Игорь Кочетков (Петров) - Положение лесбиянок, геев, бисексуалов, трансгендеров в Российской Федерации

3.4. Вмешательство в частную жизнь

Следственные органы используют информацию о личной жизни граждан для запугивания, шантажа и получения нужных им показаний. Этому способствует и уголовно-процессуальное законодательство. Во всем цивилизованном мире признание важности тесных отношений, складывающихся между близкими лицами, в юридической сфере нашло отражение в нормах о несвидетельствовании против таких лиц. Однако УПК РФ представляется дискриминационным в этом отношении по следующей причине. Ст. 56 УПК РФ, определяющая основы правового положения свидетеля как участника уголовного судопроизводства, в качестве одного из прав свидетеля называет право отказаться свидетельствовать против себя, своего супруга (супруги) и иных близких родственников, круг которых очерчен исчерпывающим образом в п. 4 ст. 5 УПК РФ.

В интервью региональному монитору по Краснодарскому краю Артем (27 лет, Республика Адыгея) рассказал следующее:

«События начались с сентября прошлого (2007.— Авт.) года, когда мы работали с моим семейным партнером в дачном товариществе. Занимались там руководством, то есть обычные там председательские дела. И с сентября месяца там появилась группа лиц по заказу администрации района и стали вытеснять нас оттуда различными способами, то есть распространять информацию о нашей личной жизни, людей против нас настраивать. В конце концов они стали использовать правоохранительную систему против нас. В конце декабря нас арестовали. И меня, и моего партнера. Во время ареста в этот же день произошел обыск в нашем доме. Дома у нас литература соответствующая, тематическая и фильмы художественные. Полный набор вещей, который говорит о нашей личной жизни. Как говорит УК, распространение информации о личной жизни запрещено. В тот же день в ИВС уже знали об этом, все про нас. Была совершена провокация, когда милиционеры рассказали в общих камерах о нашей ориентации. Соответственно, у нас начались проблемы… Меня выпустили месяц назад — изменили меру пресечения, а мой партнер до сих пор там. Адвокат наш не захотела связываться, чтобы не портить себе репутацию… По отношению к нам ходят слухи постоянные, что нас надо убить в Тахтамукайского района, что мы люди второсортные».

1 http:/ www.gayrussia.ru/society/detail.php?ID=12019.

Российским геям и лесбиянкам приходится сталкиваться с вмешательством в их частную жизнь также со стороны религиозных организаций. В этом отношении показательна история Андрея К. (36 лет, Москва). Являясь верующим православным христианином и будучи обеспокоенным вопросом о совместимости гомосексуальности с полноценной церковной жизнью, он решился исповедаться своему духовному наставнику.

«Сокрытие своего внутреннего существа и его естественных проявлений для меня было подобно тюремному заточению, которое я был не в состоянии переносить. Я не мог и не желал более притворяться и лгать, вечно озираясь по сторонам в страшном ожидании дня, когда моя сексуальность будет разоблачена и осмеяна. Я предпочел сам раскрыть свою сущность и обрести таким образом внутреннюю и внешнюю свободу, рассчитывая одновременно на душевную и эмоциональную поддержку своего духовника, которого я сам на протяжении ряда лет поддерживал морально и материально, помогая ему лично и Церкви своим трудом, опытом и сбережениями»,— рассказывает Андрей К.1

Священник же потребовал «выдернуть из души жало греха» и всячески скрывать свою сексуальную ориентацию и ни с кем, кроме него, не обсуждать эти темы. Однако Андрей К. поделился переживаниями с несколькими членами того же прихода, которым особенно доверял. Об этом стало известно священнику и через неделю Андрей К. был отлучен от Церкви. Этого православным активистам показалось мало и они решили сделать информацию о гомосексуальности Андрея К. достоянием его соседей и знакомых.

«В то время, в январе 2004 года, я проживал вместе с моей мамой, гражданкой России, Л. К., в ее квартире. Священник и прихожане бывали у нас в гостях до разрыва. Не прошло и десяти дней после того памятного телефонного разговора с известием о моем анафематствовании, как почтовые ящики соседей по адресу моей регистрации, равно как и ящики соседей моей мамы стали заполняться листовками, выполненными в ультраправославных тонах, в которых разъяснялась громадная опасность, которую якобы представляют гомосексуалисты для России и ее богоспасаемого народа. Авторы именовали гомосексуалистов «исчадьями ада», «сынами погибели». В листовке была помещена моя фотография, имя, фамилия, номера квартир и телефонов, а также предупреждение об опасности, которую я, как «злостный содомит», представляю для общественного здоровья и морали и особенно для «юных, неокрепших душ». В карикатуре, помещенной в одной из листовок, я был изображен в виде крысы с пейсами, совершающей акт полового насилия над ребенком. В одной лапе у крысы была плетка с металлическими наконечниками в виде шестиконечных звезд. Под карикатурой располагался призыв: «Русич — помоги!».

1 Здесь и далее цитируются переданные правозащитникам показания Андрея К., его матери Л. К., сотрудников, оформленные в нотариальной процессуальной форме аффидевитов.

После этого семья К. познала на себе самые разнообразные проявления агрессивной гомофобии. Ежедневно в их почтовом ящике скапливалось до десяти листовок. Стали раздаваться телефонные звонки самого различного толка: некоторые люди интересовались, что происходит, другие высказывали негодование, иногда в трубку просто смеялись или выкрикивали бранные слова, смешанные с угрозами.

«В подъезде, коридорах, в лифте люди смотрели на меня и мою мать исподлобья, с ненавистью и презрением, спрашивали, как мы до такого докатились. Мужчины плевали мне в лицо, называли «пидором», в почтовый ящик моей матери стали кидать использованные презервативы, под дверь бросать окурки. Металлическая дверь в квартиру моей матери была обита звукоизолирующей тканью, эта ткань оказалась изрезанной ножом и пропитана мочой. Стены вокруг нашей двери были исписаны гомофобными ругательствами и оскорбительными рисунками».

В этой ситуации Андрей К. и его мать испытывали сильные моральные и физические страдания. «Андрей очень страдал из-за этих событий,— пишет Л. К.— Ему было больно и стыдно, он считал себя виноватым за то, что я оказалась в ситуации, когда была вынуждена разделить с ним все нападки и преследования, он постоянно просил простить его за то горе и муки, которые, как он считал, по его вине обрушились на мою голову… В этот период, с февраля по июль 2004 года, у Андрея началась глубокая депрессия и тревожные невротические состояния, появилась ранняя седина. Андрей был вынужден обратиться за профессиональной медицинской помощью к врачу-психиатру, постоянно принимал психотропные препараты. Врач-психиатр В. А. Белкин, который частным образом стал наблюдать и лечить Андрея диагностировал у него тяжелую форму депрессии, сопряженную с невротическими состояниями. Это был первый год, когда в августе Андрей был не в состоянии отпраздновать свой день рождения.

Я старалась скрывать свои переживания и душевные муки, однако мне это удавалось не всегда. Чтобы ослабить наносимые действиями православных гомофобов и соседей удары по нервной системе, я стала тайком от Андрея курить сигареты и употреблять алкогольные напитки (в умеренных количествах) а также сильнодействующее успокоительное — реланиум (diozepam). И я, и Андрей невольно замечали следы сильнейшей психической атаки на нас и глубочайшего воздействия происходящих событий и переживаний на нервную систему. Это «зеркальное» отражение в глазах родного человека собственных страданий еще больше угнетало и подавляло каждого из нас, делая жизнь просто невыносимой.

Помимо этого на фоне нервных срывов у него участились и усилились приступы бронхиальной астмы, часто по ночам он, задыхаясь, был не в состоянии находиться в горизонтальном положении и проводил ночь, сидя в кресле. В результате он стал самым настоящим инвалидом, о чем было сделано соответствующее заключение медико-социальной экспертной комиссии.

Мое здоровье и психика пострадали не меньше. В марте 2004 года я была признана инвалидом второй группы, однако это было только начало. События, которые правильнее всего назвать гонениями, преследованием и пыткой, развивались с нарастающей силой.

У Андрея все валилось из рук, он не мог ни чем заниматься, утром ему не хотелось просыпаться и начинать новый день».

Вскоре к травле со стороны соседей прибавилось и давление представителей власти и органов местного самоуправления. Пожилые соседки, которые ежедневно собираются на скамейках у подъезда, сообщили обо всем участковому милиционеру, майору О. В. Панову, а также написали письмо главе управы района «ЧертановоСеверное» г. Москвы Соловьеву. Через некоторое время у подъезда была вывешена увеличенная копия ответа главы управы, в которой жителям дома рекомендовалось «оказывать всемерное содействие» участковому с целью «противодействия антиобщественной деятельности Андрея К. по деморализации обстановки в жилом квартале». После этого участковый милиционер постоянно стал вызывать К. в опорный пункт милиции, требовать от Андрея К. изменить образ мыслей и жизни, пообещал в противном случае «этого так не оставить».