Ирина Левонтина - О чём речь

Ознакомительный фрагмент

Я, конечно, не могла не вспомнить эту историю, когда в 2008 году Барак Обама триумфально прошествовал к президентскому креслу с предвыборным слоганом Yes, we can! («Да, мы можем!»). Вообще риторика его замечательна.

А как он произносит вновь и вновь этот свой рефрен Yes, we can! – без надрыва и истерики, без малейшей агрессии! Так, я бы сказала, вежливо, но твердо. Прямо завидно слушать. Нет, конечно, завидую я не Обаме, а народу, с которым ТАК говорят.

Правда, как раз по поводу того, что Запад есть Запад, а Восток, соответственно, есть Восток, тут у Обамы вышла история: татарские СМИ обвинили его в том, что он украл национальный лозунг президента Минтимера Шаймиева «Без булдырабыз!» («Мы можем!»). Да вообще плагиатор. Если кто не заметил, другой свой слоган We need change! Обама тоже попятил – у группы «Кино» и лично Виктора Цоя. Помните: «Перемен! Мы ждем перемен!»?

Все сказанное – такое длинное предисловие. На самом деле я хочу поделиться одним лингвистическим наблюдением, касающимся именно Yes, we can! Как ни удивительно, но столь простая фраза – это, как сказано в знаменитой комедии, непереводимая игра слов. Все дело в yes. Английское yes может, в отличие от русского да, использоваться не только для подтверждения, но и для опровержения. Возможен и, более того, совершенно типичен диалог: You can’t do it! – Yes, I can. По-русски же неправильно: «Вы этого не можете!» – «Да, могу!» Тут надо сказать: «Нет, могу». Наше да выражает скорее согласие с собеседником, а не удостоверение правильности содержания высказывания. Кстати, и в немецком нельзя здесь употребить слово ja («да»). Там для этой ситуации существует отдельное замечательное слово doch (нечто вроде «нет да»). Замечу попутно, что мы с моим коллегой Д. Добровольским сравнивали употребление русского нет и немецкого nein, и обнаружились весьма нетривиальные различия.

Так вот, в «Винни-Пухе» говорится о Пятачке, что он настаивал, будто надпись на обломанной табличке у его дома «ПОСТОРОННИМ В» – это имя его дедушки. Дальше по-английски так: «Christopher Robin said you couldn’t be called Trespassers W, and Piglet said yes, you could, because his grandfather was». А в заходеровском тексте так: «Кристофер Робин сказал, что не может быть такого имени – Посторонним В., а Пятачок ответил, что нет, может, нет, может, потому что дедушку же так звали!» Даже читатель, не знающий немецкого, уже догадался, что окажется в этом месте немецкого перевода. Естественно: «Christopher Robin sagte, man könne nicht Betreten V heißen, und Ferkel sagte, doch, das könne man, sein Großvater habe ja so geheißen».

И вот теперь как же быть с формулой Обамы? Ведь на русский она должна была бы не всегда переводиться как «Да, мы можем» – а иной раз и как «Нет, мы можем».

У него есть пассажи, которые в буквальном переводе выглядят примерно так: «Нам говорили, что мы не готовы к переменам, что мы не можем… Да, мы можем». По-русски получается полное отсутствие связности. Но переводить подобный рефрен по-разному – это разрушать все НЛП (нейро-лингвистическое программирование), не говоря уж о художественных достоинствах. Самый простой выход состоял бы в том, чтобы просто опустить yes, ограничившись формулировкой «Мы можем!» Но это yes в начале фразы очень важно. Во-первых, оно придает формуле диалогичность, а во-вторых, дает мощную позитивную установку. Так что без yes никак невозможно. Вот ведь проблема.

Только кажется, что да и нет выражают такие простые и очевидные идеи, что должны вести себя в разных языках одинаково. А это совершенно не так. Что касается русского нет, самая, пожалуй, забавная особенность, которая больше всего бросается в глаза (вернее, в уши) иностранцам, – наше обыкновение говорить нет в смысле да. Диалог «Ты придешь?» – «Нет, я приду!» в написанном виде выглядит абсурдно, а между тем мы именно так и разговариваем.

Вот еще несколько примеров «подтверждающего» нет:

– Почему ты не сдал работу вовремя? Нет, это просто дурь какая-то!

– Смотри! Наш сын убрал свою комнату. Нет, какой хороший мальчик!

– Давай напишем статью вместе!

– Нет, я тоже уже об этом думал.

– Поедем лучше на машине!

– Нет, да, это намного дешевле.

– Мне нужно обязательно поесть. Я ведь только вечером окажусь дома.

– Нет, правда. В поезде нормально не поешь.

– Мы должны позвонить Пете.

– Нет, правильно. А то он опоздает.

– Он правильно поступил.

– Нет, точно. Он молодец.

Здесь очень показательны сочетания нет, правда, нет, да, нет, правильно и т. п.

Такая особенность русского нет возникла не вчера. Вот пример из «Идиота» Достоевского: «„Нет, вы найдите-ка такую раскрасавицу, ура!“ – кричали ближайшие».

Итак, парадоксальным образом русское отрицание нет часто используется для выражения энергичного согласия с собеседником. Этим нет человек как бы отрицает саму возможность каких бы то ни было сомнений, допустимость самого предположения, что он думает иначе. Кроме того, это нет можно связать с тем, что человек настолько согласен с собеседником, что торопится перебить его, перехватить инициативу и высказаться. Отрицание, таким образом, в русском непринужденном разговоре часто служит сигналом turn-taking: стоп, теперь я беру слово!

А может быть, и наоборот. Вот человек возмущается: «Какой дурак! Нет, ну какой дурак!» Без нет вторая фраза звучала бы не очень ловко. А с нет – хорошо. Просто человек уже сказал один раз: «Какой дурак!» – и вроде он уже высказался. Говорить второй раз то же самое как-то странно. А этим нет он первое высказывание как бы отменяет и получает санкцию выплеснуть свои эмоции еще раз. А вместе с тем сигнализирует собеседнику, что не готов передать ему слово, что еще не до конца самовыразился…

В общем, все непросто. И вот спрашивается, можем ли мы в таких условиях мечтать о демократии? Yes, we can! Yes, we can! Yes, we can!

Умом олимпиаду не понять

Ну и уж заодно о культурных стереотипах. Специалисты по этнолингвистике, этно-культурологии часто слышат раздраженное: да бросьте вы носиться со своей национальной спецификой! Все это такая архаика, все эти ваши авось, воля, просторы! У людей уже совсем другие ценности, а это язык сохраняет по инерции. И правда, многое изменилось. И все же некоторые культурные стереотипы поразительно живучи – например, представление о том, каковы «мы».

Вот реклама Сочинской олимпиады 2014 года (начали крутить лет за пять до События). Характерный голос Познера за кадром:

Мы люди крайностей. Мы трудно зарабатываем на Севере и легко тратим на Юге. Мы ездим по бездорожью так же хорошо, как и по дорогам. У нас даже Новый год может быть старым. Когда мы занимаем места, то на всех, когда мы выигрываем – это надолго. Мы верим в себя так, что заставляем поверить в себя других. У нас не получится обыкновенно: это будет великая Олимпиада. Олимпиада для всей страны. Олимпиада каждого. Поехали.

В другом ролике (а их целая серия):

Мы люди крайностей. Даже в космосе мы можем быть первыми на земле. У нас даже слабость может быть силой. У нас даже в жару бывает мороз по коже. Мы проигрываем так же красиво, как и выигрываем. Мы любим таким, какой есть. Мы встречаем так, что с нами уже не расстаться. Мы проводим зимнюю олимпиаду там, где вся страна отдыхает летом.

И опять слоган, который произносит Познер в конце каждого ролика: «У нас не получится обыкновенно: это будет великая Олимпиада. Олимпиада всей страны, Олимпиада каждого». И опять гагаринское «Поехали!».

Что ж, очень духоподъемно и весьма объединяюще. Но прочтем еще раз медленно.

«Мы люди крайностей».

Ну, понятно дело – «…Коль грозить, так не на шутку… коли пир, так пир горой». В общем, как говорит герой Достоевского, «я бы сузил».

«Мы трудно зарабатываем на Севере и легко тратим на Юге».

Опять всевозможные контрасты: Север – Юг, трудно – легко, зарабатываем – тратим. Ну и, естественно, просторы: «широка страна моя родная», «с южных гор до северных морей». «От Японии до Англии». «Равняется четырем Франциям». Шоколадные конфеты «Родные просторы».

«Мы ездим по бездорожью так же хорошо, как и по дорогам».