Наталия Тяпугина - Романы Ф. М. Достоевского 1860-х годов: «Преступление и наказание» и «Идиот»

Ознакомительный фрагмент

Путь к раскаянию

По сути, Раскольников оказался в двойном плену: в плену «идеи», которая приобретала над ним всё большую власть, и в плену жизни, которая тоже властно диктовала свои законы. А что же сам человек? Что зависит от его собственной воли? – Именно это и постигает Раскольников во всё последовавшее за преступлением время.

Он, как и другие герои Достоевского, бунтует, пытаясь своим дерзким своеволием, злобной исступленностью и страстной порывистостью вмешаться в ход событий, порушить предопределенность, которая, как в колесо машины, затащила его в мучительный психологический капкан.

Герои Достоевского хотят знать, чего они стоят. Вот почему они сознательно испытывают свои возможности. И творят свой свободный выбор, даже если цена за него ужасна, несоразмерна. Они знают вкус сраженья у «бездны мрачной на краю». Им знакомо мучительное наслажденье явиться и разорвать свою и чужую судьбу, как гнилую нитку. Проследим, каким путём ведет писатель своего героя к раскаянью.

Первое, что ощутил в себе после преступления Раскольников, – это чувство отъединённости от людей. «Всею силою ощущенья» он понял, что ему уже более нельзя обращаться к людям как ни в чем не бывало. Это мучительное переживание ещё более отделило героя от целого мира, к которому теперь он испытывал стойкое отвращение. «Ему гадки были все встречные, – гадки были их лица, походка, движения. Просто наплевал бы на кого-нибудь, укусил бы, кажется, если бы кто-нибудь с ним заговорил» (106–107).

Чувство ненависти заполнило душу Раскольникова, распространяясь и на самых дорогих ему людей – мать, сестру, Соню: «Мать, сестра, как любил я их. Отчего теперь я их ненавижу? Да, я их ненавижу, физически ненавижу, подле себя не могу выносить… (260)

Злоба его так сильна, что, кажется, он может убивать и дальше. «О, как я ненавижу теперь старушонку! Кажется бы, другой раз убил, если б очнулась!» (261) Ненависть живет в нем против Лужина, Свидригайлова, Порфирия. «…Может быть, он мог бы убить… По крайней мере, он чувствовал, что если не теперь, то впоследствии он в состоянии это сделать» (422–423).

Сердце Раскольникова устало. Существовать с таким грузом злобы и ненависти невозможно. И он решает покончить с этим, потому что «не хочет так жить» (148). Он еще знает, пойдет ли он признаваться или просто убьет себя сам, что для него, по сути, одно и то же. Но жизнь еще слишком держит его. «Как бы ни жить – только жить!..» Так в своих беспорядочных метаниях он оказывается в трактире, где встречает судебного исполнителя Заметова и вступает с ним в опаснейшее соревнование. Раскольников вновь испытывает судьбу. «Озноб, минутами, проходил по спине его», когда он фактически в деталях описывал Заметову и ход преступления, и место, где он спрятал украденные вещи. Делает он это цинично-гипотетически, в виде предположений о том, как бы он повел себя на месте преступника. И делает это дерзко, провокационно. Это была опасная игра. Но логика, разум, воля и здесь не подвели Раскольникова. В этом психологическом поединке он одерживает верх над Заметовым и выходит из трактира как с поля боя, «дрожа от какого-то дикого истерического ощущения, в котором между тем была часть нестерпимого наслаждения» (Выделено нами – Н.Т.) (158).

Впрочем, и это ощущение жило в нем недолго.

Герой бросает вызов року

Снова почти невольно он оказывается на мосту, мысли о спасительной смерти вновь овладевают им. Но «Шиллер в нем бунтует», как иронично заметил Свидригайлов: вода грязная, вид утопленника отвратителен, и студент брезгливо отходит от перил, бормоча про себя: «Нет, гадко… вода… не стоит!.. (с. 163) Решаясь, однако, всё побыстрее закончить, отправляется он в контору. Но почему-то ноги сами приносят его к тому роковому дому, где им была пролита человеческая кровь.

И опять герой демонстрирует провокационное поведение, от которого до полного разоблачения – один шаг. И здесь его спасает только полное самообладание, только циничная дерзость и воля.

Следующий этап – интеллектуальный поединок со следователем Порфирием Петровичем, где Раскольников толкует содержание своей статьи «О преступлении» и, по сути, раскрывает идейную основу своего убийства. Излагая свое понимание человечества и человека, обосновывая сакраментальное разделение людей на «обыкновенных» и «право имеющих», Раскольников в лоб получает прямые вопросы Порфирия: как отличить тех и других? К какому разряду относит себя сам Раскольников? Верует ли он в Бога? Не будет ли совесть беспокоить тех, «преступивших»?

И когда присутствовавший при разговоре Заметов прямо предположил: «Уж не Наполеон ли какой будущий и нашу Алену Ивановну на прошлой неделе топором укокошил?» – Раскольникову остается только, невероятным усилием воли сохранив присутствие духа, перевести разговор в официальное русло: можете доказать – доказывайте, надо узнать – вызывайте в участок по всей форме. В ситуации официального допроса он неуязвим. И в этой сцене Раскольников демонстрирует какую-то звериную хитрость, неслыханную дерзость и безотчетную волю к жизни. Однако ощущение, что круг замыкается, что опасность прошла совсем рядом, заставляет его по окончании разговора глубоко перевести дыхание. Пока пронесло…

И вдруг срыв. К Раскольникову приходит некий мещанин и тихим, но ясным и отчетливым голосом говорит ему: «Убивец». И это обвинение так действует на Раскольникова, что вновь погружает его в пучину сомнений. «И как смел я, зная себя, предчувствуя себя, брать топор и кровавиться…» «Я не человека убил, я принцип убил!»

Сомнение в себе доказывает лишь… постыдную личную слабость. Не Наполеон он, а «убитая вошь». Полноту мировоззренческого кризиса знаменует сон Раскольникова, в котором он вновь ударяет свою жертву топором по темени. Но та… лишь смеется в ответ. Жертва издевается над своим палачом. Теперь ему не отделаться от неё. От живых он себя как ножницами отрезал, а вот с мертвыми отныне будет навеки соединен… кровью.

При второй встрече с Порфирием, отдавая должное уму и проницательности следователя, Раскольников, внутренне «приготовляясь к страшной и неведомой катастрофе, вновь гордо требует «допроса по форме». И когда Порфирий, по сути, доказывает его вину, перечисляет все промахи и заявляет, что Раскольников никуда от него не денется, «психологически не убежит», когда до крушения Раскольникова – только полшага, неожиданно возникает фигура красильщика Миколки, который, «желая пострадать», принимает на себя вину за убийства.

И вместо обвинительных показаний мещанина – его покаяние в оговоре: «За оговор и злобу мою простите». – «Бог простит», – богохульственно отвечает убийца.

Реакция Раскольникова на этот опаснейший для него эпизод – вызов борца-одиночки: «Теперь мы ещё поборемся!» – восклицает он гордо, с презрением и стыдом вспоминая о своем недавнем «малодушии». Что касается мещанина-обвинителя и Миколки-маляра, то здесь явственно выражаются свойства народного сознания, нравственно-религиозного в своей основе. Так, Миколка, в соответствии с представлениями раскольников-бегунов, к секте которых он принадлежит, верит, что Антихрист уже пришел в мир и ему можно противостоять только христоподобным поведением. Вот почему, принимая на себя чужой грех, он и «желает пострадать». Порфирий про него говорит: «Невиновен и ко всему восприимчив. Сердце имеет, фантаст».

Важнейшим этапом в самосознании «сильного» Раскольникова является его второе свидание с Соней, во время которого он прямо сознается ей в убийстве и в его мотивах: «Я просто убил, для себя убил, для себя одного».

Мораль силы, которую он исповедует, приводит к философии насилия: «Я захотел осмелиться и убил». Он отдает себе отчет в том, что ведет и чувствует себя, «как вошь». Ему горько и досадно, что именно таков результат его чудовищного эксперимента. Когда Соня ему говорит: «Вас Бог поразил – дьяволу предал», – Раскольников вполне с этим согласен: «Я ведь и сам знаю, что меня черт тащил… А старушонку эту черт убил, а не я». Однако ни «старушонке», ни самому Раскольникову от этого не легче. И тогда Соня предлагает ему покаяться, поцеловать оскверненную землю, повиниться перед всем миром и донести на себя.

Но Раскольников хочет еще побороться: «…может, я ещё человек, а не вошь и поторопился себя осудить»… (399) И хотя он чувствовал любовь Сони и её готовность к жертве, хотя не мог не оценить её решимости вместе с ним идти страдать, вместе крест нести, – «он тотчас же отдернул протянутую за крестом руку» (400). Соня поняла, как глубоко проник в сознание его «мрачный катехизис», этот психологический дурман, который «стал его верой и законом».

Вслед за этим настает «безвыходное и тяжелое уединение», которое нарушает приход Порфирия Петровича на квартиру Раскольникова. Это важный момент, в который следователь не просто доказывает, что никакой не Миколка, а именно Раскольников и есть убийца, и предлагает ему выход из тупика.