Реализм и номинализм в русской философии языка - Владимир Викторович Колесов

(вещи), в этом случае единственная связь предмета с понятием осуществляется посредством предметного значения, т.е. определяется объемом понятия. Предметное значение дано, познание задано как «горизонт ожидания» и потому развивается. В богословской традиции это установка на Бога-Духа (протестантское Петрово христианство).

· Концептуализм в своем знании понятия (идеи) соединяет слово и предмет в поисках смысла (смыслов) на основе единства содержания и объема понятия, т.е. представляет сконструированное понятие в его целом (почему, собственно, и именуется концептуализмом – от лат. conceptus ʽпонятиеʼ). Понятие дано, знание развивается в «горизонте ожидания». В богословской традиции это ориентация на Бога-Отца (католическое Павлово христианство).

Резкое неприятие данных позиций друг другом определялось этическим производным, исторически наложившимся на познавательный субстрат.

· Реализм, устремленный к сознанию (> сознательности > совести и т.д.) развивает и закрепляет в ментальности духовные особенности личности.

· Номинализм, устремленный к познанию предметного мира, развивает и закрепляет в ментальности прагматические особенности личности.

· Концептуализм, устремленный к получению знаний, развивает и закрепляет в ментальности интеллектуальные особенности личности.

Жесткость представленных ограничений смягчается житейской практикой в условиях смешанной секулярной культуры. Богословское неприятие снимается философской невозмутимостью, на первое место ставящей разум, а не веру. Причина этого – в органической склонности и реализма, и номинализма к восполняющему их до цельности концептуализму.

В лексико-грамматическом смысле историческая смена древнерусского номинализма старорусским реализмом, а затем концептуализмом выражалась в следующих категориях языка.

· Номинализм путем ментализации работает с объемами, выбирая из заимствованной христианской культуры цельность готового концепта, который предстает в имени существительном; здесь даже видовые оттенки даны в вещной законченности предмета, ср. многочисленные кальки сложных слов типа благовест, благодать, злодей, добродетель и т.д. Это момент образного наполнения слов.

· Реализм путем идеации работает с реальными признаками и наполняет готовые объемы содержанием, что приводит к активному развитию имен прилагательных определенных, т.е. по форме полных. Это момент символического наполнения слова, поскольку определения могут смешиваться в поисках адекватного объема, заменяя друг друга в свободном порядке.

· Концептуализм путем идентификации (соединения совместимых объема-содержания) создает понятия, максимально отражающие реальность и притом на основе поиска сущности. Ярким признаком начавшейся концептуализации становится умножение отадъективных имен на -ость, ср. знак > значить > значимый > значимость. Последний процесс начался в XVIII веке, развивался в XIX веке и особой активности достиг в XX веке.

Особенность новой философии, как уже сказано, состоит в перевертывании вектора исследовательского внимания (философской интенции):

· неореализм различных оттенков устремлен к точке слова,

· неономинализм разных видов – к точке предметной вещи,

· неоконцептуализм – к точке идеального понятия.

Тем самым сакральность обратной перспективы к «горизонту ожидания» сменилась современной прямой перспективой с определенным выбором объекта анализа – слова, понятия или вещи.

II. ФИЛОСОФСКАЯ МОДЕЛЬ РУССКОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ

С русским говорить весело, потому что перед ним открыты все горизонты мысли и русского не пугает никакая умственная и общественная неизвестность.

Николай Шелгунов

1. Слово и дело

Сжато можно представить характерные признаки русской ментальности в сложившемся к настоящему времени виде. Возможно, некоторые из особенностей типологически общечеловеческие, свойственные людям на определенных этапах развития правосознания и морали, – если, конечно, иметь в виду естественного человека, а не искусственно устанавливаемые, навязываемые формы человеческого общения.

В сущности, каждый ключевой термин данной культуры содержит выработанный народом и хранимый в его «генной памяти» концепт, однако рассмотрение каждого словесного знака в данном контексте представляется излишним, а примеры, уже приведенные и те, к которым мы еще обратимся, прекрасно показывают, о чем идет речь.

В центре внимания находится не факт или идея, а конкретное дело. Много язвительных замечаний разбросано в трудах русских мыслителей о феноменологичности идей и позитивизме фактов, приведем только одно, особенно выразительное:

«Эмпирик англичанин имеет дело с фактами; мыслитель немец – с идеей: один грабит и давит народы, другой уничтожает в них самую народность» (Соловьев 1903: 7).

Русский человек владеет делом, которое результирует в вещи. Действительность понимается как система собственных действий, на что указывает и внутренняя форма отвлеченного имени действительность. Таким образом, в установочном треугольнике вещь заменяется делом, что и определяет предпочтение глагола имени, а процесса – результату. Сложная история самого слова вещь показывает развитие такого представления (Колесов 2004): первоначально это книжное заимствование (XI век) из болгарского синкретически выражало всю последовательность воплощения замысла – через слово – в дело, с конкретным результатом в виде предмета (вещи). Все компоненты семантического треугольника даны здесь одним словом, но упор делается именно на вещь, поскольку и заимствованные аристотелевские, и собственные языковые представления номиналистического типа во главу угла ставят вещь. Мы уже видели, что в древности это вовсе не такая вещь, какою она предстает сегодня. Но именно та вещь и называлась вещью. С этой точки зрения, слово и представление (= понятие) вторичны, а во многом и совпадают друг с другом, потому что слово и есть воплощенная мысль. Все три ипостаси этого нерасчлененного Логоса соединяет именно дело, которое и понимается как воплощенная энтелехия, как энергия движения. Сейчас трудно реконструировать все тонкости указанного соотношения компонентов целого, но исходность и важность «вещи» в этой системе несомненны.

В связи с этим мысль расценивается как дело, за мысли можно судить так же, как и за совершенное дело. Мысль как личный результат мышления не принимается во внимание – ведь она связана с соборным, для всех равноценным словом; но коллективная ипостась той же мысли – дума – может выходить за пределы традиции, поскольку думает не один, а многие; можно по-мыслить, при-мыслить, за-мыслить, вы-мыслить и произвести прочие неблагопристойные дела, но глагол думати с подобными приставками и в данных значениях до XVII века не встречается, при-думать нечто непотребное невозможно. Это понимание стало формальным основанием для борьбы с ересями и вообще трагически отозвалось в нашей истории. Для русского философа мысль предстает как «проект дела» (Н.Ф. Федоров), а следовательно, как реальность такого дела: сказано – сделано.

Всякое дело, мысль или слово, т.е. все три ипостаси Логоса, окрашены нравственно, поскольку идея предстает как идеал; нет ничего, что бы ни сопрягалось с моральным в поведении или в мыслях человека. Действие нравственно или безнравственно, а каждый результат этого действия (продукт, предмет, вещь, артефакт и т.д.) окрашен признаком красоты. В оценке действия присутствует критерий «хорошо – плохо», а в оценке продукта этого действия – критерий «красиво – некрасиво»; действие и результат дифференцированы также и по моральным критериям. Н.Ф. Федоров специально говорил о приоритете нравственных категорий в противовес логике