О всех созданиях - Джеймс Хэрриот

– Чуть не отправил меня в больницу, Клифф, – ответил я с дрожью. – Промахнулся самую малость. Меня как ветром обдало.

– А что вы делали-то?

– Попробовал было зашить рану. Но больше и пытаться не стану, а съезжу сейчас за намордником и хлороформом.

– Да на что нам хлороформ? – возмутился Клифф. – Я сам его подержу, и можете ни о чем не беспокоиться.

– Извините, Клифф! – Я покосился на его щуплую фигуру и начал убирать шовный материал, ножницы и йодоформ. – У вас легкая рука, я знаю, но он уже разок попробовал до меня добраться, и больше я ему такого удовольствия предоставлять не намерен. Мне что-то не хочется остаться хромым до конца дней.

Невысокий жилистый конюх словно весь подобрался. Он выставил вперед голову и смерил меня воинственным взглядом:

– Да что вы городите! – Он яростно обернулся к дюжему работнику, который все еще крепко держал уздечку, хотя его мертвенная бледность успела приобрести слегка зеленоватый оттенок. – Иди-ка ты отсюда, Боб! Так перетрусил, что и лошадь напугал. Иди-иди, его я подержу.

Боб с облегчением выпустил уздечку и с виноватой ухмылкой бочком пробрался мимо мерина. Тот был выше Клиффа по меньшей мере на голову.

Происшедшее, казалось, возмутило Клиффа до глубины души. Он взял уздечку и посмотрел на мерина укоризненным взглядом, как учитель на расшалившегося ученика. А тот, в явном возбуждении, прижал уши и запрыгал, грозно стуча копытами по каменным плитам пола. Но стоило щуплому конюху ударить его кулачком по ребрам снизу, и он сразу встал как вкопанный.

– У, олух царя небесного! Стой смирно, кому говорю! Что это ты выделываешь, а?! – рявкнул Клифф и опять ударил кулачком по крутым ребрам. Особой боли такой слабенький удар причинить не мог, но мерин тотчас стал само послушание. – Лягаться вздумал, а? Я те полягаюсь! – Клифф дернул уздечку, устремив на лошадь гипнотический взгляд. Потом кивнул мне. – Беритесь за дело, мистер Хэрриот, он вас не пришибет.

Я нерешительно взглянул на лошадь – такую большую, такую грозную! Ветеринарам постоянно приходится с открытыми глазами идти навстречу заведомой опасности, и, полагаю, на каждого это действует по-разному. Меня порой излишне живое воображение ввергало в дрожь, рисуя самые жуткие картины, и вот теперь я даже с некоторым сладострастием прикидывал, какой мощью обладают эти огромные в глянцевитой шерсти ноги, как тверды эти широкие копыта, обведенные узкой полоской металла. Размышления мои прервал голос Клиффа:

– Да не прохлаждайтесь, мистер Хэрриот, говорю же, он вас не тронет!

Я снова открыл ящик с инструментами и дрожащими пальцами вдел новую шелковинку в новую иглу. Собственно, выбора у меня не было – Клифф не спрашивал, он приказывал. Придется рискнуть еще раз.

Когда я, еле переставляя ноги, вернулся на прежнее место, думаю, вид у меня был не слишком внушительным: спотыкаюсь о дикарскую юбочку, в которую превратились полы моего макинтоша, вновь протянутые к ране пальцы дрожат, в ушах гремит кровь. Но я напрасно мучился. Клифф оказался совершенно прав, и мерин меня не пришиб. Собственно говоря, он даже ни разу не шелохнулся и, казалось, сосредоточенно слушал, что ему шепчет Клифф, придвинувший лицо к самой его морде. Я вдувал йодоформ, шил и защемлял, словно демонстрируя методику на анатомической модели. С хлороформом, пожалуй, было бы даже не так удобно.

Когда я с величайшим облегчением покинул стойло и начал опять убирать инструменты, монолог возле лошадиной морды заметно изменился по тону. Угрожающее ворчание все больше переходило в нежную насмешливость.

– Ну видишь, окаянная твоя душа, что зря ты свои коленца выкидывал! Ты же у нас умница, верно? Ты у нас молодец! – Ладонь Клиффа ласково скользнула по шее, и могучая лошадь потерлась о него мордой, как доверчивый и послушный щенок.

Медленно выходя из стойла, Клифф успел похлопать мерина по спине, боку, животу, крупу и даже шутливо подергал репицу, а недавнее злобное чудовище блаженно подчинялось этим ласкам.

Я вытащил из кармана пачку сигарет:

– Клифф, вы чудо. Не хотите закурить?

– Это будет как свинью клубникой угощать, – ответил конюх и высунул язык, на котором покоился кусок табачной жвачки. – Без этого я никуда. Как суну с утра, так хожу до ночи. А вы и не догадались?

Вероятно, вид у меня был до смешного удивленный. Во всяком случае, маленькое обветренное лицо расползлось в довольной улыбке. И, глядя на эту улыбку, такую мальчишескую, такую победную, я невольно задумался над тем, какой феномен представляет собой Клифф Тайрман.

В местах, где закаленность и долговечность были правилом, он тем не менее выглядел чем-то исключительным. В первый раз я увидел его почти за три года до этого дня: он бегал между коровами, хватал их за морды и удерживал, словно без малейших усилий. Я решил, что передо мной человек средних лет, но на редкость хорошо сохранившийся. На самом же деле ему было уже под семьдесят. Несмотря на щуплость, он был внушителен: длинные болтающиеся руки, твердая косолапая походка, набыченная голова придавали ему вызывающий вид, точно он шел по жизни напролом.

– Вот не думал, что увижу вас нынче, – сказал я. – Говорили, у вас пневмония.

Он пожал плечами:

– Есть малость. Первый раз валяюсь с тех пор, как сопляком был.

– Так зачем же вы встали? – Я поглядел на тяжело вздымающуюся грудь, на полуоткрытый рот. – Когда вы его держали, я слышал, какие у вас хрипы.

– Да нет, не для меня это. Денек-другой, я и вовсе оклемаюсь. – Он схватил лопату и принялся энергично сгребать кучу конских яблок, сипло и тяжело дыша.

Харленд-Грейндж, большая ферма у подножия холмов, была окружена пахотными землями, и в свое время в длинном ряду стойл этой конюшни не нашлось бы ни одного свободного. Двадцать с лишним лошадей – и по меньшей мере для двенадцати из них каждый день находилась работа. А теперь их осталось двое: молодой мерин, которому я зашил рану, и дряхлый конь серой масти по кличке Барсук.

Клифф был главным конюхом, а когда произошел переворот и лошадей свергли с былого престола, без жалоб и стенаний пересел на трактор, не брезгуя и никакими другими работами. Это было типично и для множества других, таких же, как он, сельских работников повсюду в стране. Лишившись дела всей своей жизни, оказавшись перед необходимостью начать все сначала, они не подняли вопля, а просто взялись за новое дело. Собственно говоря, люди помоложе перешли на машины с жадностью и показали себя прирожденными механиками.

Но для старых знатоков вроде Клиффа что-то невозвратимо рухнуло. Он, правда, любил повторять: «На тракторе-то сидеть оно