в 1940-х Советского Союза и Тихим океаном, как писал Броккен. Все эти истории разворачивались до 1941 года и вдали от Vernichtungslager — лагерей смерти, мест массового уничтожения евреев в Европе, и от кромешной, смоляной тьмы. О ней Леви написал непревзойденные, на мой взгляд, строки, в свое время вызвавшие большой резонанс[501].

В то время были и другие цвета — не только черный[502]; однако мало кто из находившихся за колючей проволокой обращал на них внимание. Там, где не виднелось ни одной постройки цивилизованного мира, не мечтали о Швейцарии и уж тем более о море. Находясь в самой сердцевине машины уничтожения, было сложно представить, что где-то там, за ее пределами, есть свободный мир — в тысячах километров от войны и от этой ловушки.

По крайней мере, мне так стало казаться. Я много лет путешествовал по пустошам и изучал их: Аушвиц, Маутхаузен, Заксенхаузен, Равенсбрюк, Терезиенштадт…

«Было бы хорошо написать истории таких, как Лоренцо, — говорилось в газете Il Popolo Fossanese в статье о встрече горожан с уже знаменитым Примо Леви. — Так как они бескорыстные и скромные, о них мало что известно»[503]. Насколько я знаю из скрупулезных исследований Энджер и Томсона[504], автор этой статьи Доменико Ромита, историк и преподаватель местного лицея, первым упомянул в прессе имя Лоренцо. Но и это было кое-что — учитывая, что мы говорим о номере за 15 июня 1963 года.

Роман «Передышка» уже издан, и Лоренцо давно нет в живых, это правда. Но описанные события все еще принадлежат недавнему прошлому. Исследовать эту чудесным образом вырванную из забвения историю нелегко: пробираться приходится с трудом, порой на ощупь находя первоисточники.

Сегодня в Фоссано хорошо известен Лоренцо и другие праведники — дон Антонио Мана[505], Мария Анжелика Феррари и семья Грассо из Лорето[506]. С момента публикации той первой статьи в 1963 году и по 2020-е имя Лоренцо в его родном городе упоминалось не раз. Бывший настоятель прихода Фоссано дон Лента много писал о нем в 1982 году. Священник с гордостью рассказывал, что «на страницах книги известного писателя» (речь шла о сборнике Леви «Лилит и другие рассказы»[507]) есть «каменщик из фоссанского Борго-Веккьо». В этом произведении автор наконец-то «позабыл о своей сдержанности»[508] и включил в него ранее не опубликованный рассказ «Возвращение Лоренцо» (Il ritorno di Lorenzo)[509].

В начале 1980-х о Лоренцо заговорили чаще. Сегодня он — местная гордость, и это заслуга жителей Фоссано и городских общественных организаций. «Он лишь недавно стал по-настоящему известен, — подтверждает президент ANPI в Фоссано Луиза Меллано, — но лишь части местных»[510]. По словам 80-летнего библиотекаря Карло Морра, который в детстве был знаком с Лоренцо, большинство жителей Фоссано мало знают о том, кто он такой[511].

Морра рассказывал о Лоренце Самуэле Салери, авторе единственного произведения — неопубликованной магистерской диссертации, написанной в 2017/18 году. Даже родственники долго не понимали или не признавали ценности поступка Лоренце — до такой степени, что поделились с Энджер: они стыдились его на протяжении 40 лет. «Потому что таким и бывает не знающий наград настоящий героизм, — писала Энджер. — Слава — для истории, но вечное бремя — для самого героя и для тех, кто рядом»[512].

В апреле 2015 года во дворе фоссанской школы имени Примо Леви посадили оливковое деревце из Иерусалима — символ мира, «в том числе и в память о связи между писателем и Лоренцо Пероне»[513] (фамилия написана с одним «р»). В те же дни в честь 70-летия освобождения страны вышло местное мемориальное издание. В разделе «Фоссанцы и война» есть краткая заметка о Лоренцо: каменщике-старьевщике и, возможно, контрабандисте. Он родился в первые годы прошлого века и заслуживает внимания тех, кто интересуется тем периодом[514].