Избранные труды. Том I - Олимпиад Соломонович Иоффе

и может рассматриваться в качестве последствия этих причин. Какой из фактов объективной действительности будет выделен в качестве следствия в каждом отдельном случае, – это уже зависит от непосредственных задач данного научного исследования. Само собой разумеется, что юрист, исследуя явления объективной действительности в целях решения практических задач в области ответственности, в качестве следствий будет выделять лишь такие факты, которые наступили в сфере урегулированных нормами права общественных отношений и нарушили их нормальное состояние.

Значительно сложнее обстоит дело с выделением тех фактов, которые, находясь в общей системе взаимодействия, послужили причиной данного следствия. Вокруг этих фактов и концентрируется проблема причинной связи во всей ее сложности.

Советские юристы с полным основанием отвергли как антинаучные и глубоко ошибочные идеалистические и механистические концепции типичного причинения и необходимого условия. Если первая концепция исходит из предопределенности причинения, то вторая, признавая равнозначными все условия, способствовавшие наступлению результата, ориентирует не на исследование объективной природы каждого данного случая, а на разрешение гадательного вопроса о том, что было бы, если бы такое-то обстоятельство отсутствовало.

К сожалению, и некоторые советские авторы, переходя от критики к формулированию своих собственных взглядов, вероятно, сами того не замечая, переносят центр тяжести на постановку того же гадательного вопроса. Так, Т. В. Церетели определяет понятие причинной связи следующим образом: «Причинная связь между действием человека и наступившим общественно опасным последствием существует тогда, когда без данного поведения преступное последствие не имело бы места, если при этом в момент совершения поступка лицо имело реальную возможность своим вмешательством оказать воздействие на этот ход событий».[488] В этой формуле вопрос, характерный для «теории» необходимого условия, ставится дважды. Во-первых, для признания причинной связи необходимо, чтобы «без данного поведения преступное последствие не имело бы места…», т. е. в каждом отдельном случае необходимо мысленно исключить противоправное поведение и проверить, не наступил ли бы результат при его отсутствии. Во-вторых, необходимо также, чтобы «в момент совершения поступка лицо имело реальную возможность вмешаться в объективный ход событий и своим вмешательством оказать воздействие на этот ход событий», т. е. в каждом отдельном случае необходимо установить, было ли способно противоправное поведение вызвать результат, который не вытекал из объективного хода событий, а для этого нужно проверить, какой результат мог бы быть вызван самим объективным ходом событий, если мысленно исключить противоправное поведение.

Избежать этих невольных уклонений в сторону «теории» необходимого условия можно лишь в том случае, если мы раз и навсегда откажемся от досужих размышлений на тот счет, что произошло бы, если бы то или иное обстоятельство отсутствовало, и будем исследовать то, что действительно произошло при данных действительно имевших место обстоятельствах. Так именно и поступают авторы, придерживающиеся наиболее распространенной в советской юридической науке теории причинности, исходящей из подразделения ее разновидностей на объективно-необходимую и объективно-случайную причинную связь. В этом – бесспорное достоинство данной теории. Однако, несмотря на ее распространенность и едва ли не всеобщее признание, мы позволим себе подвергнуть ее критическому анализу, ибо считаем, что она не дает такого решения вопроса, которое отвечало бы потребностям практики.

2

Теорию необходимой и случайной причинной связи обычно упрекают ее противники в том, что, поскольку случайность и необходимость диалектически связаны, случайное есть форма выражения необходимости, нельзя якобы различать два вида причинности – случайную и необходимую. Такое разграничение, на наш взгляд, возможно, и оно вполне согласуется с учением диалектического материализма о единстве необходимого и случайного. Единство вовсе не исключает различия, ибо «только “взаимодействие” = пустота».[489]

Всякий результат является и случайным и необходимым в одно и то же время потому, что он представляет собой лишь одно из звеньев общей системы взаимодействия и подготовлен в своем наступлении всеми звеньями последней. Каждое из этих звеньев играет различную роль в наступлении результата. Одни составляют его закономерную предпосылку, другие случайно способствуют осуществлению этой закономерности именно в данное, а не в иное время, в данном, а не ином месте. Но так как и те, и другие звенья находятся в общей системе взаимодействия, то любой факт, рассматриваемый в связи с этой системой, предстает перед нами как необходимый и случайный одновременно.

По-иному складывается ситуация тогда, когда мы выделяем два отдельных звена из общей взаимосвязи явлений и рассматриваем одно из них как причину, другое – как следствие. Здесь с самого начала исчезает та почва, на которой основано признание всякого явления включающим в себя и элементы необходимого, и элементы случайного, ибо оно рассматривается уже не в связи с целой совокупностью обстоятельств, а только в связи с каким-нибудь одним фактором. Изолированная же причина не может вызывать наступления последствия одновременно и случайно, и необходимо. Она может быть либо только случайной, либо только необходимой причиной результата. И потому мы поступаем в полном соответствии с объективной действительностью, когда, выделяя лишь два элемента из общей системы взаимодействия, признаем связь между ними либо только случайной, либо только необходимой, хотя связь между следствием и общей системой взаимодействия является и случайной, и необходимой одновременно.

Однако, несмотря на допустимость деления видов причинности на необходимую и случайную, этим делением нельзя воспользоваться в решении вопроса о привлечении к юридической ответственности. Необходимость, с точки зрения марксистской философии, равнозначна понятию закономерности.[490] Поэтому в необходимом как в закономерном должна быть заключена самая сущность, внутренний закон развития данного явления, чего почти ни в одном случае нельзя сказать о противоправном поведении.

Когда, например, факт смерти получает философскую оценку случайности, в которой проявляется необходимость, то под необходимостью при этом понимаются внутренние законы развития человеческого организма, а под случайностью – конкретные, внутренние и внешние условия смерти, наступившей, скажем, в результате заболевания или убийства, вследствие несчастного случая или внутреннего ослабления организма и т. п. Когда же юрист устанавливает связь неправомерного поведения с наступившим результатом, он выделяет из общей системы взаимодействия лишь одно и притом такое явление (неправомерное поведение), которое, как правило, выступает в качестве случайной формы проявления необходимости. Ввиду этого признание лишь необходимой причинной связи, достаточной для возложения ответственности, должно было бы приводить к безответственности подавляющего числа правонарушителей.

Этим, вероятно, и объясняется то несколько странное обстоятельство, что сторонники обоснования ответственности необходимой причинной связью не довольствуются для ее выделения понятием закономерности, а пытаются подыскать иной, практически более удобный критерий.

У А. А. Пионтковского таким дополнительным критерием служит понятие «реальной возможности». «Наступивший результат, – пишет он, – является необходимым последствием совершенного действия, когда уже в конкретных условиях его совершения имелась объективная реальная возможность его наступления, когда его наступление являлось закономерным».[491]

Но Т. Л. Сергеева с полным основанием замечает в этой связи, что реальная возможность и закономерность – это не одно и то же, ибо если «категория необходимости характеризуется известной устойчивостью, определенностью…», то, в отличие от этого, «категория реальной возможности характеризуется известной неустойчивостью, неопределенностью».[492]

«Если новое, – указывает по тому же поводу В. Н. Кудрявцев, – в конечном счете всегда преодолевает старое, то это еще не означает, что реальная возможность какого-либо конкретного даже прогрессивного явления всегда с необходимостью претворяется в действительность… Тем более с полным основанием можно сказать, что вовсе не является необходимым претворение в действительность таких реакционных, тормозящих развитие общества явлений, какими у нас являются преступления».[493]

У Т. Л. Сергеевой категорией, призванной объяснить понятие необходимости, является действительность. «Последствие, – пишет она, – следует признать необходимым тогда, когда преступный результат был действительно причинен обвиняемым».[494] Но эта формула не выходит за пределы порочного круга: необходимым результат признается тогда, когда он действительно причинен обвиняемым; но чтобы узнать, действительно ли обвиняемый причинил результат, нужно установить, был ли он необходимым. Если здесь необходимость определяется через действительность, то вслед за этим через действительность определяется уже самая действительность: «Действительное причинение имеет место тогда, когда поведение лица, являясь одним из необходимых условий наступления результата, вместе с тем претворило в действительность реальную возможность наступления этого результата» (курсив наш. – О. И.).[495] Ясно, что эти критерии не могут ничего изменить в общем понимании необходимости как категории, тождественной закономерности.

Л. А. Лунц вначале говорит, что «действие человека лишь в том случае может быть признано причиной данного результата,