Лев Толстой - ПСС. Том 24. Произведения 1880-1884 гг.

Узнав, что лежит уже долгое время: или от других бывших тут, или непосредственно по своему божественному всеведению; лежит, т. е. находится в болезни.

Хочешь ли быть здоров: вопрос, имеющий целью возбудить энергию веры больного. Самая необходимость вопроса заставляла больного сосредоточить свою мысль и устремить ее к лицу вопрошающему и ожидать от него помощи. Но, как видно, больной не понял, к чему ведет речь его собеседник, обращается мыслью к целебному источнику и как бы жалуется, что не может воспользоваться его целительною силою.

Так, господи: т. е. хочу быть здоровым, но не имею человека, который бы помог мне исцелиться в этой купальне, когда возмутится вода.

Когда же прихожу: больной ходил, но медленно, и не успевал предупредить других, а другие его предупреждали и предвосхищали у него выздоровление. Он отвечает весьма кротко, не высказывая никакой хулы, не отвергает Христа, как бы предложившего неуместный вопрос, не проклинает день своего рождения, как мы, малодушные, делаем и притом в болезнях легчайших, но отвечает кротко и робко.

Встань и пр.: Господь умилосердился над страдавшим так долго и, прозревая в нем веру, всемогущим словом своим исцеляет его.

Возьми постель и пр.: смотри примечание к Матф. IX, 6–7.

———

Вот что говорит об этом Рейс (Нов. 3., ч. VI, стр. 166):

Так как писатель не означает точно времени года, когда произошло это событие, то было бы бесполезно строить разные предположения относительно праздника, о каком идет здесь речь. Переписчики, вычеркивавшие тут член, были, очевидно, того же мнения (какой-то праздник). Праздник, по ходу изложения, мог быть одним из тех, когда иудеи собирались в Иерусалиме, — преимущественно, пасха. Но нет никакой необходимости признавать его непременно пасхой; то был просто праздник, на который пришел Иисус, а об Иисусе в этом Евангелии рассказывается, что он вообще являлся на праздники. Член этот мог затруднять читателей, но его не для чего было бы прибавлять, если бы его не было в подлиннике. Против предположения пасхи можно было бы возразить, главным образом, тем, что у нас получилось бы тогда одною пасхою больше, а мы имеем самые решительные доводы за то, что Иисус не мог жить и странствовать так долго. Ввиду этого приходится остановиться на том предположении, что то был праздник пурим, бывающий в феврале или в марте (еврейские сатурналии).

В повествовании не имеется никаких данных о местонахождении и устройстве водоема Вифезда. Место, носящее теперь это название, не носит никаких следов древних крытых ходов и там нет более воды. Овечьи ворота находились, вероятно, на северо-востоке, по соседству с храмом.

Что касается физического явления, происходившего в водоеме (местное перемежающееся кипение источника), то, по-видимому, уже в древности то объяснение, какое дает ему писатель, возбуждало сомнения. В некоторых манускриптах и древних переводах опущены последние слова 3–го стиха (ожидающих и т. д.), в других — весь 4–й стих, а в некоторых все эти части текста. Значительное число современных критиков признает, что этих свидетельств достаточно даже для того, чтобы признать и другие соответствующие этим местам выражения за чуждые первоначальному тексту. Тогда надо будет предположить, что мы имеем здесь дело с какой-нибудь иудейской или христианской легендой, которая попала в текст для объяснения того, что говорит больной в ст. 7, но которая, вообще говоря, была бы недостойна апостола.

На первый взгляд, это предположение представляется довольно правдоподобным. И евреи и христиане не задумывались перед признанием вмешательства ангелов в дела этого мира, и едва ли кто из них стал бы исключать эту легенду из текста, если бы она действительно была включена автором. Однако можно представить серьезные доводы и в защиту противоположного мнения. Вопрос не в том, можно ли дать естественное объяснение явлению и держался ли Иоанн народного взгляда. Желательно знать, требует ли всё его изложение того, чтобы включены были в текст сомнительные выражения, или их можно опустить, не нарушая связности целого. Ведь далее автор говорит о возмущении воды, как о чем-то известном своим читателям; он влагает в уста больного слова, которыми предполагается уже, что читатель знает о том исключительном условии, от которого зависело исцеление. Мы спросим здесь автора, — который в другом месте объясняет своим читателям подробности, известные всем евреям и особенно иерусалимским евреям, просто потому, что он писал не для евреев, — мог ли он предполагать, чтобы иностранцы знали своеобразную природу источника в Вифезде, столь отличавшую его от других источников, которыми пользовались тогда для сохранения здоровья? Очевидно, нет. Он должен был сделать предварительные пояснения, и ст. 7–й делается непонятным, когда исключают 4–й стих и половину 3–го. Ввиду этого мы признаем, что они исключены были в более позднее время, как и не менее замечательные 43–й и 44–й стихи 22–й главы от Луки. В самом явлении, как оно описано в Евангелии, нет ничего странного; вполне возможно, что действие ключа было особенно сильно на ограниченном пространстве отверстия. Нам делали упрек в желании сохранить здесь вульгарный текст ради удовольствия приписать апостолу суеверие. Но если признать, что апостолы выказывают свое суеверие, допуская вмешательство ангелов в область физических явлений, то для устранения такого упрека нужно было бы исключить также немало других мест Евангелия.

Как бы то ни было, а самое повествование имеет совершенно иную цель. Речь идет о благотворном действии Христа в мире, — действии, по своей сущности, духовном, но проявляющемся в телесных исцелениях, — действии постоянном, не подчиненном условиям времени и внешним обстоятельствам, вроде содействия какой-нибудь другой силы, естественной или сверхъестественной, вне его находящейся, — того менее, какого-нибудь законного постановления, могшего его стеснять. Собственно, ввиду последнего соображения и продолжается рассказ, переходя от повествования об известном событии к изложению безусловных истин и превращаясь из истории в богословие. Иисус хотел исцелить человека, уже давно разбитого параличом; и вот ему поперек дороги становятся закон и предания. Нетрудно схватить глубокий смысл, который представляется нам.

Слово «узнав» (в ст. 6) может иметь два значения: или что Иисус узнал непосредственно, или что он узнал от других. Первое из этих значений не предполагает непременно чуда, но и не исключает его, — ввиду чего мы более и склоняемся именно к нему. Речь идет не только о сожалении или о милосердии, но также и о проявлении высшего могущества.

———

На мой взгляд, особенность этого чуда от других та, что в других среди естественного является чудо, как доказательство божественности Иисуса; здесь же, напротив, среди чудесного является естественное, как доказательство божественности Иисуса. Больной ждет 20 лет чуда, а Иисус говорит ему: ничего не жди, что в тебе есть, то и будет. Проснись. Есть сила встать и идти, и иди. Тот попробовал, встал и пошел.

Всё это место, принятое за чудо, есть указание на то, что чудес не может быть и что болен тот человек, который ждет чудес, что самое большое чудо есть сама жизнь. Самое же событие совершенно просто, оно повторяется беспрестанно среди нас. Я знаю барыню, которая 20 лет лежала и поднималась только тогда, когда ей делали впрыскивание морфина; через 20 лет доктор, делавший ей впрыскивание, признался, что он делал впрыскивание водою, и, узнав это, барыня взяла свою постель и пошла.

Рассказ о купальне есть то же самое, — ясно и просто переданный. Значение его то, что люди ждут чудес, вмешательства Бога, а Бог в них, Бог есть жизнь; отдайся ей, поверь ей, и ты жив. Вся дальнейшая речь, кроме вставленной насмешки над верованием в субботу, усиливающим смысл рассказа о купальне, есть только разъяснение мысли о том, что одно чудо, одна истина, одна сила есть жизнь, та, которая в каждом человеке, и во власти каждого человека положиться на нее.

Ин. V, 9. Было же это в день субботний.

Дело это было в субботу.

10. Посему иудеи говорили исцеленному: сегодня суббота; не должно тебе брать постели.

И сказали евреи человеку: нынче суббота, тебе не следовало собирать постели.

11. Он отвечал им: кто меня исцелил, тот мне сказал: возьми постель твою и ходи.

А тот отвечал им: тот, кто меня поднял, тот мне сказал: собери постель и ходи.

12. Его спросили: кто тот человек, который сказал тебе: возьми постель твою и ходи.

И они спросили его: какой такой человек сказал тебе: собери постель и ходи.

13. Исцеленный 1 же не знал, кто он: ибо Иисус скрылся в народе, бывшем на том месте.

А слабый не знал, кто такой, потому что Иисус замешался тайно в народе.