Бог и сатана. Борьба продолжается - Франсуа Брюн

до нас описям нельзя точно определить, что именно имеется в виду. Речь как будто идет о некоей дощечке с отпечатком головы Христа и следами его крови. Можем ли мы предположить, что плащаница снова была свернута и помещена в деревянный ларец? Согласно каноникам, жившим в Лире, Филипп VI Валуа передал ее Жоффруа де Шарни, но исследования, проведенные Эммануэлем Пуллем, кажутся вполне однозначными: нельзя предположить, что среди прочих реликвий находилась и плащаница (276). Впрочем, в Толедском соборе хранятся некоторые реликвии, подаренные святым Людовиком, и среди них — небольшая часть полотна. Можно было бы предположить, что она принадлежит плащанице, но исследования, недавно проведенные в Толедо испанскими учеными, показывают, что упомянутая часть не имеет к ней никакого отношения (277).

Если предположить, что плащаница хранилась в часовне, то как в таком случае воспринимать письмо Феодора Ангела Комнина папе, в котором он просит вернуть плащаницу, находящуюся, как он считает, в Афинах? Можно просто предположить, что он был плохо осведомлен в истинном положении дел и слишком быстро поверил сплетням, но можем ли мы так же легко отказаться от свидетельства кардинала Бенедикта ди Санта Сусанна и Николая Гидрунтского, которые, как мы видели, заверяли, что плащаницу они видели в Афинах? Впрочем, в других текстах говорится о том, что среди реликвий, полученных от Бодуэна, находилась лишь «часть» плата (partem sudarii) (так недвусмысленно сказано в одном документе 1247 года).

Есть гипотезы (и нельзя сказать, чтобы совсем безосновательные), согласно которым путь плащаницы пролегал через южную Германию (278), что она находилась у катаров (279), была в Венгрии, Испании, на Кипре и т. д. Как бы там ни было, но она прибыла в Лире, в родовое поместье де Шарни. Однако если мы и можем говорить о том, что плащаница действительно принадлежит Христу, то в силу научных доводов, а не исторических. Исторические исследования отвечают лишь на одно главное возражение, а именно на то, что до ее появления в Лире о ней не было никаких свидетельств. Сегодня мы, наоборот, сталкиваемся с их обилием, но также с их неточностью и непоследовательностью, которые создают немалые трудности.

ПЕРВАЯ ДЕМОНСТРАЦИЯ ПЛАЩАНИЦЫ В ЛИРЕ

Можем ли мы сказать, что именно Жоффруа I де Шарни, в полном согласии со своей женой, решил показать плащаницу всем, кто желал ее увидеть? Такое действительно можно предположить, потому что в 1855 году в русле Сены, неподалеку от моста Понт-о-Шанж, была обнаружена оловянная эмблема паломника, происходящая, вероятно, из Лире, — с двойным изображением Христова тела (как на плащанице) и с гербами Жоффруа I и Жанны де Вержи.

Однако несмотря на то, что именно Жоффруа I повелел построить в Лире коллегиальную церковь, ни в одном документе (ни в акте дарения, ни в апробации епископа Труа, Анри де Пуатье, ни в мемориале на его смерть, случившуюся 19 сентября 1356 года) ни разу не упоминается плащаница и не содержится даже никакого намека на нее. Если в ту пору ее уже показывали в Лире, это должно было произойти как раз до его смерти или вскоре после нее. Именно в тот период Анри де Пуатье, наверное, уже высказывал свои сомнения относительно подлинности плащаницы, и тогда же он заставил Жанну де Вержи увезти ее: сначала, вероятно, в замок Монфор-ан-Оксуа, владелицей которого она была, а потом в замок Монфор, где та и находилась с 1360 года по 1389 год. По-видимому, именно с этого года плащаницу снова начали показывать в Лире, что привело к новым протестам — на сей раз со стороны Пьера д’Арси, нового епископа Труа (280).

ВЕРДИКТ ЕПИСКОПА: ЭТО ЖИВОПИСЬ

Протест, высказанный новым епископом, еще долго будет служить аргументом в поддержку противников подлинности плащаницы. Здесь мы снова сталкиваемся со страстным и очень характерным неприятием, о котором я уже говорил в начале книги. Поскольку Пьер д’Арси в своем меморандуме (281) на имя папы Климента VII, заявлял, что изображение Христа на плащанице — всего лишь живопись и даже сам художник уже найден и признался в этом, немало авторов продолжают утверждать, что тем самым вопрос можно считать решенным. Им не хочется даже мельком взглянуть на все те научные исследования, которые были сделаны за несколько лет и которые прекрасно показывают, что утверждение о живописи несостоятельно. Вспоминаю, как в мае 1997 года на международном научном конгрессе в Ницце некий крайне возбужденный субъект, вскочив с места, повторял, что все эти исследования не имеют никакого интереса, потому что в своем время епископ Труа ясно сказал, что речь идет лишь о живописи.

Мы еще поговорим об этих научных работах, которые ясно показывают, что о живописи или какой-нибудь другой искусственной процедуре здесь не может быть и речи. Пока же вернемся к истории плащаницы — такой, какой она является нам лишь в дошедших до нас документах.

И вот что сразу вызывает удивление. По мнению английского историка Яна Вильсона, прежде чем приступить к какому бы то ни было показу плащаницы, всем тогдашним ее обладателям (282) сначала надо было посоветоваться с местным епископом или, по крайней мере, предупредить его об этом, будь то Анри де Пуатье или Пьер д’Арси. Но переговоры на эту тему шли напрямую с легатом «авиньонского папы» Климента VII, т. е. через голову епископа Пьера д’Арси, который горько сетует на это в своих записках. В ходе переговоров, протекавших по-разному, Жоффура II де Шарни никогда не обращается к своему епископу. Он обращается только к Пьеру де Тюри, папскому легату, к самому Клименту VII или к королю Карлу VI. Род Шарни был связан с «авиньонским папой» семейными узами (284), но этого недостаточно, чтобы объяснить позицию, занятую папой, тем более что, почитав меморандум Пьера д’Арси, понимаешь, что у того были веские причины не допускать никаких религиозных церемоний в деревне Лире. Он пишет, что тамошние каноники достаточно осторожны и публично не заявляют, что у них есть подлинная плащаница Иисуса Христа, но в частных беседах не прочь пустить такой слух, так что рано или поздно все в это поверят. Епископа сильно тревожит, как поведут себя люди, когда однажды выяснится, что на самом деле речь идет о подделке.

Однако в этом документе есть нечто, заставляющее несколько усомниться в его весомости: нет сомнений в том, что епископ из Труа предпринимал какие-то действия в адрес папы и короля, вызывая определенную реакцию со стороны Климента II, но вот подлинность этого знаменитого меморандума, напротив, некоторые сомнения вызывает. Единственная рукопись, в которой он представлен, не имеет ни даты, ни подписи, но еще больше удивляет тот факт,