Тамерлан Агузаров - Охрана власти в уголовном праве России (de lege lata и de lege ferenda)

Более целесообразным с практической точки зрения является предложение квалифицировать лишение жизни лица, ошибочно принятого виновным за конкретного работника милиции или народного дружинника, как покушение на убийство указанного в законе потерпевшего. Правда, эта рекомендация ведет к появлению такой юридической конструкции, как «покушение на покушение», которая не известна российскому законодательству и отрицается подавляющим большинством ученых, исходящих из того, что покушение на преступление с усеченным составом в принципе невозможно. Между тем отдельными специалистами приводятся весьма веские аргументы в пользу возможности покушение на преступление, имеющего такой состав, при воображаемом наличии квалифицирующего признака либо при неудавшейся попытке причинить последствия, имеющие квалифицирующее значение (например, разбой, соединенный с неудачной попыткой причинить тяжкий вред здоровью)[130]. Возможность покушения на преступление, которое в законе определено как «посягательство на жизнь», обосновывается, например, А. И. Рарогом. Признание таких преступлений оконченными с момента совершения действий, непосредственно направленных на лишение жизни, и невозможность стадии покушения на эти преступления А. И. Рарог считает верным «во всех случаях, когда сознание виновного правильно отражает объективные свойства совершаемого деяния. Но ситуация меняется, если посягающий допускает ошибку в личности потерпевшего: желая лишить жизни, например, государственного деятеля в целях прекращения его государственной деятельности, он по ошибке принимает за него другого человека, стреляет в него и промахивается. Налицо неудавшаяся попытка посягнуть на жизнь государственного деятеля, но не реальное посягательство. Квалифицировать деяние по ст. 277 УК РФ невозможно, поскольку жизнь государственного деятеля не находилась в реальной опасности и основам конституционного строя Российской Федерации ничто не угрожало. Но с учетом субъективной направленности деяния на этот объект преступление следует квалифицировать как покушение на преступление, предусмотренное ст. 277 УК РФ, хотя с точки зрения формальной логики такая квалификация представляется не совсем обычной – покушение на покушение»[131].

Рассматривая несколько иное деяние, когда виновный, намереваясь убить государственного деятеля, по ошибке убил другого человека, А. И. Рарог делает вывод, что «и в этом случае нет оснований квалифицировать его как оконченное преступление, поскольку основам конституционного строя Российской Федерации также ничто реально не угрожало. Для приведения направленности умысла в соответствие с фактическим содержанием преступления опять-таки следует применить юридическую фикцию – деяние, доведенное до логического завершения, квалифицировать как покушение на преступление, предусмотренное ст. 277 УК»[132].

Приведенные суждения и аргументы представляются достаточно убедительными и вполне приемлемыми для обоснования квалификации посягательства на жизнь государственного или общественного деятеля, когда виновный ошибочно принимает за такое лицо другого человека. Квалификация подобного рода посягательств в случае наступления смерти потерпевшего по ч. 3 ст. 30 и ст. 277 УК РФ особых сомнений не вызывает, поскольку это соответствует общепризнанным положениям теории уголовного права об ошибке в объекте преступления. Но и в случаях, когда действия, направленные на причинение смерти, не привели к такому исходу, посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля при ошибке в личности потерпевшего следует квалифицировать как «покушение на покушение», т. е. по ч. 3 ст. 30 и ст. 277 УК РФ.

В теории уголовного права высказывались предложения по совершенствованию законодательного регулирования ответственности за посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля[133]. По нашему мнению, все они носят паллиативный характер. Например, А. В. Седых предлагает ст. 277 УК РФ сформулировать следующим образом: «Убийство государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность…»[134] Нетрудно заметить, что в этом случае ухудшается уголовно-правовая охрана неприкосновенности личности указанного в законе деятеля, в частности, за ее пределами остается причинение вреда здоровью потерпевшего, не охватываемого покушением на жизнь государственного или общественного деятеля.

Автор предлагает убийство Президента Российской Федерации, совершенное в целях прекращения его государственной деятельности либо из мести за такую деятельность, криминализировать самостоятельно, сформулировав соответствующую норму в ст. 277 УК РФ (действующую статью указать под номером 2771 УК РФ)[135]. Сама по себе идея заслуживает поддержки, однако она должна быть реализована в рамках более общего подхода к уголовно-правовой охране Президента РФ, который имеет место в зарубежном законодательстве[136], т. е. самостоятельной главы УК РФ.

На наш взгляд, ст. 277 УК РФ целесообразно представить в таком виде:

«Статья 277. Причинение вреда здоровью или убийство государственного или общественного деятеля

1. Умышленное причинение вреда здоровью государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность, —

наказывается…

2. Убийство государственного или общественного деятеля, совершенное в тех целях или по тому же мотиву, —

наказывается…»

Часть 1 проекта статьи предполагает, что виновный желал причинить именно вред здоровью потерпевшего, не допуская при этом его смерти. Как известно, умысел в данном случае носит неконкретизированный характер, охватывает наступление вреда здоровью любой тяжести, а не какого-либо его конкретного вида. Кроме того, уголовный закон, как было установлено, в данном случае охраняет не здоровье потерпевшего (что несомненно потребовало бы соответствующей дифференциации), а власть. Именно ей таким образом причиняется вред, нарушается ее нормальное функционирование. Поэтому в проекте предусматривается равная наказуемость любой степени тяжести причинения вреда государственному или общественному деятелю. Фактическое же причинение вреда различной тяжести вполне может быть учтено в рамках судебной пенализации.

§ 3. Посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование

В ст. 295 УК РФ данное преступление характеризуется как «посягательство на жизнь судьи, присяжного заседателя или иного лица, участвующего в отправлении правосудия, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, защитника, эксперта, специалиста, судебного пристава, судебного исполнителя, а равно их близких в связи с рассмотрением дел или материалов в суде, производством предварительного расследования либо исполнением приговора, решения суда или иного судебного акта, совершенное в целях воспрепятствования законной деятельности указанных лиц либо из мести за такую деятельность».

В период с 1997 по 2014 г. поставлено на учет 173 рассматриваемых преступления, причем наибольшее число таких деяний совершено в 2014 г., меньше всего – в 2002 и 2007 гг. (см. табл. 2).

Таблица 2

Видовой объект преступлений против правосудия в теории уголовного права трактуется по-разному. Справедливости ради следует заметить, что этому есть объективные основания. Если исходить из определения правосудия как деятельности суда по осуществлению судебной власти и из названия гл. 31 УК РФ, то логичен вывод: объектом выступает нормальное функционирование исключительно судебных органов. Однако подобный вывод не соответствует содержанию указанной главы, в которой установлена ответственность за посягательства на нормальную деятельность не только суда, но также следователя, лица, производящего дознание, прокурора, лиц, исполняющих судебные решения, защитника, эксперта, специалиста и даже близких всех перечисленных лиц. Значит, общественные отношения в сфере нормального функционирования судебных органов по отправлению правосудия полностью не исчерпывают всего содержания объекта преступлений, интегрированных в гл. 31 УК РФ. Исходя из этого несоответствия некоторые криминалисты даже предлагали исключить из данной главы нормы обо всех преступлениях, посягающих не на деятельность суда, а на деятельность иных органов государства и применительно к УК РСФСР 1960 г.[137], и в связи с опубликованием проекта УК РФ[138]. Данное предложение не было воспринято юридической общественностью.