Свобода и евреи - Шмаков Алексей Семенович

Несколько ранее, по словам другого очевидца, подполковника Буковского, начальника южного района,[78] произошла паника в другом месте. Когда хвост православной процессии, вышедшей из собора, уже завернул на Николаевскую улицу, и площадь перед костёлом была полна народа, ожидавшего выхода католической процессии, какой-то неизвестный вскочил в закрытую пролётку с извозчиком-евреем и с криком «бомба!» ринулся в толпу. Произошёл страшный переполох, и все бросились в ворота домов, ища спасения. Тревога передалась и в костёл, где тоже произошло замешательство, и были пострадавшие. В это время подполковник Буковский, бывший на площади, успокаивал увещеваниями толпу, в страхе очищавшую площадь с криком «чёрные рубашки с револьверами!».

Но вот, из костёла вышла процессия и направилась к кладбищу св. Роха. Причём часть толпы, боясь нового смятения, осталась у костёла и на Немецкой улице.

К этому времени уже дошли слухи о разгроме православной процессии. Вскоре из Николаевской улицы показались хоругвеносцы с одной спущенной хоругвью, а за ними остатки процессии, которые с пением «Спаси, Господи» направились торопливо в собор. Тогда же пристав доложил, что на Институтской начался погром, и туда немедленно был выслан взвод от роты с Базарной ул. Затем на Базарной площади показалась католическая процессия, спешившая назад. С появлением её посыпались перекрёстные револьверные выстрелы из домов со стороны улицы Зелёной, 2-й Купеческой и из Суражского переулка. Сейчас же, был выслан взвод Владимерцев заслонить католическую процессию, и он стал отстреливаться на два фронта. Тогда из проходного двора Базарной улицы была брошена бомба, но никого не задела. Увидев взрыв, подполк. Буковский выслал ещё взвод, с помощью которого подавили огонь из домов. При этом был ранен револьверной пулей один нижний чин.

Между тем, при оцеплении одного из домов, обнаружилось следующее важное обстоятельство. В числе захваченных в доме оказалась одна еврейка, жительница другого дома. Из её слов выяснилось, что незадолго, в этот день, к ней пришли революционеры-евреи и велели ей удалиться из дома, заявив, что этот дом им нужен. Когда началась стрельба, жильцы разбежались, причём эта женщина укрылась в оцепленном доме, а два её брата, выбежавшие на улицу, попали в руки разъярённой толпы и были убиты. Обстоятельство это важно, так как указывает на заблаговременную подготовку революционеров.

Толпа, сначала напуганная, потом разъярённая, бросилась на еврейские магазины. Погром начался одновременно в нескольких местах. Ломали не с целью грабежа, а из мести, уничтожая имущество, разрывая ковры и бельё, разбивая вдребезги золотые вещи. Лишь железный магазин на Немецкой разграбили, запасаясь железными вещами как оружием.

Трудность прекращения погромов помимо малочисленности войск, ненадёжности полиции и обширности района беспорядков, в высшей степени осложнялась тем, что из домов войска осыпали пулями везде, где только они появлялись! Войска одновременно должны были отбиваться от революционеров и разгонять громил, разбегавшихся от войск и вновь собиравшихся в другом месте. Под огнём расставлялись посты у магазинов и лавок, и эти же посты были засыпаемы револьверными пулями. Тем не менее, часть громил успели захватить и отправить в полицейское управление.

Среди таких условий приходилось действовать войскам. Принимая же во внимание, что в обеих процессиях участвовало до 25–30 тысяч, и что православные и католики срывали давно накипевшую злобу,[79] поймём, до чего трудна была обстановка. В то же время приходилось ещё удалять из города пришлый элемент. Воинские дозоры буквально гнали перед собой толпы окрестных жителей, пришедших на процессии, и, выпроводив их в город, оставляли посты у ворот, чтобы никого не пропускать в город.

Часам к 6 вечера, благодаря энергии начальников районов, начальника штаба полковника Тяжельникова и той удивительной самоотверженной работе, какую несли все войска при постоянной опасности, начали стихать выстрелы, а погром совершенно был прекращён.

От погрома пострадали несколько магазинов на Немецкой, Тикоцкой и Липовой улицах. Кроме того, разрушены квартиры казённого раввина и турецкая булочная. Сгоряча толпа разнесла также христианскую гомеопатическую аптеку и несколько христианских лавок на Александровской улице. Много пострадало частных еврейских квартир, причём разрушение производилось беспощадное.

Всю ночь шла, перемежаясь, стрельба, направленная на посты, отвечавшие на выстрелы, а 2 июля революционеры устроили и открытое нападение на войска.

День 2 июня начался таким случаем. Старуха-христианка хотела пройти домой, в Суражскую ул. В одном их изгибов этой глухой и опасной улицы на неё набросилась толпа евреев и начала истязать. Услышав отчаянные крики, часовой Владимирского полка, стоявший у входа на улицу, выстрелом из винтовки положил одного из нападавших. Остальные разбежались. Старуха с вырванными клочьями волос, окровавленная и избитая убежала назад.

Другое происшествие произошло поблизости, на параллельной улице. Дозор, услышав крики, увидел какого-то господина с женщиной и детьми, которых волокли евреи. Дозор успел отбить их, кроме женщины, которую евреи увлекли в проулок, и где найти её было невозможно.

Что сделали с ней — неизвестно!?..

Днем, продолжались нападения на христиан.

Верстах в двух от города есть деревня Белосточек. Толпа евреев человек в 300 подошла к этой деревне. Крестьяне, вооружившись кольями, стали у входа в деревню и в то же время послали за помощью в город, откуда отправили учебную команду Владимирского полка для защиты деревни. Команда была встречена выстрелами евреев из револьверов и только огнём рассеяла шайку.

В городе тем временем совершено было убийство: в 4 часа дня на Слонимской улице домовладелец Ходакевич, 80 лет, починял забор, сломанный накануне. Шагах в 200 позади стоял еврейский дом. Оттуда выбежал один еврей, а из сарая Ходакевича другой и зарубили старика его же топором. Старик успел крикнуть прибежала толпа христиан и, в свою очередь, убила обоих евреев. Но из еврейского дома выбежала новая кучка евреев и бросилась на христиан. В это время подошёл патруль из 3 человек, но крестьяне уже успели уложить 5 человек, а 3 бросились бежать, стреляя и грозя скоро расплатиться. Патруль выстрелами уложил из них двух. Кроме того, была смертельно ранена молодая еврейка, которая, уже лёжа на земле, дала 4 выстрела в упор.

Другая трагедия произошла на вокзале П.-В. ж. дороги. Крестьяне и железнодорожные рабочие, которых войска накануне удалили из города, толпами теснились у вокзала и путей, громко выражая своё негодование и желание посчитаться с евреями. Приметив на площади у вокзала ехавших на подводе евреев, часть толпы стремительно бросилась к ним и 4 из них убила, а пятого ранила.

На вокзале вся охрана из войск состояла только из 10 человек (обычный наряд), а толпа была огромная и нападение её было совершенно неожиданно. Тем не менее, раненых отбил подъехавший к вокзалу полк. Войцеховский, захватив одного рядового, с его помощью криками, угрозами, просьбами и увещеваниями оттеснил толпу и под конвоем жандармов отправил раненых в больницу, куда отвезли и убитых. Толпа не напирала на войска, но осыпала офицеров площадной бранью и укорами:

«Видно вы жидам продались, что против нас идёте! Довольно им над нашей верой ругаться. Что же вы не требуете от них, чтобы они отдали наших женщин, что у нас утащили? Всё равно мы ещё рассчитаемся с ними!..»

В виду страшного возбуждения толпы, бывших на вокзале евреев спрятали в уборной 1-го класса до прибытия подкреплений из города. Тем временем был убит ещё один еврей, выстреливший из вагона прибывшего поезда в толпу. Толпа окончательно обезумела и бросилась к стрелявшему. Его мигом вытащили и убили. Другого схватили при выходе с вокзала и тут же убили. Ещё двух тяжко избили, когда они выбегали из вокзала. Оба скоро умерли. Спрятанных в уборной евреев офицеры, окружив цепью, довели до вагонов прибывшего затем поезда и стояли у окон и дверей, пока поезд не тронулся. И всё время толпа ревела, грозила и оскорбляла офицеров. Только с прибытием полуэскадрона удалось вытеснить её с вокзала. Комендант станции сам бегал по вагонам, прося евреев не показываться, но положение его самого было рискованное.