Философия истории во Франции - Иван Владиленович Кузин

5) определенный прогресс в общественном сознании, связанный с реализацией идеи добра;

6) ненасильственные действия в достижении идеала добра предпочтительнее и эффективнее.

«Векторные законы» раскрывают более детально понимание сути каждого из периодов мировой истории:

1. Закон перехода от магического к рациональному состоянию истории человеческой культуры. Маритен превозносит умиротворяющую роль мифологического сознания, благодаря которому мир может преодолеть свою «расколотость» на субъект и объект.

2. В истории имеется прогресс в осознании «естественного закона».

3. Неизбежность перехода в Новое время от «сакральной» к «мирской» цивилизации.

4. Грядущее наступление «эпохи людей», ведущей к идеалу «интегрального гуманизма», предвещающего эру «персоналистической демократии» как будущего человечества.

§ 5. Прошлое как мыслительная конструкция в исследованиях А.-И. Марру

Методолог и историк средневековой культуры Анри-Ирене Марру (1904–1977) считал, что историческая наука, как и любая наука вообще, требует неустанных методологических рефлексий, поэтому он придавал важное значение личным качествам историка, и прежде всего его способности воспроизводить в своем сознании «психологические состояния (или переживания) людей иной эпохи»: «…Нам необходимо задуматься о субъективных условиях, которые делают возможным – и ограничивают… понимание. Историк предстает перед нами как человек, который, благодаря феноменологической процедуре эпохе, знает, как выйти за пределы себя, чтобы встретиться с другими. Мы можем дать имя этой добродетели: она называется симпатией. …Термин “симпатия” здесь даже недостаточен: между историком и его объектом должна быть установлена дружба, если историк хочет его понять, потому что, согласно прекрасной формуле святого Августина, “нельзя никого узнать иначе, как через дружбу”. И не то чтобы такая концепция устраняла критический дух. Здесь обозначается тенденция к симпатии, которая актуализируется как дружба и становится фундаментальной категорией. Она заставляет нас определять историю как знание, как завоевание подлинного знания – правды о прошлом. Я хочу знать, я хочу понять прошлое, и прежде всего его документы в бытии их настоящего. Я хочу любить этого друга, с которым я встречаюсь как с существующим Другим, а не всего лишь с именем, данным моему рассудку, не с призраком, питаемым моим самодовольным воображением»[22].

Тем самым Марру, указав на особое значение исследования проблем методологии и теории исторического знания, стремился придать им антипозитивистский дух. Он подчеркнул ценность субъекта, постигающего реальность прошлого, прежде всего благодаря интерпретационным способностям к сопереживанию и интуитивному восприятию мира прошлого. Марру негативно оценивал возможности истории как науки об объективном знании. Он предложил руководствоваться сопереживанием и симпатией как единственными способами познания реальности прошлого. Тем самым он отрицал существование исторической реальности, независимой от историка.

Также Марру видел необходимым богословское вмешательство в историческое познание. Начало секуляризации христианского богословия истории он находит уже у церковных авторов. Этот процесс породил философию истории и предопределил ее неминуемый упадок. Более того, он отмечает, что ответственны за этот упадок прежде всего христианские мыслители (такие, например, комментаторы и толкователи, как Орозий или Боссюэ).

Истинная невидимая история находится над видимыми фактами исторического материала: над экономикой, политикой, искусствами, внешними проявлениями религиозной жизни. Поэтому в работе профессионального историка полноценный результат может быть получен лишь в случае вольного принятия Божественного Откровения.

В конечном итоге Марру разделяет исходное христианское утверждение о смысле истории как деле спасения, так как вне этого смысла история бессмысленна.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Маритен Ж. Человек и государство. М.: Идея-пресс. 2000.

Марру А.-И. Бергсон и история // Логос. 2009. № 3.

Мунье. Э. Персоналистская и общностная революция // Мунье Э. Манифест персонализма. М.: Республика, 1999.

Мунье Э. Страх в XX веке // Мунье Э. Манифест персонализма. М.: Республика, 1999.

Пеги Ш. Вероника, или Диалог истории и плотской души; Клио, или Диалог истории и языческой души // Пеги Ш. Избранное. Проза. Мистерии. Поэзия. М.: Русский путь, 2006.

Пеги Ш. Наша юность // Пеги Ш. Наша юность. Мистерия о милосердии Жанны д’Арк. СПб.: Наука, 2001.

Fessard G. De l’actualité historique. Paris: Desclée de Brouwer, 1960.

Fessard G. Hegel, le christianisme et l’histoire. Paris: Presses Universitaires de France, 1990.

Maritain J. On the Philosophy of History. New York: Scribner, 1957.

Marrou H.-I. Christiana tempora: mélanges d’histoire, d’archéologie, d’épigraphie et de patristique. Rome: École française de Rome, 1978.

Marrou H.-I. De la connaissance historique. Paris: Le Seuil, 1954.

Marrou H.-I. Téh ologie de l’histoire, Paris: Le Seuil, 1968.

Глава 8

Экзистенциально-феноменологический ракурс постижения истории

§ 1. Изменчивость реальности и стоящая за ней истина в философии длительности А. Бергсона

Основы своего теоретического подхода к истории Анри Бергсон (1859–1941) высказал на страницах книги «Творческая эволюция».

Согласно Бергсону, весь опыт изучения и естественных, и социогуманитарных наук – опыт постижения трансформативности природного и человеческого миров – так или иначе ведет нас от видимого к невидимому, от повторов – к единству, от хронологического – к логическому, от фактов – к сквозным смыслам, от фактологии – к философствованию.

Иное дело, замечает французский философ, что мысль не вправе сбрасывать со счетов мир фактуальный, а вместе с ним – и не сводимую к философской абстракции живую жизнь.

Так что труды познания, антиномии познания, болевые усилия познания приоткрывают нам – однако всегда лишь в самом общем и условном приближении – и постигающую силу человеческого духа, и богатство материального содержания вещей и событий.

Бергсон писал, что идея большого и текучего временнóго контекста и человека, и истории требует обращения к качественно новым и, по существу, толком еще не изведанным научным понятиям, выходящим за привычные рамки как теоретической античной статики, так и атомарности, характерной для научного мышления Нового времени.

В своей работе «Два источника морали и религии» Бергсон высказывает идею – не только историческое время вбирает в себя и трансформирует в себе человеческую личность, но и личность вбирает в себя и преобразует в себе историческое время. История, таким образом, предстает нашему теоретическому взору как процесс, исполненный человеческих смыслов, – т. е. перманентной (с подъемами, срывами, регрессами и вольными или невольными восстановлениями преемственных связей) работой человека над осмыслением мира, времени и самого себя. Это делает историю процессом не только рациональным, но и творческим и мистическим.

Базовая историологическая идея французского мыслителя состояла в том, что реальность изменчива, но стоящая за ней истина носит неупразднимый и сквозной характер. Регулярности жизни могут быть чреваты унизительными для человеческого духа стремлениями к механическому воспроизведению былых и, стало быть, исчерпавших себя исторических прецедентов и, соответственно, – стремлениями к натурализации и деградации. Но они не отменяют духовности и свободы в истории.

Бергсон стремился сделать многоликость истории открытой для