Вячеслав Батырь - Международное гуманитарное право

Ознакомительный фрагмент

Помимо приведенных оснований классификации существующие права человека можно классифицировать по более дробным признакам. В зависимости от соподчиненности права делятся на: основные[254]; производные (дополнительные) права[255]. В зависимости от степени распространения права могут быть: общими[256]; специальными[257]. В зависимости от характера субъектов права делятся на: индивидуальные[258]; коллективные[259]. В зависимости от роли государства в осуществлении прав человека они могут быть: негативными[260]; позитивными[261]. В зависимости от особенностей личности, проявляющихся в различных сферах и отдельных ситуациях ее жизнедеятельности, права человека могут подразделяться на: права в сфере личной безопасности и частной жизни; права в области государственной и общественно-политической жизни; права в области экономической, социальной и культурной деятельности. В зависимости от принадлежности лица к конкретному государству[262] права человека делятся на: права граждан государства; права иностранных граждан; права лиц с двойным гражданством (бипатриды); права лиц без гражданства (апатриды). Весьма разумным было то, что самый первый документ, в котором государства попытались очертить контуры своих совместных действий по правам человека, был принят именно как рекомендация, а не как юридическое обязательство. Следует отметить, что двухступенчатая работа, т. е. принятие сначала определенной декларации, а потом на ее основе соответствующего договора, вообще характерна для деятельности ООН в сфере прав человека[263]. Всеобщая декларация прав человека стала ориентиром для внутригосударственного законодательства. Причем она была положена не только в основу конституций многих государств, но и внутригосударственного законодательства в широком смысле слова. Это очень важно, ибо внутригосударственный закон – это то, с чем в первую очередь сталкивается индивид в сфере прав человека. Не случайно в преамбуле Всеобщей декларации отмечено: «…необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона». Таким образом, сразу же был определен магистральный путь международного взаимодействия по правам человека: главное – внутригосударственные меры, разработка правовых норм, а также деятельность компетентных государственных органов по претворению в жизнь установлений закона и осуществление необходимых мер в случае его нарушения.

Все большее признание получает точка зрения о взаимодополняемости и фактической конвергенции МГП и ППЧ[264]. Однако важно указать на отличия[265]. Право прав человека налагает ограничения на власть государства по отношению ко всем лицам, на которых распространяются его полномочия, включая его собственных граждан. Эти ограничения действуют постоянно[266]. МГП специально создано для условий войны; оно регулирует отношения воюющих сторон в целях обеспечения прав человека, находящегося во власти противника. Но в вооруженных конфликтах немеждународного характера лица, находящиеся во власти противника, являются в то же самое время гражданами одной с ним страны. Следовательно, защита, предоставляемая правом прав человека, и защита, оказываемая МГП, пересекаются. Тот факт, что права человека могут ограничиваться во время вооруженного конфликта, свидетельствует о том, что гарантии прав человека являются неполными. Тем не менее, хорошо разработанные процедуры и механизмы международного контроля за соблюдением договоров о правах человека дополняют МГП, предоставляя более эффективную защиту жертвам войны. Война как основание для приостановки действия норм, относящихся к защите прав личности, должна истолковываться в узком смысле, особенно если учесть, что именно в случае войны правам личности грозят самые серьезные опасности[267].

«Неизменное ядро» прав человека закреплено в Конституции РФ (ст. 56). Не подлежат ограничению (в том числе в условиях чрезвычайного положения): право на жизнь; право на обеспечение достоинства личности; право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени; свобода совести, свобода вероисповедания; право на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности; право на жилище. Вместе с тем Федеральный конституционный закон от 30 января 2002 г. № 1-ФКЗ «О военном положении»[268] предусматривает перечень мер (ст. 7, 8), которые могут рассматриваться как правомерные ограничения прав человека на территории РФ или в отдельных ее местностях, применяемые на основании указов Президента РФ[269] при введении военного положения. Федеральный конституционный закон от 30 мая 2001 г. № 3-ФКЗ «О чрезвычайном положении» (с изм.)[270] (ст. 11–13) устанавливает перечень мер и временных ограничений, применяемых при введении чрезвычайного положения[271].

В контексте рассмотрения международно-правовой защиты прав человека особый интерес представляют решения Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ). Контрольный механизм Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. справедливо признается наиболее эффективным контрольным институциональным механизмом в сфере прав человека в мире[272]. Его эффективность выражается в практически полном и безусловном исполнении постановлений ЕСПЧ государствами – участниками Конвенции[273]. РФ признала юрисдикцию ЕСПЧ обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случае предполагаемого нарушения РФ положений этих договорных актов[274] (см. приложение 8). Под юрисдикцию ЕСПЧ подпадают все вопросы, касающиеся толкования и применения Конвенции и протоколов к ней (см. приложение 8). Суд, в частности, может получить заявление (см. приложение 10) от любого лица, неправительственной организации или группы лиц, которые утверждают, что стали жертвами нарушения со стороны государства (правительства) прав, изложенных в Конвенции или в протоколе к ней (ст. 32, 34 Протокола № 11). К компетенции Суда отнесена защита политических и гражданских прав и свобод (см. приложение 9). Она не распространяется на социально-экономические права. Последние защищены не Конвенцией, а Европейской социальной хартией (вступила в силу 26 февраля 1965 г.).

В силу п. 1 ст. 46 Конвенции постановления ЕСПЧ в отношении РФ, принятые окончательно, являются обязательными для всех органов государственной власти РФ, в том числе и для судов. Выполнение постановлений, касающихся РФ, предполагает в случае необходимости обязательство со стороны государства принять меры частного характера, направленные на устранение нарушений прав человека, предусмотренных Конвенцией, и последствий этих нарушений для заявителя, а также меры общего характера, с тем чтобы предупредить повторение подобных нарушений[275].

Достаточно показательными и заслуживающими самого пристального внимания являются следующие примеры из практики ЕСПЧ.

24 февраля 2005 г. ЕСПЧ, проведя ранее устные слушания с участием сторон (что само по себе является довольно редким случаем в практике Суда), огласил свои постановления по нескольким взаимосвязанным жалобам граждан против Российской Федерации в связи с нарушениями прав человека в Чеченской Республике, объединенным в три дела («Хашиев и Акаева против Российской Федерации», «Исаева, Юсупова и Базаева против Российской Федерации», «Исаева против Российской Федерации»[276]). В июле 2005 г. ходатайство Российской Федерации в порядке ст. 43 Конвенции о передаче дел для пересмотра в Большую палату Суда было отклонено. Это означает, что решения Суда вступили в законную силу и должны быть исполнены государством-ответчиком. Указанные решения Суда содержат ряд существенно новых правовых позиций, которые имеют принципиальное значение для рассмотрения дел о нарушениях прав человека в зонах внутренних вооруженных конфликтов[277]. Факты всех трех дел связаны с так называемым недискриминационным (т. е. не носящим адресного характера) применением силы российскими войсковыми подразделениями на территории Чеченской Республики в самом начале второй Чеченской кампании (в 1999–2000 гг.).

Так, в деле «Исаева, Юсупова и Базаева против Российской Федерации» речь идет об атаке 29 октября 1999 г. самолетами Су-25[278] колонны вынужденных переселенцев, двигавшихся из Грозного в сторону административной границы с Республикой Ингушетия[279]. Суд отметил, что с учетом ситуации, сложившейся в Чеченской Республике в 1999 г., само по себе использование военной авиации могло являться оправданным, однако государство-ответчик не смогло доказать, что применение силы, явившееся поводом для жалоб заявителей, действительно осуществлялось с учетом необходимых предосторожностей, более того, одним из свидетельств в пользу противного явилось применение сверхмощных ракет С-24 с радиусом поражения более 300 м[280]. На этом основании Суд единогласно констатировал нарушение Российской Федерацией положения ст. 2 Конвенции о защите права каждого на жизнь[281], хотя и не аргументировал это тем, что атаковавшие колонну летчики действовали умышленно с целью причинить смерть мирному населению.