Бог и сатана. Борьба продолжается - Франсуа Брюн

обернута пеленами шестьсот или семьсот лет спустя (300). Но есть примеры и получше. «Несколько лет назад в Южной Африке был найден артефакт, который, как полагали, датировался 1200 годом. Обратились в Оксфорд с просьбой установить возраст артефакта с помощью радиоуглеродного анализа. Оксфорд подтвердил датировку, но потом выяснилось, что на самом деле вещь была изготовлена около десяти лет назад сотрудниками дома престарелых для того, чтобы развлечь стариков. Одним словом, находят то, что хотят найти» (301). Но, наверное, самой смешной оказалась датировка раковины еще живых улиток: их «возраст» составил 26 000 лет! (302).

Самым красноречивым оказался эксперимент, проведенный Британским исследовательским советом. Тридцати восьми лабораториям по всему миру разослали предметы, датировка которых заранее была хорошо известна. Требовалось установить их возраст. Только в семи лабораториях результаты оказались удовлетворительными. Михаэль Винтер, человек, сведущий в таких делах, признает: «Если радиоуглеродная датировка подтверждает наши теории, мы охотно упоминаем ее в основном тексте; если она им противоречит, но не полностью, мы отправляем ее в примечания, а если она противоречит им целиком, мы просто прячем ее от всех» (303).

ПЛОХАЯ ЗАЩИТА

Сторонники подлинности плащаницы, как говорится, не заставили себя ждать. Они заметили — и не без оснований — что при датировке предмета надо все-таки учитывать историю его существования, поскольку привходящие события могут сильно повлиять на него и радикально сказаться на результатах анализа (благодаря увеличению или уменьшению количества радиоактивного изотопа в исследуемом предмете). Некоторые ученые считали, что как раз пожар в Шамбери и мог самым решающим образом сказаться на датировке. Взяв древнюю льняную ткань, возраст которой был хорошо известен, итальянские исследователи Морони и Беттинелли нагрели ее до 170 °C, после чего углеродная датировка «прибавила» ей сто пятнадцать лет. Вероятно, пожар 1532 года мог так же «состарить» плащаницу.

Более полный эксперимент предложила провести исследователь Мари-Клер Остервик-Гастуш. Да, плащаница едва не сгорела в огне, но, когда ее спасали, ее же обильно поливали водой. Вода, попавшая на плащаницу, наверняка давала много пара и привела к обмену изотопов углерода и газов СО и СО². Два российских исследователя, Андрей Иванов и Дмитрий Кузнецов, провели эксперимент, создав приблизительно такие же условия и за полчаса нагрев льняную ткань до 140 °C. На этот раз по их вычислениям датировка в 960–1070 лет увеличилась до 1210–1290 года, причем наблюдался явный изотопный обмен (304).

К сожалению, этот эксперимент нельзя было повторить, и, следовательно, нельзя с полной уверенностью утверждать, что пожар наподобие случившегося в Шамбери мог изменить содержание углерода в плащанице. Кроме того, вычисления, сделанные на основе анализа и призванные определить предполагаемое «омоложение», не корректны. Все это, по-видимому, достаточно ясно показал Жорж Сале, хотя и нет оснований предполагать, что он сомневался в подлинности плащаницы (305).

В столь долгом и бурном путешествии, которое выпало на долю Туринской плащаницы, на нее могло воздействовать и многое другое. Какой бы достоверной ни была радиоуглеродная датировка или другие способы датирования (тоже немного автоматические, как и она), необходимо учитывать и измерять степень всех возможных влияний. Иными словами, в этом конкретном случае было бы лучше вообще отказаться от такой системы датировки. Впрочем, как недавно заявил отец Ринодо, сам процесс, приведший к формированию образа на плащанице, мог способствовать обогащению ткани углеродом 14.

ФАЛЬСИФИЦИРОВАННЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

В конце концов, сегодня все специалисты признали, что эти исследования не отвечали требованиям необходимой научной точности и были очень пристрастными. В статье, опубликованной в журнале «Nature» в 1989 году (за подписью двадцати одного исследователя), предлагается два варианта: 1260–1313 или 1353–1384 годы. Но известно, что в этой же статье другие датировки приведены не были (306). «В это невозможно поверить, но это действительно так, — говорит профессор Реми ван Халст, ― а теперь Британский музей просто отказывается отвечать». В этой связи преподобный отец Жувенру высказывается еще резче: «По-видимому, речь идет о подмене научной истины, чего в науке делать не следует» (307).

Впрочем, сами ответственные за проведение этих тестов в той же публикации признали (хотя и весьма сдержанно), что не очень уверены в ценности проведенной ими работы. На это, правда, не обратили внимания, и кардинал Баллестреро, к сожалению, тоже не принял это к сведению. Относительно проведенной датировки он заявил, что «ее достоверность составляет 95 %». Но этот весьма высокий процент сопровождался «уровнем значимости», который составлял 5 %. Тесты были проведены в одно и то же время, в одних и тех же лабораториях на трех образцах: на ткани, взятой с захоронения в Нубии, на мумии маленькой Клеопатры (умершей в одиннадцать лет в годы правления Адриана (117–138 н. э.) и на фрагменте мантии св. Людовика Анжуйского. Во всех трех образцах опубликованные результаты имели «уровень значимости» соответственно 90 %, 50 % и 30 %. Этот «уровень значимости» соответствует степени совпадения результатов, достигнутых различными лабораториями. Если результаты очень разнятся, делается вывод, что в ходе анализа что-то функционировало не очень хорошо или, быть может, какие-то внешние элементы, сказавшиеся на предмете исследования за все время его существования, исказили полученные результаты и, следовательно, окончательная датировка достоверна лишь в большей или меньшей степени. В случае с плащаницей нам говорят, что при 95 % достоверности мы имеем «уровень значимости» в 5 % (308). Но, сделав повторные вычисления с опорой на те же самые данные, которые были опубликованы в упомянутой статье за подписью, как мы уже говорили, двадцати одного исследователя, ответственного за анализ, инженер Эрнесто Брунати обнаружил, что их выводы ошибочны. На самом деле «уровень значимости» в случае с плащаницей не превышает 1, 04 %! (309).

Это — как, впрочем, и многое другое — наверное, ускользнуло от внимания преподобного отца Мальдаме, который в 1998 году, т. е. через три года после опубликования материалов Римского симпозиума, по-прежнему заявлял, что «самой авторитетной» научной экспертизой, «проведенной по просьбе церковных властей, была радиоуглеродная датировка, выводы которой отвергают подлинность плащаницы, хотя, как во всяком научном измерении, остается допустимая ошибка, которая по данным лабораторий, проводивших экспертизу, составляет 5 %» (310). Мы только что видели, что на самом деле «допустимая ошибка» колоссальная, и после тщетных попыток получить более подробную информацию Эрнесто Брунати задался вопросом, на самом ли деле проверявшиеся образцы были взяты из ткани плащаницы.

Обвинение в подмене образцов кажется невероятным: ведь в таком случае речь идет о вопиющей нечестности и непорядочности. Хотя… (311). Много вопросов остаются без ответа. Почему опубликованные измерения взятых образцов оказались ложными? (312). Почему «углеродники», т. е. специалисты в области датировки углеродом 14, яростно противились тому, чтобы волокна плащаницы подверглись физико-химическому анализу? Уже упоминавшаяся Мари Остервик-Гастуш следующим образом