Реализм и номинализм в русской философии языка - Владимир Викторович Колесов

«совокупность существенных признаков чего-нибудь мы как раз называем идеей чего-нибудь. Выбросим идею из реальной вещи: в ней не останется ни одного существенного для нее признака. Можно ли будет в таком случае утверждать, что эта вещь есть действительно реальная вещь?»

– поскольку

«целое охватывает части при помощи идеи, выходящей за пределы значимости каждой части» (там же: 90).

Наконец, есть и третья категория, в которой как бы актуализируются и предметность (денотативность) эйдоса, и качественность (сигнификативность) идеи – это образ, в платоновской системе εικων; у самого Платона это «текучая и смутная форма вещи», данная «как отражение реальных предметов в их сущности»: то есть как «словесный образ» или как «смысловая предметность» (Лосев 1994: 545). Образ (εικων) вещи есть только частичное выражение вещи (там же: 539) и представляет собою явленный эйдос:

«сущее и не-сущее взаимоопределены в образе»,

«образы ведь суть не больше как осознанные восприятия»,

данные в противоположностях эквиполентного типа:

«чтобы световой образ существовал, необходимо, чтобы в свете участвовала тьма» (Лосев 1990: 50, 68, 48).

Еще раз обобщим понимание Лосевым трех категорий сознания.

«Идея предмета и есть самый предмет целиком, но только перенесенный в инобытие»

– в мыслимое (там же: 46);

«материя и идея – абсолютно одно и то же» (Лосев 1993: 391);

«эйдос же есть некая завершенная цельность сущего» (Лосев 1990: 91),

а

«ноэма ведь есть понимание кем-то данного предмета» (там же: 46).

В таком случае идея есть концепт как денотат, эйдос – концепт как десигнат, а ноэма – понимание их совместно в единстве понятия.

8. Полагание смысла

Эйдос и идея одинаково идеальны, но одновременно они же – предметно оформленный логос, хотя они – не вещь, не события, не факт. Это – конкретно данный смысл («нечто как бы нагнетенное, насыщенное, напоенное смыслом») и оба, одновременно,

«есть световое излучение предмета, его строго оформленный и умственно осязаемый вид» (Лосев 1994: 271),

«есть мистика света».

Эйдос дифференцирует, наглядно значит, существует оформленность смыслов его лика; единичность эйдоса является основанием для сравнений; он и статичен, и активен вместе (Лосев 1993а: 243, 284) – такова «текучая сущность» эйдетической оформленности.

«Предмет, данный как эйдос, живет в человеческом сознании своей наиболее существенной стороной» (там же: 232)

и есть образ вещи, снятый с вещи в существенном. «Момент структурности или архитектоничности» есть его смысловая организация – это структура (форма), и потому может являться понятием («обычно именуется понятием» или символом («эйдос как символ»). У Платона «эйдос имеет идею» (там же: 277).

Наоборот, идея интегрирует, наглядно выражает и оформленность ее представлена как цельность смыслового происхождения (источник); эта цельность – основание для уподобления (тождества); идея динамична («несет на себе энергию структурного образования вещей» (там же: 377)), тогда как в платоновском идеализме

«идея есть функция вещи»,

а

«вещь есть функция идеи» (там же: 158).

Идея есть «осуществленная целесообразность» (там же: 150), т.е. видимая через посредство эйдоса часть концепта и данная как «родовое понятие», «предельное обобщение» в логической абстракции.

Эйдос есть внешнее проявление идеи как «причина» вещей, тогда как сама идея есть внутреннее качество, только ставшее чем-то иным вовне. Эйдос – феноменология вещи в сознании, конкретная сущность вещи, нам же

«совсем трудно понять самую простую вещь, а именно, что можно видеть общее, что „одно“, собственно, и не воспринимаемо, и не мыслимо без „иного“» (там же: 238).

Идея же (повторимся) есть

«значение внутреннего качества <…> (которая показывает) скрытую внутреннюю организацию (вещи), скрытую видимость и явленность» (там же: 249).

Это аристотелевское понимание, потому что у Аристотеля идея – это форма, а эйдос – материал.

«Платонизм есть философия идеи» (там же: 779),

тогда как Аристотель уже распространял идею на широкое поле материи.

В метафорическом ряду перечисления платоновских идей у Лосева находим лик, символ и миф, представленные как формы явленности идеи в созерцающем уме. А если собрать все эти словесные подстановки (предикаты идеи), окажется, что лик – это образ, символ-понятие, символ-миф, т.е. все три содержательные формы концепта, и лик должен интерпретироваться как идея Лосева.

Прообраз, функция и тождество – осуществленный логос (концепт?), данный как парадигма (образ – образец). Вообще учение об идеях требует алхимии (имеется в виду идея взаимопревратимости химических элементов) (Лосев 1993: 223), но всё равно диалектика «требует теории относительности» (там же: 483).

Виды сущности «эйдос» (воплощение в явлении: эйдос оплодотворяет – мужское начало – материю – женское; см. (Лосев 1993а: 651)): μορφη, χαρακτηρ, σχημα, τυπος, из которых μορφη есть воплощение эйдоса в явлении (это – внешнее качество эйдоса (там же: 283)), как и все остальные, данные в перечне формы. Между ними имеются и структурные различия. Так,

«схема есть предмет, или вещь, рассмотренный с точки зрения взаимоотношения частей и целого»,

а

«морфэ, или топос, отличается от схемы тем, что она принимает во внимание и качество, топос частей, слагающихся в целое, но ее также не интересует качественное содержание цельного эйдоса в его отличии от всякого другого эйдоса» (Лосев 1990: 168).

«Эйдос есть ни вещь, ни мысль, ни понятие, ни норма» (там же: 187);

апофатическое определение можно продолжить: ни субстанция… и т.д. Эйдос Лосев называет символом или образом, но вместе с тем

«образ – внешнее проявление эйдоса» (там же: 285).

Эйдос – образ, «имеющий смысл понятия» (там же: 202), «все, что есть, данное зрению и узрению». Наоборот, виды категории «идея», ее воплощения в явлении – это образ(ы), понятие и символ. Из всего сказанного можно вывести заключение (небесспорное, впрочем), что эйдос понимается Лосевым как структура, внешний вид, в конечном счете синтагма проявления, а идея – как парадигма, внутренняя сущность цельного, как система. Идея через эйдос делает познаваемой каждую вещь. В других местах Лосев ставит знак равенства между эйдосом и символом (Лосев 1993а: 663), а идею понимает как «диалектический символ» (там же: 673), что не одно и то же: разница