Коллектив авторов - Учение о составе преступления в уголовном праве России и Китая

В конце XVIII – начале XIX в. этому термину стали придавать уголовно-правовое значение, что связывается с активной кодификацией уголовного права и появлением Особенной части в структуре уголовного законодательства[5]. Вначале данное словосочетание появилось в лексиконе немецких криминалистов, которые перевели Corpus delicti как Thatbestand (Tatbestand) и использовали в смысле совокупности необходимых объективных признаков преступления. Длительное время процессуальное происхождение Corpus delicti, его «родимые пятна» сказывались на содержании этого понятия в уголовном праве, вот «почему из учения о составе преступления обыкновенно исключали учение о субъективных условиях виновности»[6]. Получалось, что вопрос о вине, о субъективных (внутренних) признаках совершенного деяния не охватывался учением о составе преступления. Например, крупнейший, по определению Н. Д. Сергеевского[7], представитель юриспруденции этой эпохи, баварский криминалист Ансельм Фейербах, который был последователем кантианской философии с ее бескомпромиссным противопоставлением объективного субъективному, относил к Tatbestand только объективные признаки преступного деяния, а субъективные свойства (вину) выводил за пределы состава преступления, рассматривая их в качестве второго (наряду с Tatbestand) самостоятельного условия наступления уголовной ответственности и наказуемости лица, совершившего преступление[8].

Постепенно, однако, ряд немецких криминалистов стали трактовать содержание Tatbestand более широко, с включением в него всех необходимых, и объективных, и субъективных, признаков преступного поведения. Так, еще один известный немецкий ученый-криминалист А. Ф. Бернер, являвшийся последователем гегелевской философии, признававшей единство объективного и субъективного, субъекта и объекта, включал в состав преступления и объективное свойство (действие, бездействие), и субъективное свойство деяния – вину лица[9]. Вместе с тем, по свидетельству А. Н. Трайнина, и в этот период в курсах буржуазного уголовного права Листа, Видаля, Ру и других авторов учению о составе преступления отводилось по нескольку строк. А в значительной по объему работе К. Кенни «Основы уголовного права» состав преступления как понятие вообще не упоминается[10].

Помимо проблемы соотнесения Tatbestand с субъективными свойствами преступного деяния в немецкой доктрине не получал однозначного разрешения вопрос о соотношении состава преступления (Tatbestand) и собственно преступления. И это не случайно, ибо оставался открытым вопрос о том, что же такое состав преступления. В итоге одни юристы отождествляли эти понятия, считали их синонимичными, полагая, что «состав преступления» – это лишь иное наименование преступления[11], другие придавали им разную роль и содержание. В конечном счете учение о составе преступления активно не разрабатывалось, «сама проблема предавалась забвению, особенно чувствовалось это в учебной литературе»[12].

Данная проблема (среди прочих) «перекочевала» в уголовно-правовую теорию России, когда к середине XIX в. российские криминалисты восприняли и ввели в научный оборот Tatbestand, звучавший в переводе на русский язык как состав преступления. Он трактовался доктриной в широком смысле этого слова в качестве определенного числа необходимых объективных и субъективных признаков, которое не может быть ни увеличено, ни уменьшено. Но и в России спектр отношений к рассматриваемому юридическому термину был достаточно широк – от полного его отрицания (по тем мотивам, что ни в одной другой науке он не используется, следовательно, и уголовное право может без него обойтись) до признания важной роли данного понятия. Однако масса неясных вопросов оставалась, а внимания им, как и в целом составу преступления, в дореволюционной русской правовой литературе уделялось крайне мало. По свидетельству А. Н. Трайнина, в учебнике проф. Н. Д. Сергеевского и в курсе уголовного права проф. Н. С. Таганцева, в котором подробно излагалось учение о преступлении, вопросы состава преступления не разрабатывались. Учебники профессоров С. В. Познышева и П. П. Пусторослева уделили этим вопросам всего одну страницу, а учебник Э. Немировского, вышедший в 1918 г., учения о составе преступления не затрагивал вовсе[13].

Не баловал использованием этого термина и законодатель: вплоть до 1958 г., когда были приняты Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик[14] (а в последующем – уголовные кодексы союзных республик), ни один законодательный акт уголовно-правового содержания понятием состава преступления не оперировал[15].

Заметный всплеск интереса в отечественной науке уголовного права к учению о составе преступления наметился во второй половине 40-х – 50-х годах, в период опубликования А. Н. Трайниным трех монографий, посвященных итогам исследования автором означенной проблематики[16]. Последовала серия статей и монографических работ, в которых попутно или специально рассматривались дискуссионные вопросы учения о составе преступления[17]. Полемика продолжилась на страницах юридической печати и в 60-х годах[18].

Тем не менее наметились серьезные расхождения среди ученых, и по настоящее время не решен ряд вопросов о понятии состава преступления и его роли в уголовном праве. К числу таких вопросов относятся:

1. О соотношении состава преступления с преступлением. Как уже ранее упоминалось, в буржуазной науке встречались попытки рассматривать эти понятия как синонимичные. «Многие считали, что “состав преступления” – это лишь иное наименование преступления»[19]. В советской теории уголовного права почти единогласно признавалось, что речь идет о несовпадающих явлениях и их понятиях[20], хотя и весьма близких, но на этом близость позиций и заканчивается. Так, по мнению А. А. Пионтковского, понятие преступления выражает социально-политическую сущность преступного, а состав преступления – это правовое, юридическое понятие[21]. Вряд ли это верно, ибо, как замечает В. Е. Жеребкин, «оба понятия в равной мере являются политическим и юридическим»[22]. Столь же спорно и то, что преступление и состав преступления, их понятия соотносятся как род и вид[23]. Думается, состав преступления (кражи, грабежа, убийства и т. д.) является продуктом мыслительной деятельности законодателя, логической структурой, передающей основное содержание понятия преступления (кражи, грабежа, убийства и т. д.). Что же касается преступления, конкретного его вида (кража, грабеж, убийство и т. д.), то это материальный объект, то, что реализуется субъектом преступления в жизни, наносит существенный вред (или создает реальную угрозу нанесения такого вреда) объектам уголовно-правовой охраны.

2. О содержании (элементах) состава преступления. «Господствую щей является позиция, согласно которой состав преступления образуют четыре группы признаков, которые характеризуют объект, объективную сторону, субъективную сторону преступления и субъекта»[24]. Вместе с тем в уголовно-правовой теории не раз высказывались мнения о том, что в состав преступления не должны включаться признаки объекта посягательства[25], объекта и субъекта преступления[26], субъекта преступления (вменяемость и возраст)[27], причинная связь, вина[28]. «Что же остается в составе? – резонно задавали вопрос М. Д. Шаргородский и Н. С. Алексеев, – … фактически ликвидируется изучение общего состава преступления»[29]. Существуют мнения о трехчленной структуре состава преступления, а именно: «объект – деяние – субъект»[30], и даже о двучленной его структуре: «объективная сторона – субъективная сторона»»[31].

3. Об уголовно-правовом значении состава преступления. Превалирует мнение, что состав преступления – это совокупность предусмотренных уголовным законом объективных и субъективных признаков, необходимых и достаточных для признания определенного общественно опасного поведения в качестве преступного. Таким образом, состав преступления как юридическое понятие преступного выступает весомой юридической гарантией привлечения к уголовной ответственности лишь при наличии оснований, зафиксированных в уголовном законодательстве.

В этом плане уголовно-правовая доктрина и законодатель в свое время совершенно правильно отвергли рекомендацию В. С. Тадевосяна, предлагавшего «не детализировать в кодексе составы преступлений, а по возможности излагать их в обобщенном виде», называя в статье Особенной части лишь вид преступления (кража, мошенничество, убийство и т. д.), без раскрытия его существенных объективных и субъективных признаков[32].