Наталья Панченко - Теория текста: учебное пособие

Этническая принадлежность автора текста и истолкователя составляет специфически организованную установку предпонимания. Осознанию и учету здесь подлежат факторы национальных черт авторского и читательского мировоззрения.

Наконец, истолкователь обладает определенным типом сознания, который до определенной степени обусловливает направление, согласно которому формируется жизненный опыт; тип сознания связан с процессом индивидуации личности. Тип сознания реализуется через установку в восприятии текста, а также в тексте в авторской установке. Выделяются четыре типа мышления и сознания: логический, эмоциональный, сенсорный и интуитивный. Первые два относятся к рациональному типу сознания и мышления, вторые два к иррациональному. Как работает этот механизм? Человек генетически установлен на определенные аспекты в восприятии ситуации действительности. Логический тип установлен на восприятие материальных объектов, а также на выделение и построение систем материальных и идеальных объектов; эмоциональный тип установлен в восприятии на энергетический план объекта, на энергетические отношения, проявляемые в эмоциях, чувствах и отношениях притяжении, отталкивании, любви, ненависти, гнева, страха, досады и т. д. Сенсорный тип установлен на восприятие пространственного плана ситуации, интуитивный – временного. Адекватное действование с текстом предполагает совпадение архетипических установок автора текста и интерпретатора.

Таким образом, результатом стадии предпонимания является комплекс вопросов, стоящих перед читателем, а осознание каждой из установок определяет возможную линию интерпретации.

Второй этап протекает как истолкование, в форме ответов на вопросы, что отражает логическую структуру герменевтического процесса: «знание может быть лишь у того, у кого есть вопросы» [Гадамер 1988, с. 429].

На третьем этапе читатель, обобщая ответы, полученные на предыдущем этапе, определяет результаты истолкования. При филологической работе с текстом результаты истолкования представляются вербализованно, могут иметь форму аналитического отчета, рецензии, редакторского отзыва, предисловия к изданию, т. е. в тех жанровых формах, которые предполагают отклик, ответ на авторское понимание, опредмеченное в тексте.

На четвертом этапе осуществляется момент аппликации, или применения результатов, интеграции полученной информации в читательский опыт.

Выделяются следующие типы понимания: «1) семантизирующее понимание, т. е. „декодирование“ единиц текста, выступающих в знаковой функции; 2) когнитивное понимание, т. е. освоение содержательности познавательной информации, данной в форме тех же самых единиц текста, с которыми сталкивается семантизирующее понимание; 3) смысловое (феноменологическое) понимание, построенное на распредмечивании идеальных реальностей, презентируемых помимо средств прямой номинации, но опредмеченных все же именно в средствах текста. Последние выступают не как знаковые образования, а как ассоциаты другого рода» [Богин 1982, с. 53].

Каждому типу соответствуют свои техники понимания: 1) семантизирующему типу соответствует техника декодирования, где знаку приписывается определенное значение; 2) когнитивному – техника интериоризации контекста ситуации (контекстная догадка), техника наращивания смыслов микроконтекстов и техника соединения актуализируемых знаний с усматриваемыми признаками отраженного в тексте объекта; 3) смысловому типу соответствует распредмечивание средств текста, коррелятивных со смыслами и неравных при этом средствам прямой номинации, реактивация прошлого опыта значащих переживаний и, наконец, переконцентрация – переключение личностной установки, сопровождаемое практическим абстрагированием от мыслей и чувств, не относящихся к содержательности понимаемого текста (эмпатия) [Богин 1982, с. 63–71].

Типология понимания, с другой стороны, отражает степень сложности процесса интерпретации, и, следовательно, уровень развитости языковой (текстовой) личности. Проиллюстрируем основные моменты каждого типа понимания на следующем тексте:

В воздухе, напоенном запахом водорослей, радужно переливалась бабочка. Один лишь миг ощущал он прикосновение ее крыльев к пересохшим губам. Но пыльца крыльев, осевшая на его губах, радужно переливалась еще много лет спустя (Р. Акутагава. Эссе).

1. Семантизирующее понимание возникает как ответ на вопрос: «я понял, но что же я понял? И, в частности, если здесь о чем-то говорится, то о чем же?» [Богин 1989, с. 19]. Перед читателем развертывается содержание, но пока еще не смысл. Мы понимаем, что эссе посвящено бабочке. Содержание текста сводится к следующему: один человек находился возле озера. В один момент на его губы села бабочка. Это произвело на него очень сильное впечатление, так как он помнил это много лет. При семантизирующем понимании производится рефлексия над опытом памяти, и здесь мы можем вспомнить любые эпизоды, связанные с бабочками: как их ловили в детстве, картинки с бабочками и т. д. Мы можем попытаться вспомнить, производило ли на нас прикосновение бабочки такое впечатление, и вообще, порефлексировать над тем, какое у нас отношение к бабочке.

Когнитивное понимание начинается с вопроса о том, что выражает данное содержание: «чему служат все эти субституенты по сравнению с вытесненными ими средствами выражения и изображения?» [Там же]. Поскольку при когнитивном понимании производится рефлексия над опытом знания, то возникает вопрос о том, знания из какой области мы должны актуализировать, чтобы понять смысл текста? Использование автором жанровой формы (эссе) определяет принципы отбора языковых средств, так как стилистическая и жанровая системы представляют собой конвенциональные, выработанные и закрепленные литературной традицией формы текстов. Поэтому необходимо привлечение знаний из области литературоведения и стилистики. Жанр эссе предполагает тождество автора субъекту текста, что позволяет отнести этот жанр к публицистическому стилю. С другой стороны, эссе предполагает выражение личных впечатлений, мыслей, чувств, т. е. художественность в их передаче также является жанрообразующим признаком. При наблюдении над формой текста возникают следующие вопросы: почему эссе пишется не от первого лица? Чем отличается от избранных средств выражения, например, такое начало: «Я стоял на берегу озера. В воздухе пахло водорослями…»? Очевидно, что центральным «впечатляющим» объектом является бабочка, образ которой представлен через такие языковые средства, как «пыльца крыльев», «радужно переливалась». Жанрообразующее эссеистическое отношение «я – впечатление, мысль, чувство» здесь иерархично, изложение от третьего лица создает слишком большую, на наш взгляд, для жанра эссе дистанцию между автором и объектом впечатления, тем самым образ бабочки доминирует, и даже довлеет над автором. Тексту в целом свойственна нехарактерная для эссе отстраненность автора от того, о чем он пишет. Поэтому целостность образа ситуации подводит нас к более внимательному исследованию средств, представляющих автора. Его образ создается следующими средствами: «он» – «он с пересохшими губами» – «он с радужными губами много лет». Когнитивное понимание характеризуется конкретностью, поэтому мы можем задать себе, например, такой вопрос: как в воздухе, пахнущем (автор выбирает слово «напоенный») водорослями, могут пересохнуть губы?

Поиск ответов выводит нас в область мифологической символики, и мы понимаем, что, по крайней мере три текстовых средства несут помимо прямого значения скрытый смысл: бабочка означает что-то еще, пересохшие губы не означают просто физиологическую жажду, радужная пыльца крыльев не может сохраняться в течение многих лет, поэтому она также символически представляет что-то. В мифологии образ бабочки связывался с процессами трансформации, с переходом из одной формы в другую, и, таким образом, со смертью, перевоплощением души. Тогда смысл эссе заключен в жажде человека, его желании перевоплотиться, преодолеть ограниченность формы? Но такая интерпретация противоречит смыслу последнего предложения. Следующая линия: если бабочка – душа, то чья? Если автора, то почему он соприкасается с ней как с объектом внешнего мира? И только при толковании бабочки как образного воплощения чьей-то души возникает целостность интерпретации, означающей непротиворечивость смысла частей и целого. Итак, мы выбираем такое толкование: автор воплотил в образе бабочки чью-то душу – многоцветную (радужную), легкую, крылатую. Душа эта недоступна и потому приобретает черты божества; соприкосновения с ней автор жаждет, он помнит его много лет. Пыльца – божественный след – остается в памяти автора, но утолила ли эта встреча его жажду?