Война и право после 1945 г. - Джеффри Бест

других странах, но это всегда был политический акт, влекущий за собой соответствующий риск, и он никогда не имел более весомого юридического обоснования, чем могло предоставить предполагаемое право гуманитарной интервенции – право, расцениваемое всеми сторонами, кроме той, которая им пользовалась, как не более чем изящное прикрытие для эгоистической Realpolitik, чем, согласно представлениям историков, оно обычно и было. Поэтому различные шаги, предпринятые в 1945 г. и позднее, которые имели целью регулирование того, что государства делали со своими народами, стали поразительным новшеством, беспрецедентным посягательством на суверенитет государства в том виде, как он всегда понимался и до недавнего времени практиковался; ограничением свободы государств жестоко обращаться с людьми в мирное время, поразительно похожим на контроль, обеспечиваемый правом войны, над действиями государств по отношению к населению (противной стороны) в военное время.

Необходимо признать, что эта многообещающая программа выходила далеко за пределы того, что могло быть достигнуто. Не дать государствам в своей внутренней политике делать то, что делалось в гитлеровской Германии, безусловно, было хорошим делом, но был ли другой способ достичь этой цели, кроме как уполномочить государства вмешиваться в действия друг друга – действия, которые они же сами упорно рассматривают как их внутреннее дело? Победители, озабоченные моралью, в данном случае столкнулись с одной из многочисленных граней своей вечной дилеммы: как далеко рискнут они зайти в расследовании злодеяний побежденных, без того чтобы вызвать неприятные ответы tu quoque[75] или создать прецеденты вмешательства, которые впоследствии доставят неудобства? Острый осколок этого аргумента tu quoque, проникший через выставленные организаторами Международного военного трибунала в Нюрнберге барьеры, здорово помог при защите командующего немецкими подводными лодками адмирала Дёница. Сам по себе факт, что этот довод больше практически не применялся, не лишает силы приговоры трибунала обвиняемым, признанным виновными в военных преступлениях и преступлениях против человечности. Но возможности аргумента tu quoque выходили далеко за рамки конкретного судебного применения. Нюрнбергский процесс в целом не имел морального авторитета в глазах тех, кто, глядя на двух русских судей, сидящих бок о бок с судьями из Великобритании, США и Франции, уже знали или начинали понимать, насколько чудовищной была внутренняя политика в сталинской России; а ни одно государство не воспринимало с такой чувствительностью свои суверенные прерогативы, как СССР.

Другие факторы, более явно имевшие политический характер, внесли свой вклад в размывание смысла новой постановки вопроса о правах человека. Победители перессорились между собой, как это всегда происходит в коалиции, состав которой разнороден. Первоначальная их договоренность о принципах и плане создания ООН содержала обширное поле для разногласий по поводу того, как эти принципы надо интерпретировать и как следует разрабатывать детали плана. Некоторые из базовых предпосылок, на основании которых была создана ООН, сразу же оказались ошибочными, например предположение о том, что непосредственные и главные угрозы миру будут исходить от возродившихся Германии и Японии и что такого понятия, как атомная мощь, не существует, не говоря уже о предположении, что одна крупная держава будет обладать фактической монополией на нее. Чем очевиднее становилось, начиная с 1947 г., что Совет Безопасности, в конечном счете, не сможет избавить государства от их классической озабоченности безопасностью, тем меньше государства были склонны поступиться сколько-нибудь значительной частью суверенитета, что является классическим следствием этой озабоченности. СССР и его социалистические союзники, не имеющие себе равных в декларативном осуждении фашизма и решимости подавлять его, настаивали, что лучший способ предупредить возрождение фашизма – это содействие социализму, а единственный способ содействовать социализму – это утверждение социалистическими государствами своего полного суверенитета. Как при этом «интернационализм», согласно клятвенным заверениям социалистов и коммунистов, сочетался с социализмом, могли уложить в своей голове только они сами, но никогда не могли понять активисты прав человека, принадлежащие к либеральной традиции.

Тем не менее в послевоенные годы было немало достигнуто в деле реализации программы прав человека, и эти достижения ознаменовали революцию в международном праве и международных отношениях. Дело не дошло до ниспровержения классической доктрины суверенитета государств. Она осталась нетронутой в Уставе ООН (ст. 2, параграфы 1, 4 и, в первую очередь, 7) и с тех пор снова и снова воспроизводилась во всех крупных законодательных актах ООН. Но с 14 октября 1945 г., т. е. того дня, когда Устав вступил в силу, эта доктрина столкнулась с конкуренцией. Наряду и параллельно с ней развивалось законодательное направление, содержащее правила и стандарты в сфере гуманитарного права и прав человека, которые государства обязывались хотя бы учитывать, и если исходить из того, что слова хоть что-нибудь значат, то в самом крайнем случае можно было потребовать от государств их соблюдения. Права человека первыми начали приобретать конкретную форму. Развитие и поощрение «уважения к правам человека и основным свободам для всех, без различия расы, пола, языка и религии», ясно прочитывалось в ст. 1 Устава как одна из целей ООН. Главы 9 и 10 более детально излагают обязательства государств. Еще более подробно освещает вопрос о правах человека Всеобщая декларация прав человека. Ее историческая функция состояла в том, чтобы быстрее, чем это могло произойти при любом другом варианте, сформулировать список того, что следует делать государствам, и составить для прав человека своего рода хартию, а также сформировать у этой идеи собственный внушительный моральный авторитет, подталкивая к принятию юридически обязательных конвенций, последующее заключение которых всегда было целью этих действий. Члены ООН настаивают, что их суверенные права остаются в полной силе, и номинально они их сохраняют, одновременно, тем не менее, обязываясь соблюдать разнообразные права человека, что в принципе дает право соседним государствам жаловаться в случае пренебрежения ими. Будучи сторонами, подписавшими Женевские конвенции, которые были выработаны в те же месяцы и подготовлены для принятия всего на девять месяцев позже, чем ВДПЧ, эти государства оставались еще более жестко связаны детализированным набором обязательств в сфере гуманитарного права, чему будет посвящена оставшаяся часть этой книги.

Глава 4

Женевские конвенции 1949 Г

В те же месяцы и годы, когда судебные процессы о военных преступлениях продвигались к своему завершению, параллельно и незаметно происходил систематический пересмотр женевской части корпуса права. Результатом этого процесса стали четыре Женевские конвенции, принятые летом 1949 г. Обдуманно направляемый Международным Комитетом Красного Креста и заключенный в разумные с точки зрения этой организации рамки пересмотр настолько затянулся и был, собственно говоря, настолько лишен какого-либо драматизма, что практически не привлек к себе какого-либо внимания широкой публики. Тем не менее некоторые из дискуссий и достижений в рамках этого процесса немало заинтересовали бы наиболее вдумчивых представителей общественности. «Нюрнбергская»