Критика идеологических основ православного монашества - Кирилл Иванович Никонов

епископа Калужского Филарета в 1820 г. возле Оптиной пустыни был основан скит. Сюда в 1825 г. были приглашены «спасавшиеся» в лесу Антоний, Иларий и Савватий. Рославльские подвижники выходили из леса, чтобы взять на себя роль духовных руководителей монастыря. Союз лесных отшельников с церковной иерархией призван был, как и на заре монашеского движения, укрепить церковные институты, сделать их влияние на прихожан более эффективным.

Наиболее значительную роль в насаждении старчества в Оптиной пустыни сыграл старец Леонид (Наголкин, 1788—1841), в схиме Лев. Этот бывший торговец, до того как он в 1829 г. окончательно обосновался в Оптиной пустыни и обрел в ней статус старца, прошел выучку у последователей Паисия Величковского старца Василия (Кишкина), игумена Белобережской обители, и старца Феодора, вместе с которым некоторое время спасался в лесах. Наследовавшие у Леонида роль оптинских старцев иеромонахи Макарий (Иванов, ум, 1860), из дворян, и Амвросий (Гренков, 1812—1894), из духовного сословия, завершили превращение оптинского старчества в важный пропагандистский орган православной церкви.

Не без влияния произведений Ф. М. Достоевского у некоторых наших современников сложилось впечатление о старцах как о подвижниках «не от мира сего», ведущих сурово-аскетический образ жизни, живших чуть ли не в шалашах и ставших олицетворением любви, кротости и милосердия, начисто лишенных мирских страстей. Это впечатление рассеивается, как только ознакомишься с документами, имеющими отношение к жизни старцев.

Вероятно, были среди монахов и отшельники, и «подвижники», и те, кто искренне сочувствовал беднякам и разделял с ними тяготы их жизни, труд и страдания. Что же касается старцев знаменитой Оптиной пустыни, то они жили безбедно, устроены были весьма комфортабельно, получали немало подарков, имели келейников и письмоводителей. Восторги некоторых исследователей «нестяжанием» обители, высокими духовными запросами монахов лишены оснований. К неимущим оптинских старцев отнести никак нельзя. Старец Леонид, у которого хранились деньги монахов, пел хвалу «презренному металлу»: «А деньги-то, — как их не любить. С ними и святым нашего времени хорошо... Вот и богатых как не любить? Ведь и они люди, да еще какие из них бывают!» Неудивительно, что бывший торговец Наголкин не смог освободиться от рецидивов профессиональной терминологии, даже став старцем: «Ребята, за что купил, за то и продавай», — говаривал он своим ученикам.

Сильно преувеличены и- рассказы об аскетических подвигах старцев. «Посмотри-ка, какой я пузан», — удовлетворенно говорил старец Леонид иеромонаху Антонию. «Для отца Леонида, — свидетельствует современник, — построен был особый деревянный корпус проживавшим в пустыни помещиком Александром Иваноничем Желябужским». Амвросий имел тоже неплохое жилище в несколько комнат; в приемной зальце на стене висели портреты императора, митрополитов Филарета и Иннокентия, епископов; в келье — портрет известного реакционера Иоанна, Кронштадтского. Секретарь Амвросия писал письма, келейник читал молитвы и акафисты. С 1888 г. Амвросий стал ежегодно выезжать в Шамординскую женскую обитель, созданную под его непосредственным руководством. Комнату для батюшки, как сообщает его биограф протоиерей Четвериков, «устлали всю коврами, сделали небольшой иконостасец, вставили в окно жалюзи». Старцу настолько понравилась жизнь в женской обители, что с 1890 г. в Оптину он уже не возвращался.

Старцы и «власти предержащие». При чтении отдельных современных статей, посвященных Оптиной пустыни, может сложиться впечатление, что старцы составляли какую-то оппозицию православной церкви и даже были гонимы. Н. А. Павлович, к примеру, писала, что старца Леонида «стали преследовать, грозили Соловками. А он отвечал: «Пою богу моему, дондеже есмь. И в Соловках буду тот же Леонид». Бескорыстный Правдолюбец, не угодный церкви? Обратимся к биографу Леонида. По его славам, «из-за волнений недовольных монахов» старец Леонид был вызван к епархиальному преосвященному Никанору. Выяснив, что старец перед церковью невинен, Никанор ввел его в свой кабинет и спросил, какую пищу ему подать. Дальше предоставим слово самому Леониду: «Отвечаю: ваше преосвященство, я человек ядца и винопийца». «О, это значит, наш брат, — ответил Никанор и приказал келейнику; «Подавай все!»

Тот же биограф живописует нравы в обители. Однажды архимандрит А. застал Леонида с крестьянками. Старец держал в одной руке штоф, в другой — рюмку и, наливая в нее из штофа, подавал одной из крестьянок. «При виде этого, — пишет биограф, — архимандрит остолбенел». Правда, старец сумел оправдаться; он-де лечит больную крестьянку особым, созданным в монастыре лекарством — «горькой водой». Все это характеризует не только подверженность старцев «соблазнам мирским», кстати, и не скрываемую ими, но и вполне дружелюбные их отношения с церковными чиновниками.

О прочном союзе оптинского старчества с православной иерархией свидетельствуют многочисленные награды, пожалованные старцам, их тесные отношения и переписка с церковными сановниками. Старцы были в почете у высшего церковного начальства. Так, когда еще в Валаамском монастыре случились недоразумения между игуменом и старцами, митрополит Московский и Коломенский Филарет и епископ Пензенский Иннокентий выступили в их защиту. «Старцам же передано было, чтобы они были уверены в защите высшего начальства». Старец Макарий в 1853 г. писал, что члены синода и «высокопреосвященные митрополиты» знают Леонида «весьма с хорошей стороны». Сам Макарий был награжден синодом золотым наперсным крестом, что расценивалось как «знак внимания высшего духовного начальства к общелюбимому и почитаемому старцу». В 1857 г. Макарий получил крест в память Крымской войны за «патриотизм»: по словам биографа, Макарий интересовался ходом войны, скорбел при неудаче и радовался при радостной вести. Однако, же письма Макария покажут нам, что войну «патриот» Макарий воспринимал как наказание богом русского народа за грехи: «О делах Европы и войне нынешнего времени рассуждать я не могу, кроме того, что война есть перст божий и бич, наказующий нас».

Не был обойден вниманием начальства и старец Амвросий. Митрополит Филарет в знак благоволения прислал ему «образок нерукотворного Спаса». В 1887 т. «Амвросия посетил великий князь Константин Константинович, который потом относился к нему с любовью». Личную переписку с Амвросием вели многие деятели официальной православной церкви. Взаимосращенне оптинского старчества с высшим церковным начальством подтверждается и таким фактом. Присоединившийся под руководством старца Макария к православию сын московского реформатского священника К. К. Зедергольм, получивший степень магистра в Московском университете, был с 1858 по 1862 г. чиновником особых поручений при обер-прокуроре синода, а в 1862 г. принял монашество в Оптиной пустыни, где благодаря знанию древних языков содействовал изданию аскетической литературы и вел переписку. Старцы пользовались благосклонностью самых реакционных сил. Иоанн Кронштадтский, например, с большой теплотой отзывался о старце Амвросии.

Церковь выражала признательность старцам не только при их жизни, но и после смерти. Это было обусловлено главным образом потребностью в пропаганде охранительных идей. Издавались письма и другие сочинения старцев, воспоминания