Суд присяжных. Особенности процесса и секреты успешного выступления в прениях - Рубен Валерьевич Маркарьян

убийстве тяжелобольной женщины в этой больнице, так как та все равно неизлечима, а родственники были бы благодарны, если бы она перестала сама мучиться и мучить их. Тут уж дело пахло убийством по найму. В общем, доказательств, что убила именно моя подзащитная, было полно (видео самой инъекции, найденный пузырек с препаратом у нее в кабинете и статьи в газетах об эвтаназии, где моя подзащитная активно говорила о пользе этого вида ухода из жизни для тяжело больных людей). А вот мотив представлялся каким-то салатом, то есть набором совершенно разных мотивов.

Я сказал присяжным: «Салат Оливье, говорят, был придуман случайно одним французским поваром, смешавшим разные ингредиенты и подавшим это блюдо на стол, приправив его майонезом. Так и речь прокурора по этому делу, равно как и обвинительное заключение, похожи на набор ингредиентов, которые случайно сбросали в миску и подали вам, уважаемые дамы и господа. Вот, немного горошка – это одно доказательство; то, что подсудимая была приверженцем эвтаназии, – это вот кусочки курицы; огурцы мелко нарезанные – смотрите, это, видимо, об убийстве по найму. В итоге все это приправляется словесным майонезом государственного обвинителя и подается вам! А вы должны сказать, что этот салат – блюдо высокой кухни и вас оно вполне устраивает именно в этом статусе».

Присяжные вынесли оправдательный вердикт. Но я привел этот пример для того, чтобы сказать: если бы я лучше работал над подготовкой к этому делу в «Суде присяжных», мысль о салате посетила бы меня ранее, а не непосредственно перед присяжными. И тогда я смог бы подготовиться. Для телевизионной картинки, конечно, выразительнее было бы, если бы я на глазах у присяжных смешивал горошек, огурцы и прочие ингредиенты, а потом этот салат поставил перед ними. Да и присяжные этот салат запомнили бы лучше, чем словесный. Но мысль о сравнении пришла только в прениях, а значит, я не очень долго размышлял над делом. В реальном суде такое непозволительно!

Зато в другом деле, в другом съемочном дне я исправился и заранее предупредил режиссера о том, что для речи в прениях мне потребуется реквизит.

Молодого парня, циркового гимнаста, обвиняли в том, что он подрезал страховочный трос у пары гимнастов из своей группы, и они упали из-под купола цирка. Упавшая девушка-гимнастка была его женой, у нее был роман с участником группы, который тоже погиб. Мотив – ревность, как понятно. Мол, подсудимый знал, что они любовники, воспользовался случаем, когда мастер по технике безопасности отлучился на обед, сам стал в техническую зону, в ящике инструментов нашел ножовку и перепилил стальной трос. Обвинение демонстрировало ножовку, а также видеосьемку камеры внутреннего наблюдения в цирке, из которой следовало, что подсудимый через два часа после происшествия засунул пакет с каким-то предметом между ящиками реквизита, а через пару дней этот пакет нашел тот же мастер по технике безопасности и прямо под камерой вынул из него ножовку. Подсудимый же уверял, что в пакете была выпитая им накануне трагедии бутылка спиртного, он просто хотел ее спрятать и не показывать, что он выпил перед номером (он хоть и гимнаст, но был травмированным, поэтому в номере участия не принимал, а был его постановщиком). На пакете и на ножовке были обнаружены отпечатки пальцев подсудимого (он объяснял, что работник сцены попросил его подать пилу и он ее просто брал из ящика), пары униформистов, мастера техники безопасности и уволенного за пьянку циркового фокусника (он говорил, что в пакете приносил бутерброды, пакет его, а пилу брал пилить замок в ящике со своим реквизитом, когда тот заело).

Хоть у фокусника мотива не было никакого, но уж больно красивая получалась логическая конструкция: подсудимый прячет пакет с бутылкой, а находят пакет с ножовкой, при этом пакет-то вообще фокусника!

Я просил у режиссера найти мне шляпу циркового иллюзиониста, чтобы оттуда достать кролика, но мне смогли быстро найти только набор для фокусов из детского магазина с поролоновыми красными шариками и кубиком.

Я вышел к присяжным, заранее потренировавшись в фокусе с этими предметами. Незаметно прижав к ладони один поролоновый шарик мизинцем и безымянным пальцем правой руки, я одновременно держал второй шарик остальными пальцами и демонстрировал его присяжным со словами: «Я не великий фокусник, честно говоря, делаю такое впервые. Но есть люди, которые вытворяют и не такое. Вот, смотрите, у меня в руках шарик. В инструкции к набору фокусника написано, что если раскатать его в ладонях и дунуть, то он размножится».

Я покатал шарик в ладони, где был заранее спрятан второй, и, соответственно, показал присяжным уже два шарика. После этого сказал: «Вот так мой подзащитный и стал жертвой фокуса, он просто положил бутылку в пакет и спрятал ее, как я сейчас кладу оба шарика в карман».

Присяжным показалось, что фокус на этом закончился, я стал говорить о другом: о мотиве, о других доказательствах и сомнениях в их достоверности. Но окончание фокуса я все равно припас для заключительной части речи, чтобы было эффектнее и присяжные ушли на вердикт с абсолютной уверенностью в участии фокусника в убийстве. Таким образом, я просто старался отвлечь внимание от отсутствия мотива у фокусника. Точнее сказать, может быть, у фокусника был мотив, только я о нем ничего не знал. Мотив – это 50 процентов вашего успеха в деле, присяжных часто мало интересуют доказательства. В большинстве своем, сколько совещаний присяжных я ни наблюдал, люди пытаются ответить на вопрос: «Мог или не мог он убить?». Причем под «мог или не мог» я имею в виду не потенциальную возможность убийства в смысле физических действий, а мотив, его наличие и значимость.

Основной вопрос, волнующий присяжных, – достаточно ли такого мотива, как у подсудимого или у кого-то еще, для убийства.

Присяжные часто говорят: «Да разве этого достаточно, чтобы убить?!».

Или: «Да разве этот парень мог пойти на преступление из-за такого пустяка?»

Или: «Ну, этот-то точно может мать родную грохнуть, посмотрите на него, он же, вон, в детстве котят душил…»

Поэтому, когда нет мотива у третьего лица, его надо или сочинить (но так, чтобы не выглядеть глупо), либо отвлечь чем-то ярким, чтобы его отсутствие было не так заметно. Именно этой цели я добивался, показывая фокусы. В кармане, куда я положил два шарика в начале речи, лежал еще поролоновый кубик с круглой полостью внутри. Если его вывернуть наизнанку, он выглядит почти как шарик. В заключительной части речи, я стал говорить: «Вот так, мой подзащитный положил